Джиллиан знала, что говорит повышенным тоном, но ничего не могла с собой поделать.
— У Макиллихов отличное здоровье.
Нервно теребя пальцами тартан, Ронин развернул его и прикрыл грудь.
— Очевидно, так оно и есть, — ответила Джиллиан, мысли которой унеслись вдаль. С трудом она заставила себя вернуться.
— Милорд…
— Ронин.
— Ронин, есть что-то, что вы хотели бы рассказать мне о вашем сыне?
Ронин вздохнул и мрачно взглянул на нее.
— Да, есть что-то, — признал он. — Но я не могу, девочка. Он должен сказать тебе это сам.
— Почему он мне не доверяет?
— Это не тебе он не доверяет, девочка, — отозвался Бальдур, входя в Большой зал со свежей рубашкой в руках. Как и Гримм, он передвигался бесшумно. — Это он себе не доверяет.
Джиллиан обернулась к дяде Гримма, затем взгляд ее забегал между ним и Ронином. Где-то в глубине ее сознания зашевелилась какая-то смутная догадка, но ей никак не удавалось ухватиться за нее. Оба старика наблюдали за ней внимательно, почти с надеждой. Но на что они надеялись? Сбитая с толку, Джиллиан допила свой сидр и поставила кубок на стоявший рядом столик.
— Полагаю, мне следует пойти поискать Гримма.
— Только не ходи искать его в центральный зал, Джиллиан, — быстро молвил Бальдур, внимательно глядя на нее. — Он редко туда ходит, но, если и ходит, то потому, что иногда ищет уединения.
— Центральный зал? — поморщила лоб Джиллиан. — Я думала, это и есть центральный зал. — И она обвела рукой Большой зал, в котором они принимали пищу.
— Нет, это главный зал. Я имею в виду тот, который расположен в глубине замка. Собственно говоря, он уходит туннелем в самое сердце горы. Туда он бегал, когда был мальчиком.
— О! — Джиллиан понурила голову. — Спасибо, — добавила она, не имея понятия, за что благодарит их.
Это таинственное замечание, казалось, предназначалось для того, чтобы удержать ее, но оно прозвучало так подозрительно, словно приглашение непременно заглянуть туда. И, кивнув на прощание головой, Джиллиан удалилась, снедаемая любопытством.
После ее ухода Ронин усмехнулся Бальдуру.
— Он никогда не ходил туда мальчиком. Даже не видел Зала Предков! Ты хитрющий прохвост, вот ты кто, — с восхищением воскликнул он.
— Я всегда говорил, что львиная доля мозгов в нашей семье досталась мне.
Бальдур насупился и налил себе и брату еще по стаканчику сидра.
— Факелы зажжены, Ронин? Ты оставил двери незапертыми, да?
— Разумеется! Не все мозги достались тебе. Но, Бальдур, что, если она не сможет догадаться? Или, еще хуже, не сможет принять этого?
— У этой женщины есть голова на плечах, брат. Ее распирает любопытство, но она умеет придержать язык. Не потому, что кроткая, а из-за любви к твоему мальчику. Ей до смерти хочется узнать, что случилось здесь пятнадцать лет назад, но она терпеливо ждет, пока Гаврэл сам не расскажет ей все. Так что мы дадим ей ответы по-иному, чтобы быть уверенными в том, что она окажется готовой, когда он, наконец, заговорит.
Бальдур сделал паузу и сурово посмотрел на брата.
— Ты раньше не был таким трусом, Ронин. Перестань ждать, чтобы он пришел к тебе. Ступай к нему, как ты хотел сделать это много лет назад. Сделай это, Ронин.
Джиллиан направилась прямо в центральный зал, вернее, настолько прямо, насколько могла — ведь ходить по замку Мальдебанн было все равно, что блуждать по большому городу без карты. Полная решимости отыскать этот центральный зал, она шла по извилистым коридорам, продвигаясь в направлении, которое, как она надеялась, вело к тыльной стороне замка и горе. Бальдур и Ронин явно хотели, чтобы она увидела его. Даст ли этот зал ответы на вопросы о Гримме?
После тридцати минут безуспешных поисков, пропетляв по ряду кривых коридоров, она повернула за угол, и перед ней открылся еще один зал, просторнее того, в котором она завтракала. И она нерешительно ступила вперед; зал был явно старый — возможно, такой же древний, как и каменные столбы, возведенные загадочными друидами.
