Джиллиан смотрела ему вслед, ее горло болезненно сжалось. Она не заплачет. Она больше не будет тратить на него слезы. Глубоко вздохнув, она направилась в замок, намереваясь поплакаться на широкой груди Куина. Он относился к ней с таким пониманием, что это всегда успокаивало ее. Как только он обнял ее, ее глаза наполнились слезами.

— И давно ты здесь стоишь? — спросила она с дрожью в голосе.

— Достаточно долго, — мягко ответил Куин. — Тебе вовсе не надо меня убеждать ни в чем, Джиллиан, — заверил ее Куин. — Ты очень мне нравилась как девушка — даже когда ты еще была мне любимой сестрой. Но теперь я могу любить тебя еще сильнее.

— За что меня любить? Я круглая дура!

Куин горько улыбнулся.

— О, это только для Гримма. Но ведь ты всегда была глупышкой для него. А вот за что тебя можно любить, так это за твой необузданный характер, твой ум, твой интерес ко всему окружающему, за музыку, которую ты играешь, за твою любовь к детям. У тебя чистое сердце, Джиллиан, а это такая редкость!

— О, Куин, почему ты всегда так добр ко мне? — она нежно дотронулась пальцами до его щеки, потом проскользнула мимо него и в отчаянии побежала в замок.

— Что с тобой происходит, черт возьми? — воскликнул Куин, врываясь в конюшню.

Гримм, снимавший поводок с Оккама, глянул на него через плечо.

— Ты о чем? Со мной все в порядке, — ответил он и отмахнулся от бросившегося на помощь помощника конюха. — Я сам позабочусь о своем коне, парень. И не вздумай запирать его в стойле. Я завел его сюда, только чтобы почистить. Никогда не запирай его!

Кивнув, помощник конюха попятился и поспешил прочь.

— Послушай, Макиллих, мне плевать, почему ты ведешь себя с ней, как последний ублюдок, — продолжил Куин, отбросив конспирацию и называя Гримма настоящим именем. — Я даже не хочу знать этого. Просто прекрати так поступать. Я не потерплю, чтобы она из-за тебя плакала — она уже достаточно наплакалась, когда ты был юным варваром. Тогда я не вмешивался, убеждая себя, что жизнь Гаврэла Макиллиха была несладкой, и, быть может, с ним надо обходиться помягче, но теперь твоя жизнь уже далеко не такая трудная.

— Откуда тебе знать?

Куин свирепо посмотрел на него.

— Потому что я знаю, кем ты стал. Ты один из самых уважаемых людей в Шотландии. Ты больше не Гаврэл Макиллих — ты знаменитый Гримм Родерик, образец самодисциплины и самообладания. Ты дюжину раз спасал жизнь нашему королю. Тебя так щедро вознаграждали, что ты богаче старого Сент-Клэра и меня, вместе взятых. Женщины падают к твоим ногам. Чего еще можно желать?

«Только одного — того, чего у меня никогда не будет, — мрачно подумал Гримм, — Джиллиан».

— Ты прав, Куин, — как всегда. Я осел, ты прав. Так что женись на ней.

Гримм повернулся к Куину спиной и стал возиться с седлом Оккама. Спустя секунду он стряхнул с плеча руку Куина.

— Оставь меня в покое, Куин. Ты будешь идеальным мужем для Джиллиан, и лучше поторопиться, так как накануне ее целовал Рэмси.

— Рэмси поцеловал Джиллиан? — воскликнул Куин. — И она поцеловала его в ответ?

— Да, — с горечью ответил Гримм. — Он уже совратил немало невинных девушек, так что сделай нам обоим одолжение и спаси от него Джиллиан, предложив ей себя.

— Я уже предложил, — тихо промолвил Куин.

Гримм резко повернулся к нему.

— Предложил? Когда? И что она ответила?

Куин начал переминаться с ноги на ногу.

— Ну, это было не совсем официальное предложение, но я дал ей ясно понять свои намерения.

Гримм ждал, вопросительно изогнув дугой темную бровь. Куин повалился в кучу сена и откинулся на спину, разбросав руки. Потом он раздраженно сдул с лица светлый локон.

— Джиллиан думает, что влюблена в тебя, Гримм. Она всегда думала, что любит тебя, еще с детства. Почему бы тебе, наконец, не открыть ей правду? Расскажи, кто ты есть на самом деле. И пусть решает сама, достоин ли ты ее. Ты наследник вождя клана — станешь им, если вернешься домой и заявишь о своих правах. Джибролтар прекрасно знает, кто ты есть, и все же он призвал тебя стать одним из претендентов на ее руку. Совершенно очевидно, что он считает тебя достойным своей дочери. Может быть, ты единственный, кто думает иначе.

