Итак, Антанта после этого первого удара не распалась, а как будто укрепилась. В германской националистической прессе, в органах крупных промышленников особенно, говорили о необходимости решительного выступления с целью оторвать Францию от Англии.
Но еще раньше германская дипломатия решила попытаться оторвать от Франции Россию.
5
Мысль о необходимости дать Германии компенсацию за сближение Англии с Францией не оставляла Вильгельма, и на этой почве произошло то событие, которое возбудило в середине 1905 г. много шума и волнения в Европе, долгое время оставалось загадочным не только для широкой публики, но и для руководителей европейской политики и разъяснилось лишь после русской революции, когда были опубликованы документы, относящиеся к вопросу[53].
Дело рисуется в главных своих чертах так.
Воспользовавшись тяжкими поражениями, которые терпела Россия с самого начала войны с Японией, фактической изолированностью Николая II в этот момент, его раздражением против Франции, которая как раз в апреле 1904 г. вошла в дружбу с явным врагом России — Англией, Вильгельм решил попытаться разрушить франко-русский союз. Уже в конце октября 1904 г. Вильгельм писал Николаю II о «комбинации трех наиболее сильных континентальных держав», т. е. России, Франции и Германии. Идея была явно подсказана Фрицем фон Гольштейном, вдохновителем германской политики. «Я был очень удивлен, когда два дня тому назад стороной меня уведомили, что барон Гольштейн. первый советник министерства иностранных дел, желает меня видеть. Вы, конечно, припомните, дорогой граф, что эта важная особа, может быть, истинный вдохновитель политики берлинского кабинета, для официальных послов оставался невидимым…», — так сообщал 27 октября 1904 г. русский посол в Берлине Остен-Сакен министру иностранных дел Ламздорфу. Гольштейн высказал ту же мысль о союзе России, Франции и Германии. Речь шла о том, чтобы Россия и Германия заключили между собой союз, а потом разом предъявили бы Франции требование примкнуть к ним. Что Франция испугается и примкнет, Гольштейн, а за ним и канцлер князь Бюлов и особенно Вильгельм не сомневались. Но если даже Франция и не примкнет, франко-русский союз, острие которого направлено против Германии, будет во всяком случае сломлен безнадежно. Но в России, хотя сам Николай (особенно в 1904 и в начале 1905 г.) склонялся к подписанию договора с Германией, Ламздорф сильно противился, боясь ловушки со стороны Вильгельма: слишком уж ясно было, что главная цель его в затеянном деле — рассорить Россию с Францией. Ламздорф ставил особенно на вид Николаю (см., например, доклад его 15 ноября 1904 г. в «Красном архиве», 1924, V, стр. 22), что ни в каком случае нельзя действовать на Францию «запугиванием», тогда как для Вильгельма именно это и было дороже всего из всей затеи, ибо самая попытка «запугивания» разорвала бы в клочки франко-русский союзный договор. Так дело тянулось до лета 1905 г., когда Вильгельм II во время своей крейсировки в северных водах организовал (внезапно и тайком даже от сопровождавшей его свиты) свидание с Николаем в Бьорке, в Финском заливе. Тут произошла сцена, которую Вильгельм описал в письме к канцлеру Бюлову (это описание было опубликовано только в начале 1926 г.). Ему удалось наконец заставить царя подписать договор. Вильгельму, как он живописует в своем послании к Бюлову, казалось, что на эту сцену подписания договора взирают с небес король Фридрих-Вильгельм III, Николай I и другие члены обеих династий, некогда дружившие между собой (у Вильгельма ни одной попытки слукавить никогда не проходило без этих религиозных и династических чувствительных воспоминаний, если дело касалось именно Николая II). Договор был подписан в Бьорке 24/11 июля 1905 г. с немецкой стороны Вильгельмом, фон Чиршки и Бегендорфом, с русской стороны — Николаем и случившимся тут адмиралом Бирилевым. Самые важные статьи были первая и четвертая. Первая гласила: «В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет ей на помощь в Европе всеми своими сухопутными и морскими силами». Четвертая статья читалась так: «Император всероссийский после вступления в силу этого договора предпримет необходимые шаги к тому, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить ее присоединиться к нему в качестве союзницы». Трудно сказать, понимал ли вполне ясно император Николай И, что он делает, подписывая