— Он поехал в гостиницу, где жила ваша сестра.

— Вот как!

Сара заметила, что он вздохнул с облегчением. Иногда другие мужчины странно реагировали на Джона.

— Вы не разочарованы? — спросила она.

— Нет, конечно! Входите, входите. Похоже, вчера вечером он произвел прекрасное впечатление на нашу маму.

— Он знает подход к женщинам.

— Правда?

— Во всяком случае, он так считает.

Вслед за Сэмом она прошла по длинному белому коридору в просторную разноуровневую гостиную с панорамным видом на Буши-парк. За раздвижной дверью балкон с деревянным полом. Ослепительно-белый цвет стен подчеркивал красоту развешенных на них шелкографий. Немногочисленная темная мебель была по-мужски строга. Утопленные в стены книжные полки почти черного дерева сочетались с таким же журнальным столиком. Простой конверт и спортивная сумка из дешевой ткани смотрелись здесь неуместно.

— У вас красиво, — сказала Сара: она сидела в глубоком мягком кожаном кресле, поглаживая подлокотники.

— Спасибо. Сам обставлял, — ответил Сэм, теребя запонку. — Э-э, могу я предложить вам что-нибудь выпить?

— Пожалуй, я не отказалась бы от кофе.

— Молока, сахара?..

— Только молока.

— И так сладко.

— Простите?

— Так, старая шутка. Я тоже пью кофе без сахара… — Казалось, Сэм хочет сказать что-то еще, но продолжения не последовало. Вместо этого, открыв раздвижную дверь в японском стиле, он прошел в кухню. Сара отметила, что дома он, похоже, почти не готовит.

— Все, что мне отдали в полиции, лежит на столе, — сказал Сэм из кухни, наполняя чайник, — а ее одежда — в сумке.

Он вернулся в комнату.

Сара открыла конверт и аккуратно вытряхнула из него содержимое — часы, дешевенькое серебряное колечко, связку ключей и зажигалку.

— Ни паспорта, никаких других документов. Только наш адрес и адрес того… мужчины, — добавил он.

— Которого она застрелила? Врача на пенсии?

— Да.

— Интересно, при чем здесь он? Думаю, полицейские уже пытаются установить, что их могло связывать.

— Да, только все впустую. — Сэм недоуменно пожал плечами. — Врач, вышел на пенсию, член местного исторического общества, большой любитель бриджа. В биографии абсолютно ничего предосудительного, полиция считает, что он случайная жертва опасной сумасшедшей.

— Какие у них основания считать ее сумасшедшей?

— Так ведь нормальные ни с того ни с сего не стреляют в кого попало?

— Не знаю.

— Понимаете, я в полной растерянности. Мать… она уверена, что должна быть какая-то причина. Но я не знаю…

— Не знаете чего?

Сара взяла в руки часы — маленькие, серебряные, с пурпуровым циферблатом. Она перевернула их и увидела на задней крышке выгравированную розу, а пониже — еле заметную надпись. Потерев ее пальцем, она прочла: «Кэти — мое сердце навеки».

— Кто-то любил ее.

— Кэти-то? Да, я видел надпись. В гостинице она сняла номер под фамилией Тодд. Из чего я сделал вывод, что она пользовалась именем Кэти Тодд.

— Или ей дали эту фамилию, — заметила Сара.

— Тоже верно, — согласился Сэм, отводя взгляд. — Пойду посмотрю, как там кофе.

Сара положила часы и взяла кольцо. Массивное, грубоватое, с дельфином. «Любопытное сочетание, — отметила она про себя, — дорогие элегантные часы и дешевое колечко». И тихо произнесла:

— Кэти, да что же такое с тобой случилось?

Положив кольцо рядом с часами, она открыла сумку и тут же отшатнулась от мерзкого запаха:

— Фу-у-у…

— Одежда жутко воняет, — отозвался из кухни Сэм. — Забыл вас предупредить.

— Пахнет кошками!

— А по-моему, нашатырем.

— Господи! — Сара вытряхнула вещи из сумки на пол.

Мягко выражаясь, одежда была самой обыкновенной. Приталенный красный жакет, две видавшие виды стариковские рубашки — белая и голубая, кашемировый джемпер, две пары джинсов, носки, белье — все хлопчатобумажное, поношенное, но чистое, и пара кроссовок. Четвертый размер.

