Она сделала движение, будто рулит.

— Рулевой.

— Да. Он тоже четыре. Вам я плачу сотню.

Энни нахмурился, посмотрел на часы и тихо пробормотал:

— Мадам, у меня нет желания позволять мистеру Чуну распоряжаться моими доходами. Скажите, сколько вообще долей будет?

— Возможно, на это дело я возьму двести человек. Значит, будет триста долей.

— Это после того, как вы снимете сверху свою треть?

Тут Энни расхохотался. Вырывающиеся из недр его огромного тела громыхания разбудили пушкаря, спавшего неподалеку от места, где сидела мадам Лай. Спросонья он недовольно заворчал, как собака.

— Мадам Благоденствие, весь наш разговор может служить примером того, как китайцы попусту тратят время из-за пагубного пристрастия торговаться. Такой подход к делу давно устарел. К тому же я чертовски проголодался. Я знаю, и вы знаете, что за меньшую, чем у вас, долю я не стану проворачивать это дело. Идет? Треть вам, треть мне, а остальное разделите среди своих людей. — Энни невинно улыбнулся ворчащему пушкарю, и парень, сплюнув, вновь пристроился спать у пушки.

— Я не могу дать вам так много. Мои люди не позволят мне этого сделать. — Мадам Лай призвала в свою защиту принципы установленной в ее среде демократии.

На что Энни ответил:

— Мадам, я хочу вернуться на свой корабль.

— Возвращайтесь.

Она перегнулась через борт и окликнула старика на сампане (все это время он ждал у борта джонки).

— Простите, капитан, но вот вам мое последнее слово: я даю вам одну пять.

— Вы имеете в виду пятую часть? После вычета вашей доли?

— После вычета моей доли.

— Благодарю, сахарок, но вот какое дело, я люблю конфетки со шнапсом. — Он перекинул ногу через борт и нащупал лестницу. — Вы очень щедрая хозяйка, мадам Благоденствие. — С этими словами Энни исчез.

Мадам Лай подошла к борту и посмотрела вниз. Веревочный трап под тяжестью Энни скрипел, но он был ловкий моряк и спускался легко. Спустившись, уселся на центральную банку, поднял голову и помахал рукой. Старик тоже смотрел наверх и ждал сигнала.

— Я согласен на четверть, — сказал Энни. — После вычета вашей доли.

— Пятая часть, — ответила мадам Лай.

— Прощайте, мадам Благоденствие, — послышалось в ответ.

Старик оттолкнул сампан от борта джонки. Энни махнул рукой, как и подобает джентльмену, вообразившему, что он король, посетивший одну из своих дальних колоний. Старик налег на весло. Они отплыли на добрых двадцать футов, теряясь в насыщенном влагой тумане, успевшем размыть очертания военной джонки, как послышался мелодичный, хотя и чуть хрипловатый, голос мадам Лай:

— Хотите сыграть в «фан-тан» на свою четверть?

Тишина. Ухо мадам Лай уловило всплеск весла. Ночь и туман сделали «Тигра Железного моря» невидимым глазу Энни, он поскреб бороду и пробормотал, обращаясь к старику:

— А почему бы и нет?

Старик замер, и весло повисло в воздухе, роняя капли воды. Старик повернулся и выкрикнул тонким голосом на кантонском диалекте:

— Почему нет?

Он опустил весло в воду и сделал сильный гребок, круто разворачивая сампан.

Лай Чойсан сидела на подогнутых под себя ногах на палубе полуюта. В центр светового пятна от лампы «летучая мышь», которую неподвижно держал в руке капитан Ван, она высыпала из полотняного мешочка горку медных монет, в неугасающем азарте игры стертых до черноты. Мистер Чун прикурил дешевую японскую сигару. Капитан Долтри сидел напротив мадам Лай, вытянув ноги. Носки его коричневых поношенных ботинок смотрели в усыпанное звездами небо, бизань-мачта подпирала спину. В отличие от мадам Лай, он не привык сидеть на палубе на коленях. За спиной время от времени раздавались негромкие хлопки паруса. Мадам Лай перевернула жестяную чашку, из которой капитан ел рис, и накрыла ею горку монет. Несколько из них попало под края чашки, она покрутила ею, как это делали крупье, чтобы собрать их внутрь или отсечь.

— Делайте ставку, капитан.

Она убрала руку с чашки, которую Энни сверлил глазами, стараясь постичь скрытую в ней тайну. В круг света заполз таракан, обежал чашку и удалился.

— Ставлю на «квок», один и четыре.

Из оставшихся монет мадам Лай одну отодвинула влево, а три вправо. Таким образом велся счет ставок в притонах Макао.

— Две или три в мою пользу, — сказала мадам Лай и, не раздумывая, быстро подняла чашку.

