Он, Медунов, испытывал не раз стожильную силу бетона, но не хуже того знал никем еще не измеренную силу кипящей воды в Аму-Дарье, опасность ее непредвиденных вывертов; знал сложный и разнообразный мир тугайных берегов. В период застойного мелководья инженер в хлопотах о воде прошел, проехал и проплыл по каналу почти до Захмета, чуть ли не на ощупь проверил все насыпи, быстротоки и запруды. А прошлым летом вместе с женой Лидией Ивановной они совершили на простенькой весельной лодке двухсоткилометровый проплыв по Аму-Дарье от Головного до Чарджоу. Немало полезного, не описанного еще в книгах, узнал Дмитрий Петрович, изучая повадки реки, соизмеряя ее непостоянства и возможности поддержания надежных горизонтов в местах впадения в канал.

Навыки зрелого гидромеханизатора инженер Медунов накапливает и по учебникам, и в черновых будничных тяготах, в том труде, который бывает и незаметным, нудным, но порой с такими романтическими приключениями, что не всякий поверит в их реальность. Тут все важно, за всем нужен глаз, необходимы натренированная годами наблюдательность, жадность к явлениям-загадкам, в которых глубоко скрыта научная основа.

…Дикий кабан — зверь хитрый, пугливый и осторожный. Что же понуждало его устраивать прогулки около человечьих троп, заходить даже в зону сооружений, в опасные для него места? Зря ничего не бывает. Медунов пригласил энергетика Чернявского, такого же, как сам, следопыта, — и они под эскортом пяти собак отправились по тугаям и дженгелям. Кабаньи тропки тянулись в различных направлениях, сходились, пересекали друг друга; в стороне от старых знакомых маршрутов пролегал новый. По нему и решили пройти подальше инженеры. Амударьинские кабаны приспособились к уничтожению некрупной рыбешки в спокойных заливчиках, и оказалось, что хищники открыли для себя дополнительные пастбища там, где на картах значились глубокие и как бы резервные, подпитывающие при нужде канал, водоемы. Влага в них начала испаряться как с жаровен, и для кабанов открылись новые харчевни с богатым рыбным меню. Свиньям — раздолье, а для канала — прямая угроза маловодья.

— Поневоле скажешь спасибо за своевременную услугу, — пошутил на привале у края залива Медунов. — Дикие кабаны стали нашими помощниками.

Шутка оказалась невпопад: внезапная встреча с одним из этих «помощников» едва не стоила жизни… На привале они развели костер, закусили, напились чаю и по разным стежкам решили обойти поросшее камышом топкое место. На широкой луговине Чернявский и повстречался со старым, огромным, гривастым кабаном — секачом, воинственно поднявшим длинные клыки. Расстояние позволяло, и Чернявский, вскинув карабин, выстрелил. Пуля не свалила зверя, но рана в левом боку разъярила его до предела. Брызгая кровавой пеной, пузырившейся во рту, нацелив острые, смертоносные клыки, секач бежал на человека. Чернявский, чтоб быстрее сблизиться, тоже начал двигаться, глядя в немигающие, свирепые глазки кабана. Раздался второй выстрел… На этот раз пуля вошла в лопатку. Зверь на мгновенье остановился, дико взвизгнул и снова устремился вперед. Напрасно Чернявский старался сразить его третьей пулей. Случился перекос патрона, и карабин теперь годился только для рукопашной… От Медунова примчались с лаем собаки и кинулись на окровавленного кабана. Собаки лишь замедляли его движение, но остановить не могли.

Когда Медунов выбежал на прогалину, то увидел, как секач вспорол брюхо третьей овчарке. Поворот тяжелой, клыкастой головы — и четвертый пес полег замертво с выпущенными кишками. Зверь бросился к безоружному Чернявскому и… упал в трех шагах от него. Быстро опустившись на колено, Медунов сбоку выпустил подряд две пули. Трофей был большим, а урок и того больше. Настоящим сражением закончилась мирная разведка дальних водоемов. Нередко случается и такое в работе Медунова.

В один день — и сразу столько известий, да еще каких!

