Зашатавшись, я чуть не упал, что-то крича. Беззвучно, из-за нового приступа рыданий. Ствол соскочил с подбородка. Я промазал. Еще раз, теперь поближе.

В горле захлюпало. Небольшая слабость – и я упаду в океан рыдания, о котором пели сонгспиры. Рот открылся сам собой. Наверное, чтобы выкрикнуть часть этой боли. Но боль слишком велика, чтобы выйти. Я смолчал, и боль осталась внутри.

Спотыкаясь, Вонгсават сама шла ко мне. Развернувшись, я перехватил ее. Лицо с полными слез глазами. Я попытался ее оттолкнуть, но Вонгсават, рыдая, прижалась ко мне. От выстрела тело содрогнулось, и она упала назад, на труп Сунь.

По другую сторону от двух тел стояла Вордени. Она глядела на меня в упор.

Снова черные тени. Крики. Крылья метались над нами, и я чувствовал, что внутри уже плачу.

– Нет, – сказала Вордени.

– Кометы, – закричал я, стараясь перекрыть шум. – Они уйдут. Нужно просто…

Что-то выжало из меня настоящие слезы, и я опустился на пол, сосредоточиваясь на своей боли, словно пьяный на пустой бутылке.

Сунь – убита своей рукой уже второй раз.

Сян – размазан по полу у входа в причальный порт. Стек не найден.

Крюиксхэнк, порванная на части. Стек не найден. Разрубленный торс Хансена.

Список бесконечен. Как лента, раскрученная во мне. Как змея в смертельном танце.

Зловоние лагеря, откуда я забрал Вордени. Дети, живущие под стволами роботов и под командой человеко-компьютера, существующего непонятно для чего.

Госпитальный корабль, зависший в пространстве над полями смерти.

Взвод, падающий под ударами «умной» шрапнели.

Два года в мясорубке на Санкции IV.

До этого – корпус Посланников.

Иненин, Джимми де Сото и другие, чей мозг взорван вирусом Ролинга.

До этого – иные миры. Иная боль, по большей части – не моя. Смерть и отставка из корпуса.

До этого – годы на Харлане. Детство и моральные травмы, полученные в трущобах Ньюпеста. Спасительное бегство во флот Протектората. Военная служба.

Жизнь ненормальных. Жизнь, проведенная в грязи и унижениях. Борьба с болью, смена тел и ожидание в хранилище. Ожидание того, что не придет.

Над головами марсианских мумий кружила и кричала их боль. Я чувствовал, как рвется из груди мой собственный крик, и знал, что он разорвет меня, выйдя наружу.

А потом – выстрел.

А потом – темнота.

Я падал в нее с благодарностью. Надеясь, что черные призраки неотмщенных мертвецов не станут следовать за мной.

На берегу холодно. Приближается шквал ветра, несущего черную радиоактивную пыль вместе с зарядами грязного снега. Ветер струями мечет эту смесь на измятое морское покрывало. На песок лениво набегают волны, и на фоне хмурого неба струится зеленая вода.

Сгорбившись, натягиваю куртку на плечи. Пряну руки в карманы. От резкого порыва ветра закрываю лицо.

Недалеко, на пляже, горит костер, и я вижу фигуру человека, одиноко сидящего у огня. Он закутан в одеяло. Сам не желая того, я направляюсь к человеку. Как бы там ни было, огонь обещает тепло, и больше идти некуда.

Ворота закрыты.

Это звучит неправильно, и то, что я точно знаю, по какой-то причине не может быть правдой.

Пока…

Я все ближе, и беспокойство нарастает. Закутанная в одеяло фигура остается неподвижной. Сперва кажется, что фигура враждебна, но вдруг это заблуждение уступает место страху встретить того, кого я уже знаю. Того, кто умер…

Умер подобно всем, кого я знал.

Я вижу, как в пламени за сидящей фигурой из песка вырастает какая-то структура – огромная и напоминающая крест конструкция. На ней находится что-то неуловимо знакомое. Ветер и моросящий дождь со снегом не дают разглядеть странный объект.

Вой ветра, точно плач, тоже напоминает что-то, знакомое и пугающее.

