После войны я встретил Николая Крупина, учившегося с Левой и оказавшегося в годы войны в Горьком. Брат несколько раз приезжал в этот город за новыми машинами и заходил к нему. Был весел, рассказывал, как подбивал немецкие танки, как сам выбирался из охваченных пламенем машин. В последнюю встречу больше молчал, а прощаясь, сказал: "Вряд ли увидимся! Тяжелая у меня работа!"

Отдых наш был коротким. Мы снова шагали днем и ночью на запад, теперь уже по украинской земле. Переходы нас утомляли, каждый день – шестъдесят-семьдесят, а то и больше километров. Ноги гудели. У многих начиналась "куриная слепота". Ночью они, как дети, шли, держась рукой за товарища. Случилось, как-то я отстал, а потом пришлось догонять свой взвод, Услышал: кто-то в поле плачет. Оказалось – это наш солдат, самый маленький ростом в дивизионе из последнего пополнения. Он стоял сбоку от дороги и громко хлюпал. Паренек заснул на привале, а когда проснулся, идти не может – ничего не видит. Не хватало солдатам витамина С.

А у меня появилась другая напасть. Во рту образовались язвы, горячее есть совсем не мог, только холодное, и то с трудом. Ходил в медсанбат, сказали: "язвенный гингивит", помазали чем-то. Стало легче, но ненадолго. Тоже, говорят, нехватка этого самого витамина. Мучился несколько недель. К счастью, о моей болезни узнал ветеринарный фельдшер дивизиона лейтенант Федор Лутай.

– Я тебя излечу, – сказал он, – у лошадей это часто бывает.

И стал мазать мне рот какой-то противной жидкостью. А я, сколько мог, пытался жевать спеющую рябину, шиповник. То ли "лошадиное лекарство", то ли мои витамины помогли, но гингивит вскоре прошел. А может, и молодость выручила. Помню такой случай. Один из красноармейцев, ему уж было под пятьдесят, шел-шел и упал прямо на дороге. Сердце не выдержало. С молодыми так не бывало…

Случилось, что в походе заболел Мартынов. Командир дивизиона вызвал меня:

– Садись на лошадь Мартынова и проверь наш будущий маршрут! Жду тебя через шесть часов.

– Есть! – ответил я, взял карту и отметил маршрут.

Судя по карте, надо было одолеть всего сорок километров. Я лихо вскочил на лошадь, пришпорил – она пошла рысью, затем перешла в галоп. Меня трясло и бросало в седле, но постепенно приноровился и стал ритмично опираться на стремена в такт движению коня, даже стало нравиться. Всю горечь своего положения понял на обратном пути. Внутренние стороны бедер горели, как обожженные огнем. Я пытался опираться попеременно на каждую ногу, освобождая по очереди от соприкосновения с седлом. Помогало, но мало…

На следующий день все повторилось. И так продолжалось несколько дней. Когда Мартынов выздоровел и сам сел на лошадь, я уже освоился с ездой. Конечно, у меня не было той лихости, что у Мартынова. Сам Николай Тимофеевич был отличным кавалеристом. Он научился езде еще в мирное время, когда служил в артиллерийской части на конной тяге.

Стрелковые полки шли впереди нас, освобождая один населенный пункт за другим, часто без помощи артиллерии,- так велик был наступательный порыв. До Чернигова оставалось не более сотни километров. Начались партизанские края[30]. Немцы не могли хозяйничать здесь, как им хотелось. И жестоко мстили за это.

20 сентября 1943 года дивизия освободила Корюковку – районный центр, где до войны проживало около 7 тысяч человек. Нас поразил вид местечка. Вместо домов – бесконечный безжизненный строй уцелевших печных труб вдоль бывших улиц, заросшие сорняками огороды. Кто-то из солдат вытащил из подпечья чумазого мальчишку. Когда его накормили солдатским обедом и стали расспрашивать о матери, отце родных, он на все вопросы отвечал двумя словами: "Н_мець убив". И видеть его и слышать такие ответы было тяжело и больно. Но мы еще не знали истинных масштабов трагедии, постигшей жителей Корюковки.

