- Те, которые ушли от нас, то есть ушли от революции, не все ушли с арены политической борьбы...- говорит Ленин, беседуя с большевиком Б. Бреславом, бежавшим из сибирской ссылки и появившимся в Париже.- Многие из них пролезают во все легальные рабочие организации, в кружки самообразования, в легальную печать и проводят там свое влияние. Разве не видите, что эти элементы хотят воспользоваться придавленностью и усталостью рабочего класса, чтобы выбить из его рук его основное оружие - революционный марксизм и заменить его любой теорией или философией? Поскольку они выступают часто под флагом революционной социал-демократии и эксплуатируют завоеванные революционной социал-демократией авторитет и доверие в рабочем классе, эти элементы являются опасными агентами буржуазии в наших собственных рядах и внутри рабочего класса. Этой буржуазной агентуре надо дать решительный отпор именно на почве философии...
Вот почему Ленин так торопит издание “Материализма и эмпириокритицизма”. “Всего важнее мне скорый выход книги” [20],- пишет он сестре Анне. “Изнервничался я в ожидании этой тягучей книги” [21],- сообщает ей же Ленин две недели спустя. “Пиши, когда ждешь выхода книги” [22],- запрашивает он еще через два дня. А ее все нет. И Ленин огорчен: “...книга... задерживается издателем до чертиков,., до бесконечности” [23]. Он торопит: “...мне дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее. У меня связаны с ее выходом не только литературные, но и серьезные политические обязательства” [24].
“Политические обязательства” - это бой, который Ленин на предстоящем здесь, в Париже, совещании намерен дать Богданову и его сторонникам.
“Дорогой Володя!-тотчас же откликается на последнее письмо брата Анна Ильинична.- Вчера получила твое письмо от 8.IV и пошла переговорить с издателем. Типография, оказывается, начнет работать с сегодняшнего дня, и сегодня утром он обещал поехать переговорить и поторопить...” [25]
И наступает долгожданный день. “Сегодня получил письмо от 18.IV,- сообщает Ленин в Давос И. Дубровинскому,- что книга моя готова. Наконец-то!.. К 25-26 старого стиля обещают доставить ее сюда” [26].
Как рад Владимир Ильич тому, что вышла наконец книга... Вышла за целый месяц до совещания, созываемого Большевистским центром. “Издано прекрасно” [27],- пишет он матери. И спустя несколько дней - сестре Анне: “...Я доволен изданием” [28].
Книга производит огромное впечатление на ее первых читателей в России. Один из виднейших теоретиков русского марксизма, Ленин, сообщает в “Одесском обозрении” Воровский, выступил против махизма с подробной работой “Материализм и эмпириокритицизм”, в которой подвергает самой бичующей критике учение, являющееся реакционным... Воровский заявляет, что критика “представляет особую ценность для России, где целая серия гг. Богдановых, Базаровых, Юшкевичей, Берманов и Комп., ушедших от исторического материализма, вносит хаос в умы читателей”.[29]
А незадолго до того, как в Париж приходит том “Материализма и эмпириокритицизма”, Ленин узнает, что на Капри под вывеской партийной школы богостроителями и их пособниками создается свой идейно-организационный центр. Сообщают об этом товарищи из Москвы. И Ленин немедленно извещает их: “...ввиду очевидной исключительно тесной связи будущей школы с элементами, проповедующими “богостроительство” или поддерживающими эту проповедь, редакция “Пролетария” признает долгом своим заявить, что ни за большевистский, ни за марксистский вообще характер школы она не ручается” [30].
Гнев Ленина против Богданова, против его единомышленников и без того безмерен. А тут еще эта школа, создаваемая в обход Большевистского центра! Игнорируя его, инициаторы школы, оказывается, организуют собственную партийную кассу, создают свою агентуру. Делают все для подрыва единства партии большевиков.
В этой-то обстановке и принимается решение созвать совещание расширенной редакции “Пролетария”. По существу, созывается и пленарное заседание Большевистского центра, на которое из России прибудут представители крупнейших партийных организаций. Здесь, в Париже, предстоит разработать политику большевистской партии. Предстоит открыто и решительно отмежеваться от отзовистов, от богостроителей. Договориться о том, как бороться с ликвидаторством.
