— Перестань оглядываться и опусти голову, — приказал гражданин Жюльен.

Жаклин послушно уставилась на свои тяжелые деревянные башмаки, которые звонко стучали по залитой нечистотами каменной мостовой. Узкие и темные улочки, по которым они пробирались, извивались вдоль облупленных фасадов старинных зданий, жители которых, похоже, никогда не вдыхали свежий воздух.

Едва они вышли из камеры, Жаклин захотелось броситься бежать со всех ног, чтобы как можно скорее избавиться от Консьержери, Ганьона, членов трибунала и Никола Бурдона, но гражданин Жюльен, казалось, не торопился покидать мрачные застенки — он подолгу любезничал с каждым из стражников, попадавшихся им на пути, что стоило Жаклин долгих и мучительных минут страха и сомнений. Едва она делала попытку ускорить шаг, как рука старика, которой он опирался на ее плечо, сжималась с неожиданной силой.

— Иди не спеша, — приказал он, тяжело отдуваясь за ее спиной. Жаклин поняла, что пожилой человек просто не может двигаться быстрее, а так как сама она не представляла, где можно укрыться от национальных гвардейцев, то решила покориться судьбе и молча следовать за своим спасителем.

Народу на улицах было немного — в столь позднее время горожане уже разошлись по своим домам. Редкие прохожие, в основном мужчины, находились в изрядном подпитии; они бесцельно бродили в темноте и, крепко сжав в руке бутылку, с интересом провожали глазами странную пару.

Жаклин почувствовала, что ее охватывает дрожь. Если на них нападут и обнаружат, что она — женщина, то немощный гражданин Жюльен вряд ли сможет защитить ее: несмотря на то что в камере он действовал изобретательно и быстро, теперь старик едва волочил ноги.

Ей вспомнилось, как едва Ганьон вышел из камеры, гражданин Жюльен, продолжая кашлять и задыхаться, быстро поднялся со стула, распахнул полы своего огромного плаща и начал вытаскивать из карманов, скрытых в подкладке, различные части одежды. Бросив одежду Жаклин, он знаками показал, чтобы она переоделась, а сам занялся кроватью: откинул одеяло, набрал побольше соломы с пола и аккуратно разложил ее. Как только Жаклин сняла платье, старик немедленно обернул им солому, придав ему вид лежащего тела. В это время она надевала на себя новую одежду, представлявшую точную копию одежды Дени.

Закрыв одеялом натянутое поверх соломы платье, гражданин Жюльен достал из кармана ножницы, а также небольшую ленту, которой обвязал волосы заключенной чуть выше линии плеч, и быстро, но аккуратно отрезал длинные пряди. Жаклин с сожалением смотрела на то, как он раскладывает ее волосы на подушке из соломы так, словно они выбились во время сна. Затем старик, вытащил из другого кармана пару сабо, которые Жаклин надела вместо своих шелковых туфель, и красный шерстяной колпак, почти полностью скрывший ее лицо. За мгновение до появления на пороге камеры Ганьона старик быстро измазал лицо девушки грязью, подобранной с пола.

Жаклин замерла, ожидая, что надзиратель немедленно заметит подмену, но тот не обратил на ссутулившуюся в углу фигурку никакого внимания — похоже, его гораздо больше волновала узница, неподвижно лежащая на кровати, чем прятавшийся в полумраке паренек. Тем временем гражданин Жюльен принялся перебирать свои бумаги, и Жаклин решила, что будет лучше, если она, как прежде Дени, опустится на пол и сделает вид, что дремлет.

Постояв мгновение, Ганьон пожал плечами и вышел из камеры. То, что последовало за этим, показалось Жаклин настоящей пыткой. Вместо того чтобы немедленно бежать, гражданин Жюльен начал спрашивать о последних распоряжениях. Он заставил Жаклин продиктовать ему письмо, потом медленно прочитал его вслух, а затем долго и нудно торговался из-за каждого су, полагающегося ему за услуги. После этого он шепотом приказал Жаклин заплакать и лишь тогда позвал Ганьона, который выпустил старика и его спутника из камеры. Им пришлось миновать многочисленную стражу, но так как все документы гражданина Жюльена были в порядке, никто не проявил никакого интереса к заходящемуся кашлем старику и сопровождавшему его грязному оборванцу.