Чрезвычайная государственная комиссия по преступлениям оккупантов в Черниговской области позднее установила, что в марте 1943 года гитлеровцы сожгли в Корюковке 1290 домов из 1300 существовавших и уничтожили большую часть жителей местечка. Всего в районе было расстреляно 7640 человек, 1129 – угнаны в фашистское рабство. А за годы оккупации с Черниговщины было принудительно вывезено 41578 человек.

В самом Чернигове гитлеровские палачи убили 52453 человека. В селе Елино и на хуторе Мостки Щорсовского района было убито 440 советских граждан. В клубе села Тиница Бахмачского района гестаповцы сожгли заживо 112 сельских активистов. В Носовском районе было полностью сожжено село Козары и расстреляно 3908 его жителей. С лица земли было стерто село Пески Новобасанского района и уничтожено более 860 сельчан.[31]

Позднее, на одной из встреч ветеранов нашей дивизии, я поделился впечатлениями о трагедии Корюковки в присутствии бывшего военного врача Галины Сергеевны Федько. В свою очередь она вспомнила:

– В Корюковку наш санбат вошел почти одновременно со стрелковыми полками. Бой за нее был коротким. Враги убегали в панике, оставив развешанное на деревьях у пруда для сушки нижнее белье. Мы двигались первыми по одной из дорог, проходивших через местечко, и стали свидетелями потрясающей картины человеческой боли и отчаяния: на дороге лежал мертвый старик, перерезанный танковой гусеницей. Скелет полусожженного юноши виднелся рядом. Над трупами склонилась женщина. Увидев нас, она в немом порыве подняла руки кверху, как бы говоря: "Отомстите!" До сих пор вижу ее глаза, без слез, горящие болью и гневом.

Следующим на боевом пути дивизии был город Щорс. И в нем оккупанты оставили свои кровавые следы. Жители рассказали, что в городе активно действовала группа молодых подпольщиков – бывших школьников, в которую входила и пионерка Нина Сагайдак. Она была связана с партизанским отрядом А.Ф.Федорова, была душой юных подпольщиков, действовала отважно и дерзко.

7 ноября 1942 года Нина пробралась на городской радиоузел и поздравила жителей города с праздником Великого Октября, всполошив всю местную полицию и гестаповское начальство. Нина неплохо знала немецкий и сумела познакомиться с офицером, брат которого, как она узнала, погиб в концлагере. Патриотке удалось получить сведения о готовившейся карательной операции против партизан, и она сумела во время предупредить их.

Фашисты напали на след Нины и в мае 1943 года ее арестовали. Больше месяца гитлеровские палачи истязали девочку, добиваясь сведений о молодежном подполье и партизанах, Нина выдержала все пытки и никого не выдала. Когда через четыре месяца наша дивизия освободила город и двери тюрьмы открылись, на стене камеры, где она находилась, нашли надпись: "Хто вийде на волю, передайте – 19 травня 1943 року шiстнадцятирiчну Нiну Сагайдак розстрiляно"[32].

Память о пепле Корюковки, о нечеловеческих муках, которые пережила шестнадцатилетняя Нина Сагайдак – хрупкая и нежная девочка с героическим сердцем, уносили с собой шедшие на запад солдаты дивизии вместе с ненавистью к оккупантам, поправшим все законы войны!

Приехав через 35 лет в Корюковку, я увидел заново отстроенный город. В райкоме партии рассказали, как возрождался город, о встречах бывших партизан, о том, что нужны средства на создание мемориала.

А позднее мне прислали газету "Маяк" от 28 февраля 1987 года, орган Корюковского райкома Компартии Украины и районного Совета депутатов, где было напечатано сообщение, что республика выделила два миллиона рублей на создание мемориала памяти о каждом из 256 сел и деревень, уничтоженных и сожженных фашистами на Украине, что замечательный проект мемориала уже создан и обсужден общественностью и скоро начнется его создание в Корюковке. Она, как и Хатынь, будет включена во всесоюзные маршруты поездок по нашей стране. К названиям, известным во всем мире – Лидице, Орадур, Хатынь,- добавится еще одно, пока еще мало кому знакомое – Корюковка.