— Что, нарастила мускулы, да? Можешь голыми руками задушить мужика?
— Не могу, но…
— Тогда это все не важно, даже если бы и могла, все равно не важно. — Сид прокашлялся. — А теперь слушай меня. Раз он объявился там, то не просто так, а чтоб сделать побольнее тебе и твоим близким. Хочешь защитить себя и тех, кто тебе дорог, — ноги в руки и дуй подальше от Вика.
— Мне идти надо, Сид.
— Слушай дальше. Не пытайся играть с ним в глупые игры. Я понимаю, ты все помнишь и знаешь его. И знаешь, на что он способен. Так что послушайся старика, милая, — с грустью в голосе договорил он, — давай-ка я позвоню своему другу.
— Не надо, Сид. Ты уже столько для меня сделал, я навеки в долгу у тебя, Чемпион.
Это было его прозвище. Сид обожал фильм «Рокки», помнил его наизусть и всякий раз с умилением смотрел, как Рокки Бальбоа взлетает по ступеням.
Сара положила трубку и поднялась на ноги.
Без паники… Допустим, это он, так что же? Он ведь из плоти и крови. И что, если он здесь? Она давно уже не девочка, давно выросла. Если потребуется, она застрелит любого, будьте спокойны.
Она еле успела добежать до ванной, и ее стошнило прямо на кафельный пол.
31
Хлопнула дверца фургона, и дремотная задумчивость вмиг покинула Джона. Через несколько секунд двигатель взревел, машина тронулась. Фрэнк гнал как бешеный, и через двадцать минут битвы с грудой железных поддонов Джон вздохнул с облегчением: фургон резко затормозил.
Открылась дверь, и Фрэнк скомандовал:
— Вылезай!
Джон зажмурился от яркого зимнего солнца.
— А где…
— Здесь рядом метро. Езжай по зеленой ветке — Дистрикт называется, — вернешься в город. Вот твоя сумка, мобильник, все твое барахло.
Фрэнк сунул ему в руки сумку и пошел прочь.
— Стойте!
Джон побежал за ним и нагнал, пока тот не успел сесть в фургон. Схватив Фрэнка за плечо, он резко развернул его к себе.
— Одну минуту!
— Убери свои поганые руки, — замахнулся на него Фрэнк.
— Ух ты! — Джон едва успел отскочить, на всякий случай выставив руки перед собой. — Да погодите вы! Что случилось? Куда вы?
Глаза Фрэнка яростно сверкали.
— Ты все правильно сказал. Мою Кэти украли из ее родной семьи.
— Понял, значит, теперь вы убедились.
— Не могу поверить в это дерьмо. И Робби, мальчика моего… И у Майло… Бред какой-то!
— Сочувствую.
— Сучка проклятая! — От волнения Фрэнк не мог стоять на месте и ходил по кругу. — Ладно мне наврала — жене моей врала!
— Кто?
— Да Лиззи эта проклятая, вот кто! Как же я не догадался, как же не понял с самого начала!
— Наверняка вы знали, что там не все чисто. Вас никто не заставлял связываться с этой Лиззи. Вы же не могли не понимать: дети не появляются ниоткуда.
Фрэнк посмотрел так, будто готов был снова броситься на него, но вместо этого развернулся и пошел к фургону.
— Вы куда?
— С греком хочу поговорить.
— Кто такой грек?
Фрэнк не остановился, и Джон решил действовать:
— Я с вами.
— Ни хрена!
Джон обогнал его и загородил дверцу фургона.
— Или я еду, или сейчас же иду в полицию и все им выкладываю.
— Прочь с дороги! — проревел Фрэнк, хватая Джона за ворот рубашки.
— Если вы любите Кэти, вы возьмете меня с собой.
Рука Фрэнка безвольно опустилась.
— Чего тебе надо?
— Мне нужно позвонить, но если ваша дочь как-то связана с человеком, которого она застрелила, это может повлиять на ее дело.
— Ты о чем?
— Так, мысли вслух. Мужчина, которого застрелила Кэти, — пенсионер, бывший врач. Возможно, он имел отношение к похищениям детей с дальнейшим усыновлением. Сколько вы за нее заплатили?
— Тебе-то за каким хреном?
— Я пытаюсь помочь вам.
— Восемьсот тысяч за нее, сто — за мальчика.
— Ничего себе! — удивился Джон. В восьмидесятом году это была внушительная сумма.
— А ты думал — откуда у этой дряни жилье в таком шикарном месте?
Джон не совсем понял, о каком шикарном месте говорил Фрэнк и к нему ли он вообще обращался.
— Сколько детей она продала?
— Я-то почем знаю?
— Кто такой Майло?
— Чего?
— Вы упоминали какого-то Майло.
— Да? Ну и зря.
