После войны германским подданным было запрещено возбуждать судебные процессы за пределами страны, да и в любом случае у Рифеншталь не было средств самостоятельно возбудить процесс против издателей. Однако она узнала, что сестра Евы Ильзе Браун, у которой также не было ни гроша, искала способ затеять в Германии судебный процесс, который заклеймил бы «Дневник» как фальшивку: он печатался в одном из еженедельников, выходивших в этой стране. Первая встреча этих двух дам оказалась колючей: Ильзе хотелось выяснить, была ли Лени в сговоре с Тренкером или нет… Но в итоге они согласились объединить усилия и сделать совместное заявление для обращения за юридической помощью.

А пока что Лени не могла вдоволь надышаться вновь обретенной свободой, проводя время на горе Вендельштайн в баварских Альпах. В день ее рождения к ней наведался Ханс Эртль. Она не видела его давно — с тех пор, как он не получил приглашения на премьеру «Олимпии». Встретившись, они никак не могли наговориться, обсуждая все новости и сплетни, и наконец дошли до странной истории с так называемым «дневником Евы Браун». Эртль поведал Лени, как в ноябре 1946 года Тренкер пытался раздобыть у него информацию и о Лени, и о Еве Браун, по его словам, для итальянской газеты. Он также написал другому альпинисту-кинооператору — Вольфгангу Гортеру, выспрашивая специфические детали о детстве Евы и ее романах, напирая на необходимость соблюдения строжайшей тайны. Рифеншталь смогла раздобыть тому подтверждение — нанесла лично визит к Гортеру и получила от него то самое письмо Тренкера для снятия нотариально заверенных копий, Ханс Штегер также написал ей о том, как Тренкер увивался вокруг него, пытаясь раздобыть скандальный материал. В частности, ему хотелось заполучить ту самую фотографию, которая была снята во время бойни в Конски.

— Разумеется, я послал его ко всем чертям, — заверил ее Штегер.

Среди тех, кто побывал у Лени в этот тяжкий период, был американский морской офицер и наблюдатель на Нюрнбергском процессе Майкл Мусманно, который впоследствии стал судьей Верховного суда штата Пенсильвания. Мусманно расследовал последние дни Гитлера — о чем вскоре напишет книгу — и опрашивал каждого знакомого с фюрером, кого только мог разыскать. В ходе разговора Мусманно сказал Лени, что она может заручиться его поддержкой в опровержении «Дневника» — фальшивки с первой до последней страницы. А Тренкер, по его мнению, — великий обманщик. Американским агентствам этот документ был знаком, и в случае необходимости она может получить дальнейшую информацию из Военного департамента в Вашингтоне. Среди тех, кого Мусманно опрашивал о последних днях главаря нацистов (лично или через посредников) были мюнхенская горничная Гитлера фрау Винтер и его личный фотограф Генрих Хоффманн, у которого Ева Браун работала по найму, — ведь именно у него в фотостудии Гитлер впервые увидел эту смазливую юную барышню, поднимавшуюся по стремянке.

…Судебное слушание состоялось в Мюнхене 10 сентября 1948 года. Суд вынес решение в пользу Ильзе Браун и Лени Рифеншталь. Дневник был признан фальшивкой, и против издателей были выдвинуты судебные предписания. Но предпринять каких-либо действий против автора суд не мог, так как в это время Тренкер состоял в гражданстве Италии и, следовательно, находился под ее юрисдикцией.

Уже после слушания было сделано интригующее открытие, что фрагменты этих пресловутых мемуаров были позаимствованы — причем иной раз в практически нетронутом виде — из старинной книги графини Лариш-Валлерзее о жизни при венском императорском дворе и трагической любви принца Рудольфа из рода Габсбургов к Марии Вечера. Но что так никогда и не прояснилось до конца, так это степень участия Тренкера во всем этом таинственном деле. Был ли он единственным составителем подложного «Дневника» или участвовал в некоем сговоре? Но еще в апреле 1957 года в журнале «Штерн» была опубликована статья «Лжет ли Луис Тренкер?», в которой была предпринята попытка докопаться до смысла всей этой смеси полуправды и увиливаний, которыми окружал себя южнотирольский кинорежиссер. Несколько лет спустя в своих собственных мемуарах Тренкер опять уверял, что получил дневник из рук Евы, но что второй экземпляр этого дневника был найден в шкатулке вместе с другими документами сразу после войны итальянскими партизанами в Южном Тироле и что не кто иной, как префект Больцано подтвердил этот факт 19 августа того же года. Этот «второй» экземпляр попал к агентам американской прессы, по словам Тренкера, задолго до того, как был вскрыт его собственный пакет.