Казалось, монет не так уж и много. Она вытянула изящный, тонкий указательный палец, намереваясь начать счет, но ее соперник прищелкнул языком и протянул ей огрызок желтого карандаша, извлеченного из кармана рубашки. Без слов она взяла его, затупившимся кончиком разделила кучку, как и полагалось, на две части и начала быстро считать: четыре, и четыре, и четыре…

Оставалось четырнадцать монет, когда мистер Чун деликатно кашлянул, и Энни уже не сомневался, что проиграл. Затем осталось десять монет. Шесть. Энни теперь знал это наверняка. Он барабанил кончиком пальца по скошенному набок носу. Карандашный огрызок отбросил еще четыре монеты.

— О! Вы выиграли! — с серьезным видом сообщила мадам Лай.

Перед ней на палубе лежала одна монета.

Мистер Чун непроизвольно нагнулся и уставился на монету. Проницательный бухгалтер, несомненно, тоже заметил четырнадцать монет, которые затем уменьшились до десяти, шести… Но не сказал ни слова, когда мадам Лай подняла одиноко лежавшую монету и кинула ее между ног Энни.

— Вы получаете четвертую часть, капитан Энни Даутли, — беззаботно проворковала мадам Лай. — А карандаш я оставлю себе.

Начал моросить теплый дождь. Сампан приблизился к борту «Морского флюгера». Всю дорогу Энни размышлял, как шесть монет после вычета четырех могли превратиться не в две, а в одну. Должно быть, вторую монету мадам Лай виртуозно прикрыла ладонью. Но причины, по которым она все-таки отдала выигрыш, оставались непонятными. Возможно, если бы расклад был в его пользу, она и в этом случае прибегла бы к обману, чтобы выиграть. Однако не материальные ценности, а право управлять судьбой, вне зависимости от того, кому она благоволит — ей или сопернику, взять в руки судьбу гуайло и показать, кто в этой жизни хозяин, неизменно привлекали ее. В жизни мадам Лай Чойсан торжествовала ее воля, а не случай.

С другой стороны, возможно, она просто хотела сделать гуайло приятное. Во сколько ей обойдется это решение (или каприз), станет известно только спустя несколько недель, но заполучить Энни ей нужно было сейчас.

Поднявшись на борт «Морского флюгера», Энни тут же увидел Барни, величественно возлежавшего на шканцах и надувавшего презервативы, как воздушные шарики. Три таких уже были привязаны к флагштоку и вяло колыхались при слабых порывах теплого и влажного бриза. Чернокожая толстуха сидела на месте рулевого и любовалась ими. Энни сразу же повалился на койку, и словом не обмолвившись с компаньоном, который, судя по его состоянию, был не готов к обсуждению радужных планов и открывшихся перспектив.

На следующий день — а это был четверг — они загрузились двадцатью шестью тоннами пиротехники производства абердинской компании «Линь Хуанчжан и сын» и перед самым заходом солнца отправились в Кантон. На следующее утро они вошли в док Вампу, разгрузились, и Энни отправился в контору своих агентов «Крауфорд и Перри» разнюхать, что в мире новенького. Годовой бойкот, объявленный британскому торговому флоту коммунистической организацией Кантона, провалился, как рушились все подобные акции в Китае. Исправно следуя политическим убеждениям, люди теряли немалые деньги, а после того как националисты спровоцировали раскол в среде красных, не осталось ничего, кроме патриотизма, ставшего лишь вешалкой, на которую нацепили шляпу бойкота. Китайцы были патриотами на каком-то глубинном, мистическом уровне, но в делах коммерческих они о нем начисто забывали.

Как бы то ни было, иностранные суда под обтрепанными непогодой звездно-полосатыми флагами, подобные «Морскому флюгеру», оказались в выигрышном положении. Для них всегда находился груз, чаще всего это был шелк, который везли в Сингапур или Индокитай. Энни долго мялся и наконец взял небольшой груз посуды и прочей кухонной утвари для Макао (каких-нибудь шесть миль пути). Барни и визжал, и плакал: деньги ничего не стояли, и как при этом можно отказаться от длительного рейса и согласиться на такую мелочевку? Энни отвечал коротко, мол, у него важная встреча в Макао в понедельник вечером; деловое свидание с очень большим человеком по поводу серьезного дела. Затем он покинул Барни и отправился в Кантон для разговора с торговцем оружия в розницу. Сделка с мадам Лай казалась ему чем-то призрачным. Она могла обернуться кошмарным сном, попав в который захочется мгновенно проснуться. Поэтому Энни благоразумно подыскивал альтернативный товар — не шелк, пиротехнику или электрические вентиляторы, а то, что приносит хорошую прибыль: пулеметы, запасные части для артиллерийских батарей Чан Кайши, состоявших из американских двенадцатимиллиметровых горных пушек. Энни знал, что порядочный запас подобного «железа» находится на складе филиппинской полиции недалеко от Манилы.