Через некоторое время они вышли на улицу, которая сейчас казалась более оживленной, чем обычно. Из кафе, расположенного в конце улицы, доносилась веселая музыка, на тротуаре стояли крикливо одетые женщины, зазывая проходящих мимо подвыпивших мужчин. Одна из проституток, пышнотелая женщина, затянутая в яркое шелковое платье, приблизилась к гражданину Жюльену.

— Холодная нынче ночка, а гражданин? — сладко пропела она, откидывая с плеч шаль и демонстрируя свою огромную грудь. От нее сильно пахло вином и дешевыми духами.

— Да уж, не жаркая, — кивнул старик, ни на секунду не замедляя шаг.

— Может быть, тебе нужно немного тепла? — не унималась женщина.

— Боюсь, дорогуша, я уже слишком стар, чтобы принять такое щедрое предложение…

Женщина пошла следом за ними. Теперь она переключила свое внимание на Жаклин.

— Хорошенький мальчик. Ты уже пробовал это? — Проститутка схватила Жаклин за руку и прижала ее ладонь к своей полуобнаженной груди.

С криком ужаса Жаклин отдернула руку, проститутка рассмеялась.

— Что, стыдно? — фыркнула она и вновь обратилась к Жюльену: — У меня сегодня спокойный день. Я обслужу мальчика за полцены.

— Вы очень добры, — кивнул в ответ старик, — но мы торопимся и не можем уделить вам достаточно времени. Может быть, в другой раз.

— Ну и катитесь к черту! — выкрикнула женщина с нескрываемой обидой в голосе и повернулась к ним спиной.

Двое мужчин, издали наблюдавшие за происходящим, двинулись вслед за Жюльеном и Жаклин. Один из них, постоянно отхлебывая вино из бутылки, начал передразнивать походку старика, однако гражданин Жюльен не обращал на мужчин никакого внимания — он продолжал идти, медленно переставляя ноги, опираясь одной рукой на плечо Жаклин, а второй — на свою палку. Так они добрались до конца улицы и свернули в темную пустынную аллею.

— Гражданин Жюльен, — прошептала Жаклин, наклоняясь к уху старика, — за нами кто-то идет.

— Что? Что такое? Кто идет? — громко воскликнул старик, недоуменно озираясь по сторонам. Обернувшись, он заметил двух мужчин и приветливо улыбнулся им: — Добрый вечер, граждане! Вам с нами по пути?

Один из мужчин вышел вперед, сделал большой глоток из своей бутылки и вытер рот полой засаленного сюртука.

— Сдается мне, ребята, что вы обидели Люсиль, — наконец проговорил он. — А ты как думаешь, Жорж?

— Я видел это своими глазами, — подтвердил второй заплетающимся языком.

— Дорогие граждане, уверяю вас, мы никого не хотели оскорбить, — начал торопливо оправдываться гражданин Жюльен, медленно снимая руку с плеча Жаклин, — и если обидели вас или кого-то еще, пожалуйста, примите наши самые искренние извинения.

Тот, кого звали Жорж, громко рассмеялся:

— Извинения? Вот что, старик, гони денежки, и мы забудем об этом недоразумении.

Гражданин Жюльен на секунду задумался, а затем согласно кивнул.

— Сейчас у всех нас трудные времена, — сказал он с теплотой в голосе. — Как я могу отказать в помощи таким добрым гражданам? — Он запустил руку в один из многочисленных карманов своего огромного плаща и достал оттуда небольшой кожаный кошелек, а затем, открыв его, высыпал на ладонь несколько мелких монет.

— Гони все до последнего су, — приказал мужчина с бутылкой.

Старик с сожалением посмотрел на кошелек, а затем бросил его к ногам Жоржа. Подняв кошелек, тот принялся внимательно изучать его содержимое.

— Теперь, я надеюсь, мы можем идти? — спросил гражданин Жюльен. Похоже, вся эта история нисколько не взволновала его.

— Не так быстро, — сказал мужчина с бутылкой. — Сдается мне, твой плащ очень теплый. Отдай его мне.

— Но он же замерзнет! — возмутилась Жаклин.

— Это его проблема. — Мужчина пожал плечами и, подойдя ближе, сплюнул на землю. — А ты, мальчишка, снимай свою куртку.

Жаклин была в смятении — она не знала, как долог будет их путь и сколько она сможет пройти без куртки холодной ноябрьской ночью.