Я вопросительно уставился на геолога. Тот ухмыльнулся в бороду, спрятал маленькую чашку в огромных ладонях.

– Чего молчишь? – обратился к нему улыбающийся старик. – Поведай про свои изыскания.

– Оно ему надо? – кивнул на меня геолог.

– А вы всё же расскажите, – надавил я, – вдруг что-то интересное услышу.

Карчевский дёрнул бровью, мол, смотри сам, предупреждали.

– Горы возле города интересные. Славинск построен на дне древнего вулканического озера, высохшего ещё во времена Оно. Жилы породы уходят очень глубоко по жерлу…

– Инопланетян он ищет, – перебил товарища Степанов, подмигивая мне.

– Семёныч!

– А что, не так?

Карчевский заёрзал, засопел, покосился на меня. Уели таки этого хорохористого. Надо же, наш мужиковатый герой молотка и микроскопа оказался с той ещё чудинкой. Правильно засмущался, взрослым людям всегда стыдно, когда их уличают в подобных увлечениях. НЛО, йети, лох-несское чудовище, эльфы с домовыми – это для домохозяек и романтических подростков. Это не марки собирать, в конце концов.

– А как бы и так, – неожиданно согласился Карчевский, – только вот ответь-ка мне, Семёныч, что ты на сто процентов уверен, что не было их? Что не они это?

– Нет, на сто не уверен, – согласился с ним Степанов. Чем вызвал моё неподдельное удивление. Этот-то куда? И что значит «не было их»? Не было где?

– А что, видели тут НЛО? – спросил я.

– Возможно, – уклончиво ответил геолог. Было видно, что в моём присутствии он этой сокровенной темы касаться не хочется.

Вновь повисло молчание. Как-то сложно беседа строится. Быстрее бы уж вертолёт, что ли, прилетел.

– А я вот тут тоже в такой странной ситуации побывал, – решил похвастаться я, поднимая первую попавшуюся тему, – я бы даже сказал, в глупой. Представляете, в городе заблудился. Практически в трёх соснах.

– Да где ж тут заблудиться-то можно? – засомневался Николай Семёнович, но Карчевский вдруг заинтересовался:

– Погоди ты, Семёныч. Пусть человек расскажет. Ну-ну, и где же это случилось?

– Да в магазин я решил сходить…

Я как можно красочнее, с напускной самоиронией, смеясь, рассказал историю своего блуждания возле стройки. Но ближе к концу рассказа юмор пришлось убавить, потому как я вдруг заметил посерьёзневшие лица своих собеседников, их многозначительные переглядывания. Когда я закончил, Карчевский покачал головой, буркнул, что пошёл курить, поднялся из-за стола и вышел из зала. Старик же как-то озадаченно крякнул, поскрёб щетину на подбородке.

– А в чём дело-то? – Я даже как-то испугался. – Я что-то не то сказал?

– Да нет, Игорь, что вы, всё так. Рассказ ваш просто… Как бы сказать… К теме нашей с Олегом недавней беседы пришёлся. Прямо очень к месту.

– А о чём вы говорили, если не секрет? Николай Семёнович, мне действительно интересно. Я что, не просто так плутал?

– Не просто так. И из города вы уезжаете вовремя. Нехорошо тут становится, – наклонившись ко мне, тихим голосом проговорил Степанов, словно опасаясь, что кто-то услышит. – Вы человек приезжий, вам всего не понять, не заметить. Вы, извините меня за слова, чужак здесь. А вот нам перемены очень даже заметны, очень они бросаются в глаза. И объяснить мне вам, право, неловко будет, потому как сам я толком ничего не понимаю. Ведь возраст уже, подумаете, что умом ослаб. Вы вот сами краями коснулись – и то нашли для себя какое-то логическое объяснение, а я уже не нахожу, кончились объяснения. Это вам Олежек смог бы рассказать, но он и сам мало что понимает, лишь какие-то теории да гипотезы выдвигает.

Старик замолк и выпрямился, стал насыпать себе кофе из жестяной баночки. Пальцы его дрожали.