этот договор. Но Ламздорф и Витте, узнав о происшедшем, пришли в ужас. «Совершенно между нами, — кажется, в Бьорке были несколько настроены и не вполне дали себе отчет в истинных целях императора Вильгельма: совершенно разрушить франко-русский союз и получить возможность окончательно скомпрометировать нас в Париже и Лондоне. Россия изолированная и неизбежно зависимая от Германии — вот его давняя мечта», — так писал Ламздорф русскому послу в Париже Нелидову 28 сентября 1905 г. Из разговоров с Рувье, председателем французского совета министров, Нелидов, с своей стороны, убедился, что Франция ответит категорическим отказом в случае, если ей решатся предложить присоединиться к союзу Германии и России. Положение делалось совсем невозможным: как было перешагнуть через этот Рубикон? Ламздорф так обозлен был на Николая II, поставившего его в нелепое положение, что уже не давал себе труда скрывать это. «Я должен вам сообщить, — писал он снова Нелидову 9 октября 1905 г., — что вот уже почти год, как император Вильгельм твердит нашему бедному, дорогому августейшему монарху о необходимости подписать им вдвоем договор об оборонительном союзе и обязать Францию как нашу союзницу примкнуть к нему. Мне удалось воспрепятствовать этой грубой попытке, дав понять императору, что главная, если не единственная, цель Вильгельма заключается в том, чтобы поссорить нас с Францией и за наш счет выйти самому из состояния изолированности». Аргументация Ламздорфа и Витте возобладала, и Николай дал знать Вильгельму, что если Франция не пожелает примкнуть к Бьоркско-му договору, то этот договор не может иметь силы, а должен быть изменен, именно статьи 1-я и 4-я. Но Ламздорф не желал даже и предлагать Франции официально что бы то ни было подобное: «Я не скрыл от его императорского величества, что его вынудили сделать почти невероятное и что обязательства, которые он на себя принял, находятся в «неблаговидном противоречии» (кавычки Ламздорфа, — Е, Т.),принятом на себя по отношению к Франции его августейшим отцом в 1891–1893 гг.». Ламздорф был раздражен до крайности. «Вот, милейший Александр Иванович, та новая передряга, в которую мы ни за что ни про что ввязались после стольких странных авантюр последних двух лет. Можете себе представить, насколько все это утешительно! — так писал министр Нелидову. — Но надо постараться выпутаться с наименьшим ущербом. Несомненно, что императора Вильгельма взбесит это отступление, и не постарается ли он, с отличающей его неразборчивостью в средствах, наделать в Париже и Лондоне разоблачений, вредных для России?» Вильгельм действительно был сильно разочарован отступлением Николая и силился доказать ему (телеграмма от 29 сентября 1905 г.), что «обязательства России по отношению к Франции могут иметь значение лишь постольку, поскольку она (Франция) своим поведением заслуживает их выполнения»; он указывал также, что сам «Бог был свидетелем» того, что они с Николаем подписали в Бьорке: «Что подписано, то подписано!». Но решительные выступления Ламздорфа и Витте повлияли на Николая.
Дело провалилось безнадежно, и Вильгельм уже с начала октября 1905 г. знал это вполне точно: ведь русское правительство отказалось даже вести сколько-нибудь официальный разговор с французами, даже не осмеливалось показать им текст Бьоркского соглашения. Еще в октябре и ноябре продолжалась кое-какая переписка, но уже ни малейшего реального смысла и значения она не имела. Последнее письмо Вильгельма к Николаю II, где еще упоминается о Бьорке, относится к 28 ноября 1905 г. Но Вильгельм тут уже не льстит себе надеждами на успех. Он только скрывает свое раздражение, предаваясь явно фантастическим «воспоминаниям» об Александре III (который, как известно, совсем не выносил Вильгельма II, питал к нему болезненную антипатию и даже не давал себе труда скрывать это): «Твой дорогой отец… притом находился со мной в очень дружеских и близких отношениях. Например, во время маневров около Нарвы он откровенно высказал мне свое отвращение к французскому республиканскому строю, высказывался в пользу восстановления монархии в Париже и просил меня помочь ему в этом». Эта явная и курьезная выдумка (как всегда у Вильгельма, наивная и шитая белыми нитками) имела, конечно, целью укорить Николая за то, что он не хочет идти по стопам отца и не хочет «тоже» вместе с Вильгельмом «запугивать» Францию.
