— Я не подведу его на этот раз, Джолин. Клянусь тебе, я позабочусь о том, чтобы снова обезопасить и наполнить надеждами замок Мальдебанн. И тогда мы вместе будем с улыбкой взирать на наш дом.

После долгой паузы он страстно прошептал:

— Я скучаю по тебе, женщина.

Удивленный Гиллес вошел в коридор, ведущий к Залу Предков, и остановился, в изумлении уставившись на открытую дверь. Пробежав по коридору, он ворвался в долго стоявший запертым зал, едва подавляя в себе вопли восторга при виде Ронина, больше не горбившегося, но гордо выпрямившегося под портретами своей жены и сына. Ронин не обернулся, но Гиллес и не ожидал этого: Ронин всегда знал, кто находится в непосредственной близости от него.

— Вели служанкам прибраться здесь, Гиллес, — распорядился Ронин, не отводя глаз от портрета своей улыбающейся жены. — Оставь зал открытым, пусть проветрится. И я хочу, чтобы вычистили весь замок так, как не чистили его с тех пор, когда была жива моя Джолин. Я хочу, чтобы все сверкало.

И Ронин широко развел руками.

— Зажгите факелы, и отныне пусть они постоянно, днем и ночью, горят здесь, как это было много лет назад. Мой сын возвращается домой, — гордо закончил он.

— Да, милорд! — воскликнул Гиллес, торопясь исполнять приказание, которое ожидал услышать целую вечность.

«Куда теперь, Гримм Родерик?» — утомленно подумал он. Назад в Далкейт, посмотреть, не навлечет ли он новую бурю на эти благословенные берега?

Пальцы его сжались в кулаки, и он затосковал о бездонной бутылке виски, прекрасно осознавая, что не найдет в ней искомого забвения. Если берсерк пил достаточно быстро, то он мог почувствовать себя пьяным максимум на три секунды. Это не поможет.

Маккейны рано или поздно всегда находили его. Теперь он знал, что у них, должно быть, был шпион в Дурркеше. Вероятнее всего, это был кто-то, кто видел, как он рассвирепел во дворе таверны, и затем попытался отравить его. За долгие годы Маккейны научились нападать скрытно. Хитрые ловушки или простой численный перевес были единственными способами захватить берсерка, и ни один из них не был верным. Теперь, после того, как он дважды избежал ловушек Маккейнов, он знал, что в следующий раз они нападут большими силами.

Сначала они попробовали яд, затем пожар в конюшнях.

Гримм знал, что, останься он в Кейтнессе, они могли бы разрушить весь замок, в слепой ярости уничтожив весь род Сент-Клэров. Он уже познакомился с их уникальным первобытным фанатизмом, и это было незабываемым уроком.

К счастью, они потеряли его из виду в те годы, когда он жил в Эдинбурге. Маккейны были воинами, а не королевскими подхалимами, и они уделяли мало внимания событиям при дворе. Получалось, он прятался у всех на глазах. Затем, когда он перебрался в Далкейт, он встретил нескольких новых людей, и те, кого он встретил, были беззаветно преданы Хоку. Он стал терять бдительность и начал чувствовать себя почти… нормальным.

Какое завораживающее, мучительное слово: нормальный.

— Возьми это назад, Один. Я был не прав, — прошептал Гримм. — Я больше не хочу быть берсерком.

Но Одину, похоже, не было до него никакого дела.

И Гримму надо было взглянуть в лицо действительности. Теперь, после того как Маккейны снова нашли его, они изроют всю страну в его поисках. Для него было небезопасно приближаться к другим людям. Пришло время сменить имя, возможно, и страну тоже. Его мысли обратились к Англии, но против этого бунтовало все то шотландское, что было заложено в нем.

Как он сможет жить без надежды когда-нибудь снова прикоснуться к Джиллиан? Испытав такую радость, как сможет он вернуться к своему пустому существованию? Господи, было бы лучше, если бы он никогда не узнал, что жизнь может быть такой яркой! В ту роковую ночь над Тулутом, в глупом четырнадцатилетнем возрасте, он призвал берсерка, умоляя о даре мести и не понимая, насколько полной будет эта месть. Месть не возвращает мертвых, а умерщвляет мстителя.

