В течение почти всего XVI столетия вплоть до отпадения Голландии от испанской монархии, даже до гибели (в 1588 г.) «Непобедимой армады» и в течение еще нескольких лет после этих двух событий колоссальная испанская держава и соединенная с ней тесными узами и солидарными интересами (Тордесильясским «разделом мира») Португалия представляли собой такую внушительную силу, что ни Англия, ни Франция, ни Нидерланды до революции и подавно во время революции не могли и думать предпринять против обеих держав Пиренейского полуострова открытую борьбу на океанах и в далеких колониальных владениях с целью хотя бы настоять на своем праве тоже заводить колонии и фактории в Южной и Центральной Америке, в Индии и на островах, где уже побывали испанцы и португальцы.
Но Англия, Франция и Нидерланды ни за что не желали мириться с этой испано-португальской монополией.
С одной стороны, в течение всего XVI в. в названных странах, как было уже отчасти показано, особенно в Англии, не перестают ломать себе голову над поисками нового, непортугальского морского пути в Индию, посылают экспедиции в обход Северной Азии и Северной Америки, мечтают подойти к вожделенной Индии и островам Индонезии с той стороны, где их не смогут уничтожить ни в пути, ни по прибытии ненавистные португальцы и испанцы. С другой стороны, возникает и утверждается практика перехвата испанских и португальских товаров на море во время их перевоза по океану из Америки и Индии в Европу. Этим делом занялись пираты.
Пиратство, как известно, — одна из древнейших «профессий». Но пиратов XVI–XVII вв. так же нельзя сравнивать, скажем, с теми пиратами, которых перевешал в свое время Цезарь и с которыми боролся Помпеи, как ненаучно сравнивать «колонии» Древнего Рима с колониями Испании, Португалии, Англии, Франции, Голландии. Пираты XVI–XVII вв. — это пионеры, добровольцы, «вольные стрелки», лазутчики и деятельные борцы, делающие дело, нужное купечеству и стоящему за купечеством правительству их страны. Правда, многие из них увлекаются и грабят иной раз подвернувшееся под руку судно собственной страны, а их самих, если только подвернутся после этого под руку, вешают за это на реях, но, если они избегают подобных увлечений или, во всяком случае, действуют с должной осторожностью, их приветствуют сограждане, им устраивают триумфальные встречи, их ласково принимают короли и королевы, с ними делит добычу королева Елизавета Английская, их возводят в сан баронетов, им дают должности губернаторов.
Присмотримся ближе к этому крайне важному феномену экономической действительности XVI–XVII вв.
Пиратство составляет в XVI, XVII, XVIII столетиях очень заметную часть того общего исторического фона, на котором перед нашим взором развертывается история европейского капитализма, пустившегося в заморские предприятия. Ни вся история европейской торговли, ни история колониальных захватов и борьбы за колонии просто непонятны, если не отдать себе полного отчета в том, чем было пиратство в эти 300 лет.
Надо, прежде всего, настойчиво обратить внимание читателя на то, что почти во весь этот период и уже, во всяком случае, приблизительно до половины XVIII в. пираты европейских, американских и азиатских морей были двух категорий: 1) специалисты, видевшие в этом занятии свою единственную жизненную карьеру; 2) судовладельцы и купцы, усматривавшие в морском разбое подсобный промысел, полезно разнообразивший их коммерческую деятельность. Ни предки финансовых королей нынешнего лондонского Сити или амстердамской биржи, ни их ныне здравствующие потомки не любили прежде и не любят теперь вспоминать об этой стороне «первоначального накопления» своих миллионов и делиться семейными документами этого рода. Иначе {в наши неспокойные для этих господ времена) очень осложнилась бы их идейная борьба в защиту извечных, неприкосновенных прав частной собственности против справедливых посягательств.
Пиратское происхождение некоторых теперь еще существующих больших состояний в Англии, Южной и Северной Америке и т. д. тем не менее не подлежит сомнению. Делалось это так. Купеческое судно отплывало с товарами для далеких стран. Если торговое предприятие было большим и богатым, то на судне оказывалась и довольно большая команда в 30–40, а то и больше человек и достаточное количество огнестрельного и холодного оружия. Такой вооруженный «купец» (технический термин для торгового судна), отойдя на известное расстояние от берегов родины, зорко следил, не попадется ли навстречу другой «купец», поменьше и послабее, чем он, и, по возможности, чужого происхождения (со своими дело могло впоследствии принести неприятности). Встретив подходящее судно, вооруженный «купец» его останавливал, брал на абордаж и грабил. Экипаж в лучшем случае спускался в шлюпках в море, а чаще всего выбрасывался в море без шлюпок, и наш «купец» продолжал путь. Он, обыкновенно, вовсе не отклонялся для этих подвигов от прежнего, предуказанного торговыми целями маршрута, и в этом-то и сказывался случайный, побочный, «совместительский», так сказать, характер такого морского разбоя. Делу (т. е. коммерции) было время, а потехе час, и вооруженный «купец» в этом смысле из пиратства дела не делал, но и от дела не бегал. Сплошь и рядом случалось, однако, так, что эти попутные разбои приносили больше чистого барыша, чем непосредственная «легальная» коммерческая сторона всего предпринятого рейса. Часть доходов, добытых разбоем, распределялась между капитаном и командой, остальная доставлялась хозяевам, правительству. Рекомендовалось избегать легкомысленного риска, поэтому «купец» нападал лишь на явно более слабые и хуже защищенные суда, а при встрече с кораблем сколько-нибудь серьезных размеров салютовал ему встречным сигналом и мирно продолжал путь. Если оба рейса (туда и обратно) были особенно продуктивны в смысле этих непредвиденных сверхсметных доходов, правила хорошего тона и благоприличия требовали, чтобы по возвращении домой купец-судохозяин и капитан пожертвовали солидную сумму на украшение и благолепие местных храмов, на помощь бедным, наконец, на массовые городские увеселения, чтобы они вообще кое-что уделили от своих щедрот как для спасения души, так и на пользу сограждан.
