Если искать параллели к сну Святослава, то следует обратиться к «Снам царя Шахаиши».[См. публикацию и исследование старейшего списка: Веселовский А. Н. Слово о двенадцати снах Шахаиши // Сб. ОРЯС. СПб., 1879. Т. 20. № 2. {См. также: Кузнецов Б. И. Сказание о двенадцати снах Шахаиши//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. 1. С. 408–411.}]

Прежде всего обратим внимание на то, что «мутенъ сонъ» Святослава нарушает логику повествования Слова о полку Игореве и отсутствует в Ипатьевской летописи. После рассказа о том, как Игорь «высѣдѣ изъ сѣдла злата, а въ сѣдло кощиево», т. е. попал в плен, автор Слова говорит о дурных предзнаменованиях киевского князя, а потом, как бы продолжая прерванную мысль, снова возвращается к рассказу о пленении Игоря и молодых княжичей. Сон Святослава никак не связан с ответом бояр, где снова есть следы влияния Задонщины. Князь просит разъяснить ему, что значит видеть во сне черную паполому, жемчуг и т. п. Бояре ему говорят, в общей форме, о пленении половцами двух «соколов», т. е. Игоря и Всеволода. Непосредственного перехода от сна к речи бояр нет. Весь сон Святослава, навеянный народными мотивами, составлен с широким привлечением словарного материала летописи («въ Киевѣ на горахъ», «синочь», «тулы», «тльковинъ», «великый женчюгь», «у Шгѣсньска на болони») и не имеет сходных мотивов в Задонщине.[Мотив «испити шеломомъ Дону» есть как в Задонщине, так и в Ипатьевской летописи.] Он обрамляется текстом, в своей основной части находящим параллель в едином фрагменте Задонщины.

Слово: Ту Игорь князь высѣдѣ изъ сѣдла злата, а въ сѣдло кощиево. Темно бо бѣ в 3 день: два солнца помѣркоста, оба багряная стлъпа погасоста…

Задонщина по списку И1: Се уже нам обема солнце померкне на славне гради Москве. Припахнули к нам от быстрого Дону полоняныа[У, И 2 — «поломянные», С — поломяныя.] вести, носящу великую беду. Выседоша удальцы з боръзых коней… {л. 221}.

Таким образом, сон Святослава как бы вставка, разрывающая и одну мысль произведения, и один его источник. Но она сделана не каким-то позднейшим редактором текста, а самим автором Слова. В пользу этого предположения говорят и сходство источников «сна» с источниками Слова в целом (кроме летописи и фольклора в вводной и заключительной частях фрагмента со «сном» есть мотивы Задонщины: «Уныша бо градомъ…», «соколома… въ путины желѣзны»), и единство замысла (тема о пленении князей проходит и в конце «сна»), и единство стилистических приемов изображения.

Литературным образом для сна Святослава, скорее всего, послужили «Сны Шахаиши». В обоих случаях речь идет о тревожных сновидениях правителя («Бысть царь вельми печален и не бе кто бы осудил сны его»),[ГБЛ, собр. Ундольского, № 632, л. 300.] которые истолковываются боярами (в Слове) или философом (в «Снах Шахаиши»). Совпадает в обоих произведениях и конкретный мотив рассыпанного жемчуга («по всей все-ленней бяше розсыпано камение драгаго и многоценной бисер и жемчуг»).[ГБЛ, собр. Ундольского, № 632, л. 311–311 об.] В «Снах Шахаиши» есть и предсказание «крамол» и усобиц, о которых писал и автор Слова. «Сны Шахаиши» входили в комплекс произведений, связанных с именем знакомого нам уже старца Ефросина, и встречаются они также в сборнике Ундольского, № 632 вместе с Задонщиной и Повестью об Акире Премудром. Поэтому у нас есть основание считать, что в сборнике с Задонщиной, которым пользовался автор Слова, могли находиться и «Сны Шахаиши».

Несколько случаев предполагаемого влияния на Слово памятников письменности, известных Древней Руси, на наш взгляд, следует отвести.