— Фрэнк, послушайте…
— Нет уж, ты слушай! Майло меня не касается, это его дело. Вот и все. Ты хочешь помочь моей девочке, так валяй, говори, если есть что сказать, потому что мне топать пора. Ясно?
— Не хотелось бы снова вас злить, но сперва вам надо немножко успокоиться.
— Да пошел ты! Какое успокоиться — речь идет о моей девочке!
— Знаете что? Она не ваша, — сердито ответил Джон. — Она дочь Шарлотты Джонс, и сейчас бедная женщина хочет знать, что же все-таки случилось с ее дочерью. Почему ее девочка росла без нее, почему хладнокровно застрелила человека, почему решила застрелиться сама.
— А я, по-твоему, этого знать не хочу? — хрипло произнес Фрэнк. — Я люблю эту малышку, души в ней не чаю.
— Я знаю. Вижу.
— У меня и в мыслях ничего такого не было. Знала бы Сэди — в гробу перевернулась бы. В голове не укладывается, как такое случилось. Сначала сын слетел с катушек, теперь вот Кэти. В последнее время она со мной разговаривать не хотела, у меня просто сердце разрывалось. Потом и вовсе ушла, спуталась с этим чудилой…
— С Дрейком?
— С ним. Глиста долговязая, тараканья башка! — Фрэнк покрутил пальцем у виска. — Я как-то раз попробовал потолковать с ним — куда там, он и слов-то человеческих не понимает, точно тебе говорю.
Джон неуверенно похлопал его по плечу:
— Если мы хотим помочь Кэти, надо выяснить, что происходит, а если мутузить друг друга, так ничего не получится. — Он показал на отекшую челюсть. Внезапно кураж у Фрэнка испарился, и под ярким, почти полуденным солнцем он стал похож на испуганного ворчливого старикана. — Слушайте, давайте поговорим с этим вашим греком вместе. А моя напарница в Ирландии соберет сведения о том враче, посмотрим, что она там накопает. Идет?
— Годится.
Джон протянул руку Фрэнку, и они обменялись рукопожатием. Затем Фрэнк вынул ключи.
— Я сам буду говорить с греком.
— Согласен.
— Только не встревай, а то зашибу.
— Ладно.
— И еще — поменьше рот открывай.
— Честное скаутское!
Фрэнк посмотрел на него долгим взглядом:
— Наверное, я совсем чокнутый.
Джон мысленно согласился, но благоразумно промолчал.
Лиззи сидела на кровати и наливала себе щедрую порцию виски. Со стаканом в руке она подошла к окну и выглянула на улицу.
— Он рванул искать Нико, — сказала она в миниатюрный мобильник. — Откуда я знаю? Говорит, полиция ничего не знает, и, похоже, не соврал. Вряд ли Фрэнку интересно, чтобы полиция что-то пронюхала. — Она опустила штору. — Марк, делай что хочешь, но проследи, чтоб он полицию не впутал. Ты должен добраться туда первым. Никаких оправданий! О девчонке тоже надо позаботиться… Не мели всякую чушь! Сам вляпался. Надо было держать все под контролем! Ты меня очень разочаровал. И очень подвел! — Она замолчала, отхлебнула виски и закончила: — Смотри не повтори ту же ошибку.
Лиззи закрыла телефон. Фрэнк застал ее врасплох, но теперь она почти пришла в себя. Обладая талантом легко пускать слезу, Лиззи относилась к тем женщинам, которые не теряются ни в какой ситуации. А ее талант не раз сослужил ей хорошую службу.
— Ну что, мои маленькие, — обратилась она к двум ребятишкам, глазевшим на нее из детской кроватки. — Испугались шума? Нехорошие дяди, совсем ничего не понимают. — Она протянула погремушку светловолосому мальчику, тот взял ее и улыбнулся в ответ. Прелестный ребенок! За такого хорошо заплатят.
Сейчас другое время, все стало гораздо легче. Не надо больше рыскать, выискивать подходящих детей. Все просто, ясно, доступно. Купил — и дело с концом. Шанс, что застукают власти, совсем невелик. Ведь половина этих идиоток, что отказываются от детей, себя-то прокормить не могут, не говоря уж о ком-то другом. Проститутки они, шалавы, больше никто. А детишки, если симпатичные и здоровые, — всегда ходовой товар. С каждым годом очередь на них все длиннее, а цены все выше. Совет по усыновлению со своими анкетами и тестами — так, липа, пустая формальность. Перед биологическими мамашами распинаются, а приличных людей унижают, как только могут. Чуть ли не пытают, как на допросе, и зачем? Кому охота связываться с этой бюрократией, проходить бесконечные собеседования и выкладывать всю подноготную о своей личной жизни? С какой стати приличным людям заниматься такой ерундой, когда кругом полно безмозглых телок, которые только и знают, что рожать, а как эти ребятишки потом живут, никому нет дела. Это ж неправильно, любому ясно. Выходит, она, Лиззи, оказывает человечеству огромную услугу.