— Вы боитесь одной-единственной планеты?

— А почему бы и нет? На каком уровне находится наука? Роботы способны на неожиданные вещи.

— Да какая там наука! Они же не металлические супермены. Это слабые протоплазменные создания, жалкое подобие настоящих людей, снабженные позитронным мозгом, сконструированным с целью изучения упрощенного набора законов человеческой психики. Если вас пугает само слово «робот»…

— Нет. Но я говорил с Теором Реало. Он ведь единственный, кто их видел, знаете ли.

Председатель про себя крепко выругался. Вот что получается, когда слабоумный профан путается под ногами в болтает всякую чушь направо и налево.

— Мы подробно расспросили Реало и тщательно проанализировали его рассказ. Уверяю вас, беспокоиться не о чем. Эксперимент настолько академически традиционен, что мне не потребовалось бы и двух дней на его изучение, не будь материалы столь обширны. Из документов следует, что идея состояла в создании позитронного мозга с использованием одной-двух несколько модифицированных фундаментальных аксиом психологии. Мы еще не успели выяснить все подробности, но они вряд ли особенно изменят картину: это был первый эксперимент подобного рода, и даже легендарным психологам древности приходилось продвигаться вперед постепенно, шаг за шагом. Повторяю вам, сконструированные ими роботы не супермены и не дикие звери. В этом я как психолог готов поручиться.

— Но, простите, я тоже психолог. Боюсь, по большей мере практик, но все-таки. Ваши несколько модифицированные аксиомы! Возьмите, к примеру, воинственность. Термин не научный, ну да это неважно. Вы понимаете, что я имею в виду. Люди всегда были воинственны, но воспитание искоренило агрессивность. Стабильная экономическая и политическая система не поощряет столь бесполезного расходования энергии. Агрессивность не является фактором выживания. А теперь представьте, что эти роботы воинственны. Да-да, представьте, что за тысячелетия, пока они находились без присмотра, произошел сбой, в результате которого они стали намного более агрессивны, чем предполагали их создатели. С ними, пожалуй, будет довольно неприятно иметь дело.

— Представьте, что все звезды в Галактике одновременно превратились в сверхновые. Не стоит ли нам начать беспокоиться и об этом?

— И еще, — Марри проигнорировал жесткий сарказм собеседника, — роботы понравились Теору Реало. Они симпатичны ему более, чем настоящие люди. Там он чувствовал себя на месте, а ведь мы знаем, что в собственном мире он не мог найти себе применения.

— Но какое это имеет значение? — удивился председатель.

— Разве вы не видите? — поднял брови Уинн Марри. — Роботы понравились Теору, потому что он такой же, как они. Могу дать вам гарантию: полный анализ психики Теора Реало покажет наличие отклонений от некоторых фундаментальных аксиом — тех же отклонений, что были заложены в роботов. И, — продолжал помощник секретаря без паузы, — Теор Реало потратил четверть века на доказательство гипотезы, которую ученый мир, знай он о ней, безжалостно высмеял бы. Это фанатизм: добросовестное, честное, нечеловеческое упорство. Именно такие скорее всего и роботы!

— В ваших рассуждениях нет логики. Вы зациклились на одной мысли, как маньяк, как лунатик.

— Здесь не требуются строгие математические доказательства. Раз есть сомнение, этого вполне достаточно. Я должен защитить Федерацию. Послушайте, это же резонно. Психологи Дорлиса не были такими уж сверхучеными. Как вы сами сказали, им приходилось шаг за шагом усложнять задачу. Созданные ими гуманоиды — не будем называть их роботами — являлись лишь имитацией, и довольно примитивной, человеческих существ. Система реакций человека очень, очень сложна: общественное сознание, стремление к созданию этических учений, да даже более простые вещи — рыцарство, великодушие, честность и тому подобное — просто невозможно воспроизвести. Не думаю, чтобы гуманоиды обладали ими. Зато у них есть упорство, а стало быть, упрямство и агрессивность, как можно судить по Теору Реало. Ну и если у них существует хоть какая-нибудь наука, я не хотел бы, чтобы они вырвались на просторы Галактики, пусть даже мы превосходим их числом в тысячу, в миллион раз. Я не допущу этого!

Лицо председателя ничего не выражало.

