Сами европейские правители пытались протягивать руки к Африке, однако нередко это заканчивалось для них весьма плачевно.
Достаточно припомнить страшное поражение, которое в октябре 1541 г. испытала экспедиция в Алжире, отправленная императором Карлом V, могущественнейшим властелином колоссальных земель в Европе, когда он пытался разгромить часть африканских племен на их собственной территории. Он отправил в Алжир эту экспедицию потому, что испанцы уже третье десятилетие терпели в Северной Африке одно поражение за другим. В этой экспедиции Карл V потерял 12 тыс. человек, 10 пушек, массу оружия и почти весь флот, перевозивший войска.
Впечатление во всей Европе было огромное. С тех пор и вплоть до начала XIX столетия европейцы уже не помышляли о завоевании Алжира, Марокко, Туниса, Триполи.
Только в самом конце первой трети XIX в., с начала завоевания Алжира, а особенно с момента создания парового военного флота, арабские мореходы перестали быть грозой французского торгового мореплавания. Но это уже выходит из хронологических рамок моих очерков.
Берберийские племена Магреба, или Марокко, живущие в северо-западной части Африки, подверглись, правда, за свое почти двухтысячелетнее существование дважды нашествию (сначала, в VIII в., арабскому, а потом, в XV и XVI вв., турецкому), но оба раза завоеватели не очень далеко проникали в глубь страны. Ислам был внесен в Марокко еще арабами, и после турецкого завоевания марокканские племена признавали константинопольского султана халифом, верховным главой исламизма, но в политическом отношении власть турецкого правительства над Марокко была довольно призрачна.
Возникновение торговых связей между французами и марокканцами относится ко второй половине XVI в.
Французы ввозили в Марокко сукна, полотна, скобяной товар и т. д., а вывозили кожу, шерсть, воск, страусовые перья, медь, олово, финики, а также товары, приходившие в Марокко из Томбукту (слоновую кость, камедь). У французов уже с середины XVI в. развилось как коммерческое, так и политическое соревнование и борьба с испанцами в Марокко.
Марсельские купцы принимали особенно живое участие в этой торговле, но ей уж очень мешало громадное развитие морского разбоя на Средиземном море.
С конца XVII столетия против французов в Марокко выдвигаются новые конкуренты — англичане.
Когда французы в конце царствования Людовика XIV начинают терпеть неудачи, марокканский султан Мула-Исмаил зорко следит за этим, и, например, когда французский посол в начале 1693 г. сообщает султану последнюю новость о том, что французские войска взяли город Намюр, то Мула-Исмаил на это спешит ответить, что ему все известно, но ему известно и другое — англичане разбили французов в морском сражении при Ла-Гуге. И он даже любезно уточняет эту новость, сообщая послу, что французских кораблей взято или потоплено 27.
Марокканские султаны с давних пор боялись французов, как будто предчувствуя, от чьей руки погибнет в далеком будущем самостоятельность Марокканской империи. И все их упование переносилось все более и более на англичан, которые с начала XVIII столетия стали особенно решительно противодействовать всем французским покушениям на Марокко.
Все дипломатические сношения между марокканскими султанами и французскими королями в течение XVI–XVIII вв. сводились к бесконечным переговорам.
То, например, приезжает к Людовику XIV чрезвычайный посол Бен-Аиши н начинает отпускать истинно восточные комплименты вроде того, что как ни глубока и как ни велика река Сена, но если бы ее воды были не водами, а чернилами, так все же их не хватило бы для достойного описания величия и мудрости французского короля; то этот же Бен-Аиши и его государь Мула-Исмаил сердятся зато, что Людовик XIV не любит говорить правду, а все больше лжет.
Обе стороны не доверяли друг другу и подстерегали одна другую. Когда в 1713 г. по Утрехтскому миру[17] англичане захватили на южной оконечности Испании крепость Гибралтар, то одной из основных задач английской политики сделалась охрана Марокко от захвата французами, так как если бы марокканский берег (с Танжером) попал в руки французов, то значение Гибралтара, господствующего над проливом того же наименования, было бы сильно подорвано.