«Но какой смысл в сожалении?» — посмеивался он над собой — ибо он владел зверем, а зверь владел им, и это все так просто! Объявшая его покорность судьбе оставляла единственный вопрос: «Куда теперь, Гримм Родерик?».

И он направил Оккама в единственное оставшееся для него место: на мрачное Северное нагорье, где можно было затеряться в диких, безлюдных землях. Ему была знакома каждая пустая хижина и пещера, каждое укрытие от зимы, которая скоро покроет горы белыми шапками.

И ему снова станет так холодно.

Управляя Оккамом коленями, Гримм заплел волосы в боевые косички и подумал, может ли непобедимый берсерк умереть от чего-нибудь столь безобидного, как разбитое сердце.

Джиллиан печально посмотрела на почерневшую лужайку Кейтнесса. Все здесь напоминало о нем. Был ноябрь, и ненавистная лужайка будет чернеть до первого снегопада. Выходя из замка, она каждый раз невольно вспоминала ту ночь, пожар и уезжающего Гримма. Лужайка отлого спускалась вниз, покрытая широким, бесконечным ковром черного пепла. Исчезли все цветы. Пропал и Гримм.

Он бросил ее, потому что он трус.

Джиллиан попыталась найти ему оправдания, но их не находилось. Самый отважный человек, которого она знала, боялся любить. «Ладно, к черту его!» — дерзко подумала она.

Боль не стихала; она не стала бы этого отрицать. Невыносимой была сама мысль о том, что придется страдать до конца жизни без него, но она избегала подолгу задерживаться на этой мысли. Это был верный путь к эмоциональному опустошению. Так что она разжигала гнев, прижимая его как щит к своему израненному сердцу.

— Он не вернется, девочка, — тихо произнес Рэмси.

Джиллиан стиснула зубы и повернулась к нему лицом.

— Думаю, я уже догадалась об этом, Рэмси, — спокойно отозвалась она.

Рэмси внимательно взглянул на нее и принял решительную позу. Когда она попыталась уйти, он выбросил руку и схватил ее за запястье. Джиллиан попыталась вырваться, но он был слишком силен.

— Выходи за меня замуж. Джиллиан. Клянусь, я буду обращаться с тобой, как с королевой. И никогда не брошу.

«Пока у меня будут деньги», — подумала она.

— Отпусти, — прошипела она.

Рэмси не шелохнулся.

— Джиллиан, посмотри, в каком ты оказалась положении. Твои родители со дня на день вернутся и будут ожидать, что ты обвенчаешься. Скорее всего, они, когда вернутся, вынудят тебя выбирать. Я буду добр к тебе, — пообещал он.

— Я никогда не встану под венец, — заявила Джиллиан с абсолютной убежденностью.

Его поведение моментально изменилось. Его насмешливый взгляд скользнул по ее животу, и Джиллиан застыла в ужасе. Когда же он заговорил, она на мгновение лишилась дара речи.

— Если у тебя в животе зашевелится внебрачный ребенок, ты, возможно, будешь думать иначе, девочка, — проговорил он с ухмылкой. — Твои родители заставят тебя обвенчаться, и тебе очень повезет, если какой-нибудь порядочный человек захочет взять тебя. Есть название для женщин, таких как ты. Не такая уж ты чистая, — сплюнул Рэмси.

— Да как ты смеешь! — вскрикнула она.

Над ней взял верх инстинкт, и она рефлекторно попыталась сбить с его лица эту ухмылку пощечиной.

Лицо Рэмси побелело от ярости, и на нем четко проступил красный рубец. Он перехватил ее за другое запястье и притянул ближе, вскипая от гнева.

— Однажды ты пожалеешь об этом, девушка!

И он оттолкнул Джиллиан так грубо, что она споткнулась. В это мгновение она увидела в его глазах такую жестокость, что испугалась, что он прижмет ее к земле и изобьет, а то и хуже. Она поднялась и на дрожащих ногах бросилась к замку.

— Он не вернется, Джиллиан, — тихо промолвила Кейли.

— Да знаю! Ради Бога, перестанете вы все, наконец, твердить мне об этом! Я похожа на тупицу? Да?

Глаза Кейли наполнились слезами, и Джиллиан сразу же почувствовала угрызения совести.

— О, Кейли, я не хотела на тебя кричать. В последнее время я сама не своя. Просто беспокоюсь о… разном…