Р. О. Якобсон находит сходство вступительной части Слова о полку Игореве с Хроникой Константина Манассии, написанной около 1144 г.[Jakobson R. La Geste du Prince Igor // Jakobson. Selected Writings. P. 263–269. См. также: Colaclides P. Nouvelles traces de l’influence de Manassas sur la Geste du Prince Igor’ // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. The Hague, 1966. Vol. 10. P. 120–126. О сходстве по стилистическому такту Слова с Хроникой Константина Манассии писал еще А. С. Орлов, считая, что автору Игоревой песни мог быть известен «предшественник Манассии по жанру» (Орлов. Слово. С. 42–44). В другой работе А. С. Орлов осторожно предполагал: «Относительно „Слова о полку Игореве“ позволяем себе высказать предположение, что и на эту повесть влиял подобный компилятивный хронограф, а также переводной исторический труд, нам неизвестный, но предварявший тот византийский фигурный стиль, который наблюдается в Хронике Манассии» (Орлов А. С. Хронограф и «Повесть о Казанском царстве» //Сб. статей в честь академика Алексея Ивановича Соболевского. Л., 1928. С. 188). К сожалению, А. С. Орлов свою гипотезу никак не аргументировал.] К нему присоединяется Д. С. Лихачев, приводящий текст Хроники по славянскому переводу (он появился только около 1331–1340 гг.).[Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и особенности русской средневековой литературы // Слово. Сб.-1962. С. 320.] Вот текст предисловия к Троянской главе Манассии: «Задумал я рассказать об этой битве не так, как пишет Гомер, я прошу извинения у благосклонных <читателей>. Ведь Гомер, сладкоголосый и чарующий, пользуется мудрыми приемами, когда ведет свой рассказ, кое-где он многое поворачивает и переворачивает. Но мне уже следует начать рассказ».[Constantini Manassis Breviarium historiae metricum. Bekkerus. Bonnae, 1837. P. 50, vers 1110–1117.] Сходство этого текста с началом Слова («не по замышлению Бояню») можно уловить. Но оно связано со столь распространенным литературным приемом, что одного его явно недостаточно для установления текстологической зависимости между памятниками. В то же самое время связь вступления Слова с Задонщиной подкрепляется сходством и многих других фрагментов этих памятников. К тому же допустить уже в 80-х гг. XII в. знакомство автора Слова с произведением, написанным в Византии всего за 40 лет до того, очень трудно.[См. также замечания А. Мазона (Mazon A. Le Slovo d’Igor//The Slavonic and East European Review. London, 1949. Vol. 27. P. 516). В. П. Адрианова-Перетц пишет, что нет оснований «категорически утверждать, что автор „Слова“, читая греческий текст Хроники, мысленно перевел бы его той же лексикой и фразеологией, какую сам использовал в „Слове“. Нельзя, правда, и столь же решительно отрицать такую возможность» (Адрианова-Перетц. «Слово» и памятники. С. 13).]

Возражая против близости Девгениева деяния к Слову, Е. Барсов выдвинул предположение, что Слово находится и «в ближайшем аналитическом соотношении» с «Историей Иудейской войны» Иосифа Флавия.[Барсов. Слово. Т. 1. С. 260 и след.] С этим наблюдением согласился Н. А. Мещерский.[Мещерский Н. А. История Иудейской войны… С. 104–105.] Однако А. И. Никифоров тщательно разобрал все случаи сходства образных сравнений и лексических совпадений в обоих памятниках и доказал, что говорить о влиянии «Истории Иудейской войны» на Слово о полку Игореве не приходится.[Никифоров. Слово. С. 1076–1083.]

Наиболее близкие сочетания могут быть сведены к следующему:

Слово: 1. Истягну умь крѣпостию своею История: [Цитаты даются по изданию Н. А. Мещерского.] Прием ум своею крепостию (кн. IV, гл. I, с. 322).

Слово: 2. Поостри сердца своего мужествомъ История: Поострите душа ваша на мьсти (кн. IV, гл. III, с. 331).

Слово: 3. Наплънився ратнаго духа… История: Исполньшимся ратнаго духа (кн. III, гл. V, с. 297).

Слово: 4. Луце жъ бы потяту быти, неже полонену бытию… История: И лепле смьрть славну взяти, негли жити пленени (кн. IV, гл. IV, с. 335).

Слово: 5. Подь шеломы възлелѣяны… История: Под шеломом състаревшеся (кн. IV, гл. X, с. 353).

Слово: 6. Итти дождю стрелами… История: И стрелы на них летяху, яко дождь (кн. IV, гл. VII, с. 343).

Слово: 7. Снопы стелютъ головами… История: Бысть видети падающа жиды, акы снопы, со забрал (кн. III, гл. VII, с. 304).