— А может, я понадобился, чтобы ты выглядел лучше в сравнении со мной? Знаешь ли, пригласили звереныша. Ведь так называла меня Джиллиан? — Гримм закатил глаза. — Тогда красивый парень станет еще привлекательнее. Я не могу ее интересовать. Джиллиан известно, что я даже не знатен. Для нее я ничто, и я думаю, что ты сам хочешь получить ее, Куин.

Гримм повернулся к коню и стал длинными, равномерными движениями водить щеткой по его боку.

— Хочу. Я бы гордился, если бы Джиллиан стала моей женой. Любой бы гордился, — ответил Куин.

— Ты ее любишь?

Куин повел бровью и с любопытством посмотрел на Гримма.

— Конечно, люблю.

— Нет, ты по-настоящему ее любишь? Сходишь ли от нее с ума?

Гримм пристально взглянул на Куина, и тот растерянно заморгал.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Гримм.

Гримм фыркнул.

— Я и не ожидал, что ты поймешь.

— А, черт, все так запутанно, — раздраженно выдохнул Куин и откинулся в душистое сено, затем вытащил из кучи стебелек клевера и стал задумчиво покусывать его.

— Я хочу ее. Она хочет тебя. А ты мой ближайший друг. Единственное неизвестное в этой задачке — чего хочешь ты.

— Во-первых, я искренне сомневаюсь в том, что она предпочитает меня, Куин. Если в ней и есть что-то, это остатки детской влюбленности, а от них, будь уверен, я ее избавлю. Во-вторых, совсем неважно, чего хочу я.

Гримм вынул из споррана (Кожаная сумка, отороченная мехом, элемент национальной одежды шотландских горцев.) яблоко и протянул его Оккаму.

— То есть как неважно? Конечно же, важно, — нахмурился Куин.

— Чего хочу я, в данном случае не столь существенно, Куин. Я берсерк, — проговорил Гримм ровным тоном.

— И что? Посмотри, что это тебе дало. Большинство мужчин продали бы душу, чтобы стать берсерком.

— Это была бы чертовски глупая сделка. И это проклятье таит в себе многое, о чем тебе неизвестно.

— Для тебя оно оказалось довольно весомым благом. Ты, в сущности, непобедим. Припоминаю, как в Килларни…

— Я не желаю говорить о Килларни…

— …ты убил половину чертовых…

— Придержи язык! — Гримм резко повернул голову. — Я не желаю говорить об убийствах. Похоже, это единственное, что у меня хорошо получается. Эта легенда о моем самообладании смешна, ибо не во всем я могу с собой совладать, де Монкрейф. Я не управляю своим гневом, — горько признался он. — Когда это происходит, я теряю память, теряю представление о времени и не имею ни малейшего понятия о том, что делаю, а когда дело сделано, кому-то приходится мне рассказывать, что я натворил. Да ты и сам это знаешь. Тебе самому приходилось пару раз сообщать мне, что я наделал.

— К чему ты клонишь, Гримм?

— К тому, что ты должен повенчаться с ней, каковы бы ни были мои чувства, потому что я никогда не смогу стать для Джиллиан Сент-Клэр мужем. Я знал это раньше, знаю и сейчас. Я никогда на ней не женюсь. Ничего не изменилось, — не смог измениться и я сам.

— Ты действительно питаешь к ней сильные чувства, — Куин сел на копне сена, пристально вглядываясь в лицо Гримма. — Глубокие чувства. И поэтому делаешь все, чтобы она тебя возненавидела.

Гримм снова повернулся к коню.

— Я тебе никогда не рассказывал, как умерла моя мать, де Монкрейф?

Куин встал и стряхнул с килта сено.

— Я думал, она погибла во время резни в Тулуте.

Гримм прислонил голову к бархатистой шее Оккама и глубоко вдохнул успокаивающий запах, исходящий от коня и кожаной сбруи.

— Нет. Джолин Макиллих умерла немного раньше — утром, еще до появления Маккейнов.

Слова эти были произнесены спокойно и монотонно.

— Мой папочка убил ее в приступе гнева. Так что я не только опустился до такой глупости, что призвал в тот день Одина, а еще и унаследовал это безумие.