“Мы тем больше обязаны выяснять свои расхождения,- призывает со страниц “Пролетария” Ленин,- что фактически наше течение все больше начинает равняться всей нашей партии. К идейной ясности зовем мы тт. большевиков и к отметанию всех подпольных сплетен, откуда бы они ни исходили. Подменять идейную борьбу по серьезнейшим, кардинальнейшим вопросам мелкими дрязгами, в духе меньшевиков после второго съезда, есть тьма охотников. В большевистской среде им не должно быть места” [31].
Ленин требует “идейной ясности, определенных взглядов, принципиальной линии” [32]. Он утверждает, что, только достигнув такой полной идейной определенности, большевики сумеют и в организационном отношении выступать едино, сплоченно.
Ленин придает в связи с этим большое значение предстоящему совещанию расширенной редакции “Пролетария”. Он подготовляет проекты резолюций, в том числе “Об отзовизме и ультиматизме”, “Задачи большевиков в партии”, “О партийной школе, устраиваемой за границей в NN ”.
Школа в NN - это диверсия раскольников на Капри. Ленин заявляет, что под видом этой школы создается новый центр откалывающейся от большевиков фракции, что ее инициаторы преследуют свои собственные, групповые идейно-политические цели.
Июньским утром 1909 года во французской столице собираются члены Большевистского центра, редакции “Пролетария”, представители петербургской, московской, уральской организаций партии. На этом совещании Ленин выступает по всем вынесенным на обсуждение вопросам. Он зачитывает подготовленные им проекты резолюций. Его поддерживают в том, что большевизм не имеет ничего общего с отзовизмом и ультиматизмом; что отзовистско-ультиматистская агитация - угроза единству партии; “что большевистская фракция должна вести самую решительную борьбу с этими уклонениями от пути революционного марксизма” [33]. Поддерживают участники совещания Ленина и в осуждении богостроителей из группы Богданова, ибо богостроительство, гласит принимаемая ими резолюция,- это “течение, порывающее с основами марксизма, приносящее по самому существу своей проповеди, а отнюдь не одной терминологии, вред революционной социал-демократической работе по просвещению рабочих масс” ... [34]
Ленин выносит на обсуждение совещания и факт организации на Капри так называемой партийной школы.
Участники совещания поддерживают ленинскую резолюцию. Она констатирует: “...в связи с тем, что инициаторами и организаторами школы в NN являются исключительно представители отзовизма, ультиматизма и богостроительства,- идейно-политическая физиономия этого нового центра определяется с полной ясностью” [35].
Как же складывается судьба созданной на итальянском острове русской “партийной школы”? Оправдывается ли характеристика, данная ей Лениным?
Рабочие-революционеры, которых зовут из России на Капри, не догадываются о подлинных целях организаторов школы. Предстоящая поездка кажется им почетной, заманчивой. Однако в некоторых местных организациях относятся к каприйской школе по-прежнему отрицательно. Об этом известно даже охранке. “Доношу департаменту полиции,- пишет в сентябре глава столичного охранного отделения,- что Петербургским комитетом Российской социал-демократической рабочей партии вынесена резолюция: послать людей своих в Каприйскую школу лишь в том случае, если в числе лекторов ее будет и Ленин” [36].
Владимир Ильич, получивший с Капри приглашение, сообщает: “Мое отношение к школе на острове Капри выражено в резолюции расширенной редакции “Пролетария”... На Капри читать лекции я, конечно, не поеду, но в Париже прочту их охотно” [37].
Рабочие, прибывшие из России на Капри, вскоре убеждаются: тут что-то неладно. Они часто ведут между собой споры об оценке русской революции. Распропагандированные руководителями школы, одни утверждают, что революция продолжается, что всюду, где только это можно, следует немедленно начинать вооруженное восстание, организовывать боевые дружины, издавать листовки с призывами к восстанию. Другие же считают эту позицию ошибочной, ибо нынешняя обстановка в России в корне отличается от той, которая была в революционные 1905-1907 годы. “Мы полностью разделяли позицию Ленина: надо перестраиваться и иными путями вести партийную работу, готовя рабочий класс, крестьянство, армию к новой революции, используя легальные и нелегальные возможности, не отрываясь от масс” [38],- расскажет Иван Панкратов, активный участник революции 1905 года, бежавший из сибирской ссылки, чтобы попасть на Капри.