Подхожу к огню и сразу чувствую на лице его тепло. Вынув руки из карманов, протягиваю их вперед.

Фигура шевелится. Я стараюсь не замечать. Я не хочу этого замечать.

– А-а, кающийся грешник…

Семетайр. Куда делся его сардонический тон? Возможно, он больше не нужен? Взамен появилась другая интонация – участие. Великодушная симпатия того, кто победил в нашей игре. Чей доход позволяет забыть о сомнениях.

– Что? Он смеется.

– Уже смешно. Почему не станешь на колени и прямо в костер? Будет еще теплее.

– Не настолько продрог.

Я отвечаю, в самом деле дрожа и боясь взглянуть на его лицо. В свете пламени глаза Семетайра сверкают. Он все знает.

– Ты долго шел, волк из «Клина», – мягко сказал он. – Теперь можешь не торопиться.

Сквозь растопыренные пальцы я смотрю на пламя.

– Ты ждешь меня, Семетайр?

– Да неужели. Чего я хочу? Сам знаешь, чего я хочу.

Сбросив одеяло, он величественно встает во весь рост. Фигура Семетайра куда выше той, что я помню. Потрепанное пальто хорошо сидит. Он надевает цилиндр, небрежно сбивая на затылок.

– От тебя нужно то же, что от всех.

– А что это?

Киваю в сторону того, что распято на кресте прямо за ним.

– Это?

По-моему, Семетайр выбит из колеи. Такое я вижу впервые. Мне кажется, он немного смущен.

– Ну-у… Скажем, это альтернатива. Возможная альтернатива. Хотя не думаю, что ты захочешь…

Смотрю на неясные очертания того, что висит на конструкции, как вдруг оно оказывается хорошо различимым сквозь ветер, и морось, и радиоактивные осадки.

Это я сам.

Закрепленная на кресте сеткой, мертвенно-серого цвета плоть вдавлена в проволоку. На жесткой конструкции тело обвисло, и голова тоже бессильно опущена вниз. Над лицом поработали чайки. Глазницы пусты, а щеки уже превратились в лохмотья. На лбу белыми пятнами зияет кость.

Там, должно быть, холодно, отстранение думаю я.

– Я тебя предупреждал. – В его голосе появляются знакомые насмешливые ноты. И нетерпение. – Это альтернатива. Полагаю, ты согласишься: здесь, у огня, намного лучше. И здесь еще кое-что.

Раскрыв заскорузлую ладонь, он показывает лежащий на ней стек. К. металлу пристала свежая кровь, плоть и кусочки кости. Взявшись рукой за шею, я обнаруживаю грубой формы отверстие. В дыру под основанием черепа с ужасающей легкостью входят мои пальцы. Я чувствую скользкое и упругое вещество своего мозга.

– Видишь? – говорит Семетайр почти сочувственно. Я вынимаю пальцы из раны.

– Семетайр, где ты достал это?

– О-о, найти нетрудно. Особенно на Санкции IV.

– А Крюиксхэнк? Она у тебя? – спрашиваю я с неожиданным приливом надежды. Он слегка запинается. Потом кивает сам себе.

– Ну разумеется, когда-нибудь наверняка… Когда-нибудь.

Повторение звучит фальшиво. Будто попытка меня убедить. Надежда умирает и тает.

– Значит, потом, – говорю я, еще раз протягивая руки к пламени. Ветер бьет мне в спину.

– О чем ты?

Звучащий после этих слов смех кажется не менее натянутым. Я едва улыбаюсь. Старая боль, но теперь она странным образом успокаивает.

– Я ухожу. Мне нечего здесь делать.

– Уходишь?

Голос становится угрожающим. Он держит стек большим и указательным пальцами, и в отсвете пламени металлическая поверхность становится красной.

– Тебе некуда идти, мой ручной волчонок. Останешься здесь. Есть вопросы, и их нужно решить.

На сей раз смеюсь я.

– Убирайся из моей головы, Семетайр!

– Ты. Останешься. Здесь.

Сквозь пламя его рука тянется ко мне.

В моей руке появляется «Калашников». Автомат тяжелый, магазин полон. Ладно, тебе ли не знать. Говорю:

– Короче, я передам Хэнду твой привет.