Когда во второй половине XVII столетия после долгих периодов внешних и внутренних бурь французский абсолютизм сильно окреп как внутри страны, так и на международном поприще, он тотчас же начал упорную борьбу всеми, сначала мирными, потом военными средствами против Голландии.
В 1660 г. начинается самостоятельное правление достигшего совершеннолетия Людовика XIV, в 1667 г. Кольбер становится генеральным контролером финансов, а в 1672 г. начинается первая война Франции против Голландской республики. Дело было не только в меркантилистской политике Кольбера, не только в стремлении вытеснить голландские (и вообще чужие) товары из Франции и завести в широких размерах собственную промышленность. Запретительные таможенные тарифы Кольбера в 1667 и следующих годах были началом жестокой таможенной войны с Голландией, так как голландцы отвечали подобными же мероприятиями. Но сама-то эта таможенная война была лишь одной из причин, а не единственной причиной той «настоящей» войны, которая вспыхнула в 1672 г. и уже велась не таможенными ставками, а ружьями и пушками.
Кольбер с горечью жаловался на то, что «из 20 тысяч торговых судов, которые вообще существуют на свете, 15 или 16 тысяч принадлежат голландцам, а всего 500 или 600 плавает под французским флагом». Эти цифры были сами по себе довольно произвольны, да и знать что бы то ни было точнее в этой области тогда было невозможно, но Кольбер был недалек от истины.
Кольбер очень хорошо сознавал и то, что без обширной заморской торговли французская экономика и финансы никогда не станут на ту высоту и не достигнут той устойчивости, о которых он мечтал. А заморская торговля для своего полного развития нуждалась в колониях.
Создать сильный военный флот, завоевать колонии, развить обширную внешнюю торговлю — вот в какой последовательности должны были развиваться планы Кольбера. Еще в первые годы правления Людовика XIV Франция имела ничтожный военный флот численностью до 20 судов. Это число за какие-нибудь 15–16 лет увеличилось без малого в 14 раз: в 1677 г. французское правительство уже располагало флотом в 270 судов.
Когда Людовик XIV начал в 1672 г. войну против Голландии, то эта война, хоть и велась им против целой коалиции, с которой Голландия была в союзе, имела главною своей целью уничтожение Голландии как самостоятельной державы. 6 апреля 1672 г. Людовик XIV объявляет войну Голландии, а уже через какие-нибудь два с половиной месяца голландский «великий пенсионарий» де Витт посылает в Париж специального уполномоченного Питера де Гроота с неслыханно выгодными для Франции предложениями: Голландия отдает Франции город Маастрихт с обширной окрестной территорией и уплачивает издержки за все военные расходы. Но Людовик отвергает все уступки. Ему нужно не это. Ему нужно стереть с лица земли самого сильного промышленного конкурента и самую богатую колониальную державу, ударить по Голландии в Европе так, чтобы она выпустила из своих рук свои владения в Азии.
Когда 10 августа 1678 г. после тяжкой шестилетней войны Голландия заключила в Нимвегене мир с Людовиком XIV, то она хоть и уцелела, но позиция французского короля необычайно усилилась. Он получил большую и богатую провинцию Франш-Конте, сюзеренитет над всей Лотарингией, ряд городов на северо-восточной границе государства.
Людовик XIV смотрел на Нимвегенский мир лишь как на перемирие, которое должно было дать ему удобный плацдарм и достаточно времени для того, чтобы собраться с силами и снова ударить по Голландии.
Штатгальтер, голландский принц Вильгельм Оранский ясно видел, что Голландии непременно предстоит еще страшная борьба за существование. Уже в августе 1686 г., к своему великому счастью ему удалось заключить оборонительный союз с державами, которые в той или иной мере боялись гегемонии Людовика XIV на континенте Европы, — с Австрией, Бранденбургом, Испанией и Швецией. Впоследствии к союзу примкнула и Савойя. Но главная удача всей жизни ждала его впереди.