В недавно вышедшей биографии Тренкера, написанной в сотрудничестве с его сыном Флорианом, Штефан Кёниг рассказывает следующее. Один из друзей Тренкера, голландский кинематографист Ян Боон, который провел часть военных лет в регионе Китцбюхеля, помнит, как он по просьбе Тренкера «контрабандой провозил пакет туда-сюда через «зеленую границу» между Германией и Австрией». Поначалу он думал, что это какой-нибудь киносценарий, который Тренкеру хотелось бы сберечь понадежнее; но вот однажды, спрятавшись от пограничного патруля, Боон заглянул в текст и понял, что никакой это не киносценарий. Оказывается, он рисковал и пуше глаза своего охранял дневник — «непристойный, вульгарный и порнографический». На вопрос, считал ли он Тренкера автором этой гнусности, Боон не дал ответа. Почтенный старец с мгновение колебался, но вовсе не от смущения, подчеркивает Кёниг. Чтобы подчеркнуть причину уклонения от ответа, Боон поведал такую историю. Судьба сдружила его с далай-ламой, и вот однажды ему прислали фотокарточку, запечатлевшую такое теплое приветствие между ним и тибетским лидером, какое бывает только у близких друзей. «Не знаю, поймете ли вы, что я вам скажу, — заявил Боон Кёнигу, — но я никогда не стал бы публиковать это фото». По мнению старика-голландца, преданность узам дружбы ненарушима вне зависимости от ситуации. «Кто я такой, чтобы трубить на весь свет о своей дружбе с далай-ламой? И кто я такой, чтобы разбираться и выяснять степень порядочности моего «снежного брата»?»

К концу 1948 года Денацификационный суд в Филлингене подтвердил, что Лени Рифеншталь не состояла ни в нацистской партии, ни в какой-либо из ее дочерних организаций, и в 1949 году во Фрей-бурге Баденский государственный комиссариат по организациям, занимавшимся политическими чистками, подтвердил это решение, невзирая на французский протест, добавив, что, по его данным, несмотря на «слухи и уверения, распространяемые среди публики и в прессе», не нашлось «свидетельств таких отношений между нею и кем-либо из этих людей, каковые не проистекали бы из нормального коммерческого взаимообмена во время исполнения порученных ей художественных проектов». Не обнаружилось ни одного свидетеля или документа, который указывал бы на близкие отношения Рифеншталь с Гитлером. Напротив, целый ряд свидетелей из бывшего гитлеровского окружения показали под присягой, что таковые отношения не имели места.

Этот же суд признал фильм «Олимпия» международным проектом, а стало быть, не подпадающим под рамки преследования, и принял заявление Лени, что «Триумф воли» был заказом, от которого она тщетно пыталась отстраниться. Она выступала в качестве документалиста и не имела намерения создать эту картину как средство пропаганды национал-социалистической партии; по мнению суда, на нее нельзя было возлагать вину в последующем использовании фильма с пропагандистскими целями.

Должно быть, после вынесения этого решения Рифеншталь почувствовала, что ее изоляция подходит к концу. Она была реабилитирована по всем пунктам, тем более что суд признал за нею дружеские отношения с евреями, а также факт, что в нацистские годы она нанимала на работу для создания своих фильмов лиц «неарийского» происхождения. Более того, суд подчеркнул, что «Триумф» был создан, когда еще не были официально провозглашены антиеврейские законы и со стороны еще не были очевидны планы подготовки Гитлера к войне — еще бы, ведь он скрывал от обывателей истинную природу своего «движения»! Она не требовала, чтобы ее работники отдавали гитлеровский «салют».