3
Выступление Турции и роль, которую суждено было сыграть вопросу о дележе турецкой добычи в дипломатии союзников, освещены теперь весьма ярко не столько мемуарной литературой, сколько тремя сборниками секретных документов, выпущенными в последнее время в России. Отсылая к этим сборникам документов всех желающих ознакомиться с деталями вопроса о Турции во время войны, я тут и в дальнейших главах отмечу лишь основные пункты, которые читатель не должен забывать ни на минуту при изучении этой важной стороны мировой войны.
Младотурецкое правительство в момент начала мирового конфликта было под живым впечатлением второй балканской войны, когда ему посчастливилось вернуть только что потерянный Адрианополь. Теперь туркам казалось совершенно необходимым воспользоваться новой, несравненно более грандиозной войной, чтобы, выгодно продав свое участие в военных действиях или свой нейтралитет, в еще большей степени поправить свои дела и вернуть возможно больше из своих утраченных владений. Но кому продать? Германии или Антанте? Вопрос этот, как оказывается теперь из упомянутых документов, вовсе не был настолько уж предрешен в пользу Германии, как до сих нор можно было думать. Энвер-паша, военный министр и фактический глава правительства, официально заявил 9 августа 1914 г. (т. е. спустя 6 дней после подписания тайного договора с Германией) русскому военному агенту, генералу Леонтьеву, что он, Энвер, стоит за союз с Россией, и «поставил вопрос ясно и коротко»: турки немедленно убирают свои войска с кавказской границы, собирают сильную армию во Фракии и «ставят ее в наше (России) распоряжение, с готовностью двинуть ее против любого из балканских государств, в том числе против Болгарин или совместно с ними против Австрии. В день, когда будет установлено соглашение, он обязуется удалить с турецкой службы всех немецких офицеров. В заключение Энвер-иаша ставит условие: возвращение Турции западной Фракии и Эгейских островов и заключение с Россией оборонительного союза на срок от 5 до 10 лет, дабы Турция могла быть обеспечена от мести своих соседей на Балканском полуострове».
Энвер развивал эти мысли подробно, и генерал Леонтьев «вынес убеждение, что дело может быть сделано, если только решение будет принято немедленно»[81]. Но напрасно посол (Гире) изо всех сил торопил Сазонова с ответом на это предложение, понимая огромную его важность для России. Сазонов ничего в этом не хотел понимать, утверждая, что «с военной точки зрения Турция не составляет в настоящее время особой угрозы» (телеграмма 9 августа). Новые и новые телеграммы Гирса подтверждали, что уже и великий визирь повторяет предложение Энвера (11 августа). Сазонов на все это либо ничего не отвечал, либо отказывался согласиться на требуемые территориальные приобретения Турции за счет Болгарии. Повторялась история 1902 г. с маркизом Ито, приехавшим в Петербург предлагать японский союз России. В Петербурге тогда мечтали о Корее, союз с Японией мог бы воспрепятствовать осуществлению этой мечты, поэтому решено было медлить, не говоря Ито ни да, ни нет; при этом упустили из виду, что он ждать не будет, и если ему откажут в Петербурге, то он поедет за союзом в Лондон (что и случилось). В августе 1914 г. Сазонов и те, кто стоял за ним, тоже вообразили, будто теперь можно, ничем не обязываясь перед Турцией (ее предполагалось со временем разделить и водрузить крест на св. Софии), неопределенное время кормить Энвера и великого визиря неопределенными заявлениями. «Имейте в виду необходимость в переговорах с Энвером выигрыша времени», — советует Сазонов Гирсу 10 августа в ответ на все тревожные, взволнованные, торопящие призывы русского посла. Не получая ответа на повторные свои предложения, великий визирь и Энвер-паша, конечно, круто повернули в другую сторону: соглашение с Германией, уже давно намеченное и даже подписанное, стало фактом[82]. Оставаться нейтральными турки никак не могли и не хотели: ведь нежелание России взять их протянутую руку могло знаменовать только одно — расчленение Турции после войны, все равно, будет ли Турция нейтральна или нет (в этом отношении всем уверениям Антанты насчет будущей неприкосновенности Турции Энвер нисколько не верил). И прежде всего отныне только от союза с