Кто-то предусмотрительно зажег факелы — вездесущие братья, с благодарностью заключила она, — потому что в этой части здания не было ни одного окна, да и откуда бы они взялись? Большой зал находился в самых недрах горы. Ужаснувшись, Джиллиан вздрогнула, затем медленно пересекла огромную комнату, притягиваемая таинственной двустворчатой дверью в дальнем углу. Окованная стальными полосами дверь поражала своей высотой, и на арке над нею были высечены крупные буквы.
«Deo non fortuna», — прошептала она, побуждаемая говорить приглушенным голосом, охваченная тем же чувством, что обычно посещало ее в часовне Кейтнесса.
Джиллиан навалилась на массивную дверь и затаила дыхание, когда она распахнулась внутрь, открывая центральный зал, о котором говорил Бальдур. Широко раскрыв глаза, она двинулась вперед мечтательной походкой лунатика, взгляд ее был прикован к открывавшейся перед ней картине. Плавные линии зала притягивали глаза вверх, она медленно повернулась на месте и, запрокинув голову, долго с изумлением рассматривала потолок. Его покрывали картины и фрески, и некоторые из них были настолько живыми и реалистичными, что ей захотелось потрогать их руками. Холодок пробежал по ее спине, когда она попыталась осмыслить то, что увидела. Неужели она смотрит на многовековую историю Макиллихов? И Джиллиан опустила взгляд вниз, где ее ожидали новые чудеса. Стены зала были увешаны портретами — сотнями портретов!
Джиллиан медленно пошла вдоль стены. Ей хватило всего нескольких секунд, чтобы осознать, что перед ней генеалогическое древо, история, запечатленная в портретах. Первые изображения были высечены в камне, некоторые прямо в стене, с вырезанными под ними именами — странными именами, которые даже не выговоришь. По мере продвижения вдоль стены портреты становились более современными — как и одежды людей, изображенных на них. Было очевидно, что в обновление и реставрацию портретов было вложено много труда — непросто было сохранять их в течение столетий.
По мере того как она двигалась в хронологическом направлении к настоящему, портреты становились все более четкими в деталях, что усиливало ее нараставшее волнение. Цвета становились все более яркими, портреты — все более искусно выполненными. Переводя взгляд с одного портрета на другой, Джиллиан ходила взад-вперед, сравнивая портреты детей со сделанными позднее портретами взрослых.
Нет, должно быть, она ошиблась.
Не веря своим глазам, Джиллиан зажмурилась на секунду, затем медленно открыла глаза и отступила назад на несколько шагов, чтобы взглянуть на портрет издали. Этого не может быть! Схватив факел, она подвинулась ближе, внимательно всматриваясь в мальчиков, стоявших у юбок своих матерей. Это были красивые мальчики, темноволосые, кареглазые, из которых наверняка вырастали опасные своей красотой мужчины.
Она переходила к другим портретам, и снова то же самое: темноволосые, с голубыми глазами, опасные своей красотой мужчины.
Глаза изменили цвет!
Джиллиан вернулась назад и внимательно рассмотрела женщину на последнем портрете. Это была потрясающая женщина с золотисто-каштановыми волосами и с пятью кареглазыми мальчиками у юбки. Затем Джиллиан шагнула вправо; это была либо та же женщина, либо ее сестра-близнец. Вокруг нее в различных позах были изображены пятеро мужчин, все они смотрели прямо на художника, не оставляя никаких сомнений относительно цвета их глаз. Ледяная голубизна. Имена под портретами были одни и те же. И озадаченная Джиллиан пошла дальше по залу.
Пока не нашла шестнадцатое столетие.
К сожалению, увиденное вызывало больше вопросов, чем давало ответов, и, опустившись на колени, Джиллиан долго просидела так в раздумьях.
Прошло несколько часов, пока ей удалось прийти к удовлетворившим ее выводам. После этого в голове у нее не оставалось больше вопросов — она была умной женщиной, способной использовать силу дедуктивного мышления не хуже лучших представителей сильного пола. И все указывало на то, что, хотя это и не укладывалось ни в какие рациональные рамки, другого объяснения просто не существовало. Завернутая в растрепанный плед, сжимая в руке почти догоревший факел, Джиллиан стояла на коленях в зале, заполненном портретами берсерков.