— Каковы ваши ближайшие планы?

— Окончательно еще ничего не решено. Но думаю, стоит организовать небольшой десант на планету.

— Но подождите! — Старый психолог вскочил и, обежав вокруг стола, схватил Марри за локоть. — Уверены ли вы, что знаете, что делаете? Ни вы, ни я не можем даже и приблизительно предугадать всех возможностей, заложенных в столь гигантский эксперимент. Вы не представляете, что хотите разрушить.

— Я знаю. Думаете, мне самому все это нравится? У меня не такая уж героическая роль. Я все-таки психолог, и мне было бы интересно узнать, что там происходит, но я послан сюда, чтобы защитить Федерацию. Да, мне предстоит грязная работа, но я приложу все силы, чтобы выполнить ее до конца. Ничего не поделаешь.

— Нет, вы просто не продумали все как следует. Откуда вам знать, какого проникновения в основополагающие законы психологии мы могли бы достичь? Это было бы подобно слиянию двух галактик, это могло бы дать нам знания и могущество, в миллион раз превосходящие тот ущерб, который роботы могли бы причинить, даже будь они металлическими суперменами.

Марри пожал плечами:

— Теперь вы забавляетесь бесконечно малыми вероятностями.

— Хорошо, давайте заключим сделку. Организуйте блокаду планеты. Изолируйте роботов при помощи ваших кораблей. Выставьте охрану. Но только не трогайте их! Дайте нам время. Дайте нам шанс. Вы должны это сделать!

— Я думал о таком варианте. Но на него я должен получить согласие Конгресса. Ведь это дорогое удовольствие.

Председатель нетерпеливо заворочался в кресле.

— Да как тут можно говорить о расходах! Ведь нам отплатится сторицей, если мы добьемся успеха.

Марри задумался, потом со слабой улыбкой сказал:

— А что, если они уже овладели межзвездными перелетами?

— Тогда я возьму свои возражения назад, — быстро ответил председатель.

— Я должен согласовать все с Конгрессом, — подытожил Марри, вставая.

Бранд Корла старался не выдать своих чувств, глядя на сгорбленную спину председателя. Подавляя нетерпение, он слушал жизнерадостную болтовню членов экспедиции. Их разговоры сейчас казались ему лишенными смысла.

— Что же нам теперь делать? — спросил Бранд.

Председатель, не оборачиваясь, пожал плечами:

— Я послал за Теором Реало. На прошлой неделе этот придурковатый недомерок отправился на Восточный Континент.

— Зачем?

Недовольный тем, что его прервали, председатель вскипел:

— Разве можно понять, что творится в голове у этого недотепы! Насчет него Марри прав — разве вы не видите? Он страдает психическими отклонениями. Нельзя было оставлять его без присмотра. Если бы я вовремя обратил на него внимание, я бы так не опростоволосился. Впрочем, сейчас он возвращается, и уж теперь он больше никуда не денется. — Голос председателя утратил звучность. — Он должен был вернуться два часа назад.

— Мы в безнадежном положении, сэр, — произнес Бранд уныло.

— Думаете?

— Ну как вы полагаете: согласится Конгресс на неопределенно долгое патрулирование планеты? Это требует денег! Среднему гражданину Галактики такая трата выплачиваемых им налогов не покажется стоящей. Все наши психологические уравнения сведутся к простой аксиоме здравого смысла. По правде говоря, я не понимаю, почему Марри вообще согласился запросить Конгресс.

— Не понимаете? — Председатель наконец повернулся к своему помощнику. — Да помогут нам боги Галактики, этот дурак считает себя психологом — вот в чем его слабость. Он тешит себя мыслью, что планирует уничтожение планеты роботов в интересах Федерации против своей воли. Поэтому-то он и цепляется за любую возможность компромисса. Конечно, Конгресс не согласится на неопределенно долгую блокаду — вы не сказали мне ничего нового. — Теперь он говорил спокойно и терпеливо. — Но я буду просить дать нам десять лет, два года, шесть месяцев — сколько смогу добиться. Сколько-нибудь да выбью. А за это время мы добудем новые факты. Это усилит нашу позицию, и мы сможем продлить соглашение с Конгрессом, когда срок истечет. Мы отстоим наше дело.