В России оказалось утерянным понимание того, что армия не может управляться гражданскими законами, что власть государя над полководцем должна кончаться за порогом его дворца.

Сунь-цзы писал: "Когда он (государь — А.К.), не зная что такое армия, распространяет на управление ею те же самые начала, которыми управляется государство; тогда командиры и армия приходят в растерянность. Когда он, не зная, что такое тактика армии, руководствуется при назначении полководца теми же началами, что и в государстве, тогда командиры приходят в армии в смятение."

Командиры российской армии оказались в смятении еще задолго до Чеченской войны. Они не понимали, в каком государстве живут, кто враги, где друзья и к кому следует отнести обитателей правительственных кабинетов.

Рассказывают такую притчу о Сунь-цзы.

Как-то император решил подшутить над прославленным полководцем и предложил его обучить военному искусству своих наложниц. Сунь-цзы распределил наложниц на два отряда, назначил старших и объяснил, куда надо повернуться после сигнала. Когда сигнал прозвучал, женщины вместо исполнения задания начали хохотать. Полководец сказал наблюдавшему с балкона императору, что это его вина, и снова объяснил женщинам, что нужно делать. Когда сцена повторилась во второй раз, полководец решил, что виноваты старшие отрядов, и приказал своим воинам казнить их. Несмотря на просьбу императора пощадить его любимых наложниц, им отрубили головы, и с этого момента все приказы полководца выполнялись точно и неукоснительно.

Разумеется, император сразу отучился шутить над полководцем, а полководец не переставал побеждать. В современной РФ полководцами принято помыкать как денщиками. Поэтому они быстро превращаются в денщиков или уходят на пенсию в расцвете сил, а всякие ничтожества получают большие звезды на погоны, не прекращая исполнять роль наложниц при сильных мира сего.

Хэ Янь-си писал: "Если у полководца нет ума, он не может оценивать противника и вырабатывать нужную тактику; если у него нет беспристрастия (справедливости), он не может приказывать другим и вести за собой своих подчиненных; если у него нет гуманности, он не может привлекать к себе массы и привязывать к себе своих воинов; если у него нет мужества, он не может решиться на какие-либо действия и вступить в бой; если он не строг, он не может подчинить себе сильного и управлять массой. Кто обладает этими пятью свойствами сполна, тот — воплощение полководца."

Разрушенное самосознание армии вело в Чеченской войне к тому, что ее полководцы потеряли и ум, и представление о справедливости, и мужество, и волю. В результате, российская армия, попав на "территорию смерти", не смогла встретить противника, как подобает, как требуют исторические традиции, слава русского оружия.

Ли Вэй-гун писал: "Может случиться так, что, выступив в поход и поведя войско, не прибегнешь к помощи местных проводников и попадешь в опасное положение, окажешься под ударами противника. Слева у тебя — горы. Тропа — непроходима ни для коней, ни для колесниц. Впереди она пропадает, сзади обрывается. Скалы, по которым ты проходишь, извиваются, как стая диких гусей; скалы, по которым ты карабкаешься прямо вверх, отвесной кручей, как посаженные на вертел рыбы, окружают тебя повсюду. Позиция еще не укреплена, а сильный противник вдруг появляется перед тобой. Продвинуться вперед — негде передохнуть, отступить назад — негде укрепиться. Захочешь вступить в бой — нельзя; захочешь защититься — нет надежного места. Остановиться здесь — значит задержаться на дни и месяцы. Двинуться вперед — принять на голову и хвост нападение противника. В поле нет ни воды, ни травы. В войске не хватает снаряжения и провианта. Лошади изнурены, люди устали. Ум перестал работать, силы доведены до последнего напряжения. Место такое, что один человек может оборонять эти твердыни, а 10 000 не могут идти против него. Такую естественную твердыню занял твой противник. Такие преимущества мной потеряны.

Пусть и будут мои воины отважны, оружие остро, что я могу здесь сделать? Если в таком месте смерти быстро бросишься в бой — уцелеешь: если не бросишься быстро в бой — погибнешь.

Надо, чтобы у командиров и солдат было одно и то же сердце, чтобы дух у всех был единым, силы сплочены. Надо выдавить из себя все свои внутренности, выжать из себя всю свою кровь, видеть перед собой одну только смерть."

У российской армии не оказалось важнейшего ресурса — возможности ведения войны без боевых действий, возможности смело броситься вперед, когда положение кажется безвыходным. Всюду царствовала бюрократия.

Сунь-цзы писал: "Кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости, не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа своего войска долго." Его мысль повторяли комментаторы. Вэй Ляо-цзы: "Оружие — это орудие бедствия, борьба противна добродетели; полководец — это агент смерти. Поэтому к войне прибегают только тогда, когда это неизбежно". Ли Вэй-гун: "Покорять чужую армию не сражаясь — это наилучшее; сто раз сразиться и сто раз победить — это среднее; рыть глубокие рвы, возводить высокие редуты и обороняться за ними — это самое худшее." Чжан Юй: "Сначала побеждают планом войны и только после этого поднимают армию."

Сунь-цзы полагал, что можно "нападать планом", "разбить противника умом". Он считал, что без сражения можно победить либо картиной мудрого и просвещенного правления, благосостоянием государства, мирным преуспеянием своего народа; либо мудрой политикой по отношению к противнику, политикой, исполненной внимания и уважения к его желаниям и нуждам, широко идущей навстречу его интересам; либо мероприятиями военно-стратегического характера, ставящими противника в положение полной бесполезности сопротивления.

Сунь-цзы писал: "…войско, долженствующее победить, сначала побеждает, а затем ищет сражения; войско, осужденное на поражение, сначала сражается, а потом ищет победы."

Уроки древних, к сожалению, не были восприняты военно-политической верхушкой российского руководства, не только в плане глобальной стратегии, но и в чисто военной стратегии.

Сунь-цзы говорил о различных стратегических подходах при разной степени перевеса над противником. При десятикратном перевесе, полагал Сунь-цзы, достаточно окружить противника и принудить к сдаче ввиду полной безнадежности положения. При пятикратном перевесе необходимо применять тактику прямого нападения. При двойном превосходстве прямой удар неэффективен и нужно прибегнуть к маневру — частью сил ударить в тыл. "Если же противник слаб, а я силе, десятикратного превосходства не требуется."

Имея возможность создать перевес, Россия не создала его. Именно этим обусловлены, например, громадные потери при штурме Грозного зимой 1994/1995 гг. Последующие операции по захвату населенных пунктов оказывались наименее кровопролитными. Основные потери федеральные силы несли на брошенных на произвол судьбы блок-постах или на марше.

Практически весь образ действий российских военных в Чечне противоречил установкам Сунь-цзы:

— “побеждают, если знают, когда можно сразиться, когда нельзя”;

— “побеждают, когда умеют пользоваться большими и малыми силами” (Ду Ю: “Бывает такая обстановка на войне, что нельзя с большими силами нападать на малые силы; бывает и так, что со слабыми силами можно справиться с сильным противником”.);

— “побеждают, когда там, где высшие и низшие имеют одни и те же желания”;

— “побеждают тогда, когда сами осторожны и выжидают неосторожности противника”;

— “побеждают те, у кого полководец талантлив, а государь не руководит им”.

Наконец, как говорит Сунь-цзы, "война подобна пламени: если не задуешь его вовремя, сам в нем сгоришь."

В Чеченской войне у режима, который связан с именем Бориса Ельцина и его соратников, полностью сгорели все перспективы. На смену этому режиму должен прийти режим, умеющий побеждать врагов России и умеющий брать уроки у прошлого.