Раненько, солнце только-только всплыло над Аму-Дарьей и заглянуло в ее тайники, — въехали четыре всадника в открытый всем ветрам двор Дмитрия Петровича. Трое остановились около высокой «сейфобани» (сделанной из толстых листов железа, без окон и трубы, с нишей для форсунки), а четвертый, офицер, подъехал к веранде и сразу же был встречен жильцами проснувшегося домика. Гостя провели в комнату, и тут Медунов узнал от начальника заставы, что и выловленный утопленник, и задержанный им «человек с серпом» оказались для пограничников весьма кстати. Командование по всей воинской форме объявило Дмитрию Петровичу благодарность. Офицер с торжественностью и пограничным почетом передал это Медунову, пригласил его в гости на заставу.

— Служу Советскому Союзу! — по-солдатски кратко ответил бывший фронтовой разведчик Дмитрий Медунов.

До вечера он пробыл на воде, измучившись с установкой порванных у землесоса труб для подачи пульпы. Здесь его и разыскал колхозный мираб Эмин-ага, который привез внука на мотоцикле.

— Радио слышал, Петрович? — Не дав опомниться Медунову после бурного приветствия, спросил старик. — Не слышал. Режь барана, на той зови: тебя орденом наградили, Не веришь? Джомот, скажи!

Джомот, широко улыбаясь краснощеким лицом, подтвердил сообщение деда: вместе с другими строителями первой и второй очереди Каракумского канала, наградили Медунова. Казалось, старый мираб был рад больше самого инженера, он подталкивал его в бок кулаком и не переставая говорил:

— Той, той!

Поздравили Медунова командир и багер землесоса, моторист катера, реечники-наблюдатели. Но прежде всех — Эмин-ага. Старик вдруг умолк и усадил инженера на бочку из-под бензина.

— Знаешь еще что, Петрович? — спросил он.

— Не знаю…

— Воду надо мутить!

Дмитрий Петрович с мольбой прижал руку к сердцу, поморщился.

— Недавно мутили, яшули, нельзя так часто.

— Можно! — воскликнул энергично старик. — Мути, Петрович!

Искусственное замутнение воды в некоторых выходах из канала было техническим нововведением Медунова: в зоне нового орошения шло быстрое освоение под хлопчатник целинных залежей, прокладывалось много арыков. От колхозных мирабов Дмитрий Петрович не раз слышал жалобы на усиленную фильтрацию и выход подпочвенных вод. Тогда инженер посоветовал колхозникам в течение нескольких суток пропускать по арыкам воду с повышенным замутнением. Попробовали. Новые арыки словно полудой покрылись — крепко удерживали текучую воду.

— Еще арык к целине подвели? — допытывался Медунов.

— Сразу три прокопали. Новая хлопководческая бригада у нас организована. Мути воду… Арыки открывать надо. Сделаешь?

— Как тебе, Эмин-ага, откажешь! Вон какую весть ты привез. Будет вода, — ответил Медунов.

Мягко покачиваясь в люльке мотоцикла, Эмин-ага сказал уезжая:

— Зови на той, Петрович. С дутаром приеду, песни буду петь для твоих гостей.

В этом рассказе, по существу, нет ничего выдуманного. Автору не понадобилось менять фамилии героев и, тем более, приукрашивать факты. Взяты они из жизни одного морского пограничного поста, охранявшего южное побережье Каспийского моря зимой тысяча девятьсот пятидесятого года.

О новом своем назначении старшина I статьи Виталий Марченко узнал от начальника штаба дивизиона. Капитан 2 ранга Михайлов вызвал старшину к себе, коротко сказал:

— Назначаетесь боцманом в береговую команду.

— Не хочется уходить с корабля, товарищ капитан 2 ранга, — откровенно признался Виталий.

— Понимаю. Сам люблю море. А вот, видишь, приходится быть на берегу. Надо…

Надо так надо. Приставил ладонь к козырьку и попросил разрешения идти.

— Погоди. — Михайлов подошел к старшине и крепко стиснул ему широкие плечи. — Я, между прочим, возражал. Ты же знаешь, что наша команда пловцов остается без опытного тренера. Теперь вся надежда на Имангулова. Справится он?

— Справится, товарищ капитан 2 ранга. Спортсмен неплохой.

— А может, ты и там подберешь себе команду, а? Вот будет сюрприз!