Отодвинув вещи в сторону, Сара разложила на столе жакет, рассматривая пятна от нашатыря, оставшиеся на его шерстяной ткани.

— Как-то он сюда не вписывается.

— Вы так думаете?

Сара взяла жакет в руки: отлично сшитая вещь, бархатный воротник, шелковая подкладка, пуговицы, похоже, из настоящего черного дерева.

— Ну, не сочетается с остальной ее одеждой. А где те вещи, что были на ней… в тот день.

— В полицейском участке. — Сэм поставил перед Сарой кофе и сел на диван напротив. — Это вещественные доказательства. Кажется, на ней было длинное платье и сапоги.

Сара внимательно осмотрела одежду, прочла все этикетки и проверила карманы. Там не оказалось ничего, кроме пыли и одинокой пуговицы.

— Документы при ней были?

— Нет… Ни бумажника, ничего.

— Странно как-то.

— Деньги были… Пятьсот наличными.

Сара опять посмотрела на одежду:

— Фунтов или евро?

— Евро.

Сара еще раз прочитала этикетки на рубашках:

— «Торнтон» — как на жакете. Бутик, наверное.

— Не знаю такого.

— Я тоже, но постараюсь разыскать, где их могли купить. По крайней мере, не массовая продукция.

— Правильно. Значит, можно… — Его внезапно прервал звонок мобильника. Сэм взял трубку и недовольно нахмурился, увидев номер. — Извините, я на секунду.

— Да-да, конечно.

Он вышел на балкон и прикрыл за собой дверь.

Сара видела, как он нервно ходит взад-вперед. Собеседник явно действовал ему на нервы. Даже со своего места Сара видела, как у Сэма на шее вздуваются жилы. Вскоре он захлопнул телефон и вернулся в комнату. Вид у него был обеспокоенный.

— Что-то не так? — спросила она.

— Репортер.

— А…

— Так вы думаете, одежда может помочь?

— Все помогает. Вопрос в том, что из неизвестного удастся восстановить, оттолкнувшись от того, чем мы располагаем.

Сэм собрался с духом:

— В полиции сказали, что ваше агентство — это несерьезно.

— Мы знаем свое дело.

— Ну и хорошо.

Сара подняла бровь:

— Не обращайте на них внимания. Нам и раньше доводилось пересекаться с ними. У них это пройдет. Сэм, можно, я задам вам один вопрос? Хотела спросить вас еще вчера, но… я понимаю, вопрос глупый.

— Задавайте.

— Вы рады, что ваша сестра жива?

Казалось, прошла вечность, пока Сэм наконец со вздохом произнес:

— Конечно рад. Послушайте, Сара, скажу вам откровенно, я больше не знаю, как к чему относиться. Такая головоломка… Вы только представьте: живешь, чего-то добиваешься, строишь планы, а потом вдруг — раз, и такой удар в спину из прошлого. — Его синие глаза пристально смотрели на нее, и Саре стало по-настоящему жалко его. — Что я, монстр после этого, да? — спросил он.

— Вовсе нет.

— Моя сестра, которую я считал мертвой, которую оплакивал столько лет… Я вдруг узнаю, что она жива, но совсем не чувствую ни признательности, ни радости. Я… я не знаю, что чувствовать.

— А разве должны знать?

Он растерянно заморгал:

— Как вы сказали?

— Разве должны вы это знать? Вы же не робот. В нас не заложена программа, чтобы заранее знать, как реагировать в той или иной неординарной ситуации.

Иногда нельзя позволить себе такую роскошь, как чувства. Надо просто идти дальше, и все.

Сэм прищурился:

— Инстинкт самосохранения.

— Без этого нельзя.

Он склонил голову набок:

— Так что же вы скрываете, Сара?

Сара вздрогнула:

— Я ничего… и вообще, разговор ведь не обо мне…

— Ну да. У вас просто дар, умеете представить себе, каково оно — в шкуре другого, — ответил он с озорной искоркой в глазах.

— Правильно, — ответила Сара с улыбкой.

Начал накрапывать дождь. Джон перебежал дорогу и поднялся по ступенькам самого задрипанного здания на всей улице — гостиницы «Эрин», где Кэти Джонс прожила почти десять дней.

Он прошел мимо двух скучающих нигерийцев, которые, сидя на ступенях, по очереди затягивались одной сигаретой. Ни один не взглянул в его сторону, но Джон спиной почувствовал, что они исподтишка следят за каждым его движением.