Были целые купеческие династии, которые в конце концов сочли нецелесообразным дилетантское и неорганизованное ведение таких операций и решили именно морской разбой поставить в центре своей экономической деятельности. Оговариваюсь: пираты этого происхождения, у которых морской разбой вырос, так сказать, органически из их чисто торговых путешествий и постепенно из побочного занятия повысился в ранг основной специальности, ничего общего не имеют в смысле социального происхождения и классового облика с той главной массой пиратов, о которых речь у нас будет дальше.
Возьмем для иллюстрации этого своеобразного явления семью баронета сэра Джона Киллигрью, вице-адмирала королевской эскадры в Корнуэлсе и губернатора укрепленного прибрежного замка Пенденис. Это были купцы, вышедшие в дворяне и продолжавшие заниматься сначала купечеством пополам с пиратством, а потом пиратством пополам с государственной службой. Их потомки до наших дней заседают в палате лордов, и между членами этой семьи были и министры, и епископы, и генералы. Сэр Джон Киллигрью был сыном купца-пирата и сам в свободное от служебных занятий время занимался тем же.
Дело было во времена королевы Елизаветы, во второй половине XVI в., в героические времена владычества пиратов на всех омывающих Англию морях. Семья Киллигрью держала в страхе и повиновении юго-западный берег Англии, т. е. весь Корнуэлс и Девоншир, и противолежащий берег, юго-восточный берег Ирландии — Корк, Уотерфорд, Керри. У них была целая флотилия и всюду свои агенты. Они старались, по возможности, не грабить англичан, особенно местных, но зато всем прочим спуска не давали. Киллигрью создали целое акционерное общество, конечно не давая делу излишней огласки. Родовой их замок был за городом Фалмут (в Корнуэлсе), на берегу моря. Они принимали у себя всю местную знать, которая всячески добивалась, чтобы Киллигрью допустили ее хоть на паях участвовать в организованном морском разбое. Капитаны судов, служившие этой семье, получали '/ 5награбленной добычи, 4/ 5шло семье Киллигрью, которая уже выделяла должные паи (смотря по вложенному капиталу) тем или иным участникам. Знаток и исследователь истории английского пиратства Филипп Госс говорит даже о «синдикате» Киллигрью, но он неточен в терминах, это был не синдикат, а, скорее, общество на паях с «ограниченной ответственностью» (limited), т. е. в случае неудачи его участники теряют только пай, не отвечая иным своим имуществом. Впрочем, неудач было очень мало, и счастливцы, которых семья Киллигрью принимала в долю, богатели не по дням, а по часам. Конечно, случались и неприятности, но это бывало лишь изредка, когда уже не прямой коммерческий расчет, а спортивное, так сказать, чувство заставляло иных членов этой семьи переходить пределы должной осторожности. Видит, например, однажды (в январе 1582 г.) старая леди Киллигрью из окон своего приморского замка, что в Фалмутский порт вошло, скрываясь от бури, большое ганзейское торговое судно. Мужчин дома не было, они были все на своей работе, далеко, и скучавшая дома старушка решила действовать по собственной инициативе. В ту же ночь она, лично предводительствуя баркой, куда посадила вооруженных людей, подкралась и напала на ганзейцев врасплох. Ганзейцы (кроме случайно находившихся на берегу в эту ночь) были все перебиты и выброшены в море, их судно отведено по приказу леди Киллигрью в укромный уголок на берегу Ирландии, а сама старая леди с обильной добычей вернулась на заслуженный покой доканчивать ночь в своем замке. Но дело было слишком уж дерзким, уцелевшие подняли шум, выставили свидетелей, и старую леди с ее соучастниками отдали под суд. Двух из них по приговору повесили, а старушке, которую тоже чуть-чуть не повесили, смягчили в последнюю минуту меру наказания.