Я молчал, ошеломлённый и запутанный. Не каждый день приходится выслушивать такие вот монологи, не научился я реагировать на них. Может, будь я врачом…

– Вы не обижайтесь только, бога ради, – добавил вдруг Степанов. – Может, я загадками говорю, может, запутал вас, напугал. Но вы не берите в голову. А я ничего больше не скажу, и так вырвалось у дурака, понесло. Вам всё равно, а я на вас вывалю тут. Просто вы уедете, и, может быть, случится так, что в какой-нибудь беседе упомянете наш городок. Вот мне хотелось бы, чтобы вы вспомнили какие-нибудь достопримечательности, а не всякую чертовщину. Этот город дорог мне, тут жили и живут хорошие, добрые люди. Не заслужил этот город дурной славы. Вы понимаете меня, Игорь?

– Честно говоря, нет, – покачал головой я, но продолжать расспросы не стал, переваривая услышанное.

Вернулся Карчевский, серьёзный и задумчивый.

– Там люди собираются на площадке, – кинул он мне. – Ты бы тоже пошёл, очередь занял. А то опять не влезешь.

Сейчас уже точно не припомню год, но случилось это ещё в дни моего школьного детства. Как раз был период летних каникул, мы с отцом должны были лететь самолётом к родственникам на юг. Преодолев долгий путь до аэропорта, изнывая от жары в душном зале ожидания, я всё же радовался этому приключению, крутил головой и с интересом разглядывал серебристые авиалайнеры за толстым смотровым стеклом.

Наш рейс по неизвестной мне причине задерживался. Помню, отец с кем-то разговаривал на повышенных тонах, стоя в шумной очереди возле касс. Потом нас проводили в огромное помещение с рядами кресел, как в кинотеатре, и с большими обзорными окнами, заменяющими одну из стен. Тут помимо нас уже были другие люди: кто-то спал, кто-то ел, шурша обёрточной бумагой. Где-то под потолком приятный женский голос из громкоговорителя периодически делал какие-то объявления, которые всегда заканчивались мелодичным «тин-дин-дон».

Ещё при входе в зал я увидел за окном уходящее к горизонту взлётное поле, застывшие крылатые машины, возле которых суетились муравьишки-люди. Похожие на игрушечные, ярко разукрашенные машинки сновали туда-сюда, лихо выруливая на поворотах.

У меня перехватило дыхание, и я дёрнулся было ко всему этому великолепию, но сильная отцовская рука задержала меня. Отец сказал, чтобы я подождал. И я ждал, приплясывая от нетерпения на месте и бросая мучительно жадные взгляды на открывшийся вид, жалея, что с моего места так мало видно. А вот было бы здорово прижаться лбом к холодной поверхности стекла, прямо-таки носом…

Наконец отец нашёл свободные места на одном из рядов, водрузил на сиденье свою большую спортивную сумку с нашими вещами и вновь велел ждать.

Что может быть хуже ожидания того, что скрывается совсем рядом, буквально в нескольких шагах? Что если рядом нечто, без чего ты, кажется, теперь не то что не уснёшь, а вообще не проживёшь?

О, как долго не было отца! Вечность, целую вечность он ходил где-то, словно специально испытывая меня. От скуки я начал вертеть головой, стараясь насытиться хотя бы окружающим видом.

Вокруг же текла своя неспешная жизнь. Зал ожидания был полон, он гудел сотнями голосов, он пах десятками запахов, он двигался в разных направлениях. Я сейчас не вспомню лиц, каких-то отличительных чёрт, но по своим ассоциациям могу сказать – в те года все одевались преимущественно в тёмные тона. Весь зал был серо-буро-чёрным. Редкие яркие цвета появлялись в этой однородной массе неожиданными болидами, сразу же выделяли из толпы, привлекали внимание. На таких людях взгляд останавливался сам собой, такие люди сразу же становились объектами оценивания.

Но то у взрослых. У детей было всё куда проще – если яркий, значит, свой. Значит, ребёнок. Значит, можно поиграть, поменяться, похвастаться. Значит можно весело провести время, которое взрослые постоянно стараются занять чем-то унылым и скучным.

Потому я никак не мог обделить вниманием ту девочку, что сидела через три ряда от меня. Зацепившись взглядом за её ярко-жёлтые банты в крупный красный горошек, которые торчали вместе с золотистыми хвостиками над рядами чемоданов и баулов, я даже привстал на цыпочки, чтобы разглядеть получше. Но девчонку почти полностью скрывала высокая спинка кресла.