Германией они можно ждать желаемого приращения их владений. Таким-то образом завоевательное фантазерство и полнейшее непонимание положения со стороны руководителей русской дипломатии ускорили создание нового против России далекого фронта на кавказской границе и окончательно закрепили за Германией драгоценного союзника. Франция и Англия изо всех сил старались удержать Турцию от выступления. Франция боялась за свои капиталы, вложенные в Турцию, да и традиционно она была против раздела Турции, потому что значительно меньше Англии и России могла получить от этого раздела. (А что Турции после победы Антанты непременно грозил раздел, в этом — в случае выступления Турции — не было никаких сомнений ни у кого уже в 1914 г.) Что касается Англии, то для нее тоже все выгоды будущего раздела Турции не уравновешивали многообразных опасностей и затруднений, вытекавших из немедленного выступления Турции на стороне Германии. Эдуард Грей инструктировал и в августе, и в сентябре, и даже в октябре, уже накануне выступления турок, британского представителя в Константинополе, чтобы он шел на все уступки, делал все зависящее, лишь бы избежать разрыва с Турцией. Но после отказа России вступить в союз с Турцией Энвер-паше и остальным членам турецкого правительства уже казалось бесполезным дальше вести переговоры с Антантой. В течение всей второй половины августа, всего сентября, начала октября непрерывно подвозились в Турцию из Германии и Австрии предметы военного снаряжения. Еще 10 августа германские военные суда «Гебен» и «Бреслау» прибыли в Дарданеллы. Это круто меняло соотношение морских сил на Черном море в пользу Турции и Германии и еще более ускоряло выступление Турции. «Гебен» и «Бреслау» были выпущены из Средиземного моря благодаря непростительной (признанной французами) небрежности французского адмирала Буэ де Лапейрера; присутствие этих судов (на которых осталась немецкая команда) сильно стесняло действия русского флота на Черном море в течение всей войны. 29 октября 1914 г. Турция сочла свои приготовления законченными: два турецких миноносца проникли в одесскую бухту и потопили русскую канонерку. На другой день державы Антанты прервали дипломатические сношения с Турцией, и 31 октября Гире покинул Константинополь; 1 ноября то же самое сделали французский посол Бомпар и английский Маллет. Жребий Турции был брошен.
С этого времени тайные и оживленные переговоры о Турции не прекращаются между союзниками. Выступление турок, правда, создавало новые и громадные трудности для России во время воины, открывало новый фронт, раздробляло русские силы, но и будущая добыча обещала быть очень значительной. Особенно широкие перспективы открывались отныне перед Англией и Россией. Раздел азиатской Турции и изгнание турок с Балканского полуострова — таковы должны были быть, по мысли дипломатов Антанты, новые задачи и цели, которые отныне ставила война. Когда в начале третьего месяца войны с Турцией русские войска нанесли туркам (в первых числах января 1915 г.) серьезное поражение при Сарыкамыше, эти проекты о дележе стали приобретать особенно оживленный характер. В эти первые месяцы 1915 г. при почти полной неподвижности западного фронта русская армия одна воевала со страшными потерями в боях при самых тяжелых условиях и с Германией, и с Австрией, и с Турцией. Попытка союзников (в феврале и марте) овладеть с моря Константинополем потерпела неудачу. Союзники и не могли еще и не хотели перейти сами в сколько-нибудь энергичное наступление, и немецкое командование поэтому могло подготовить большую операцию, которая должна была, как надеялось германское правительство, вывести Россию из войны и освободить германский восточный фронт. Это уже было нечто обратное плану Шлиффена, провалившемуся в 1914 г. Теперь нужно было все свободные силы направить против России, вынудить ее к миру и тогда обрушиться на Францию. Те, кто не мечтал о сепаратном мире с Россией, надеялись все же на решительное ее ослабление на весь оставшийся период войны. К середине апреля 1915 г. громадный кулак армий, с избытком снабженный артиллерией, был собран у Горлицы под начальством генерала Макензена. В первую очередь решено было изгнать русские войска из завоеванной ими Восточной Галиции и Буковины.