В три часа утра пираты подожгли корабль. Огонь развели прямо под капитанским мостиком, чтобы выкурить оттуда защитников. Машинное отделение было в их распоряжении, но они не умели вести судно. Начинался шторм, и ветер быстро разнес огонь, пираты уже не могли с ним справиться и решили покинуть корабль. Они убили радиста-англичанина, который служил им переводчиком, и, сев в спасательные шлюпки, отчалили.

«Саннинг» превратился в пылающий ад. Машины вышли из строя, но оставшимся в живых членам команды удалось спустить на воду полуобгоревшую спасательную шлюпку, командование которой принял на себя второй помощник капитана. Они болтались в бушующем море девять часов, пока их не подобрало норвежское грузовое судно; с него-то и послали радиограмму в Гонконг. К месту катастрофы вышло несколько военных кораблей. Английское судно «Блубел» засекло семь убегавших пиратских лодок. Их преследование завершилось захватом. Остальные были затоплены самими пиратами, отлично знавшими, какая участь их ждет.

Пароход «Ка Ид» подошел к «Саннингу» и взял его на буксир. Почти полностью сгоревший корабль все-таки вернулся в Гонконг. Погибли тринадцать человек, а пятеро китайцев, ведавших судовой казной, бесследно исчезли. По всей видимости, они были связаны с пиратами. В честь героев устроили грандиозный банкет. Билл Херст и Джордж Комач получили ордена Британской империи.

Ли Вэнчи не был среди пиратов, удиравших на семи захваченных англичанами шлюпках, тех осудили и повесили еще до Рождества. Его выдал один из них, сводя старые счеты. Ли Вэнчи был известным бандитом, и его арестовали на острове Ланто в дни празднования христианского Нового года.

Энни в это время уже находился в тюрьме. Однако с весны 1925 года он постоянно ходил на своей посудине к Филиппинам и обратно, перевозя оружие. Там у него были связи и компаньон, владевший небольшим суденышком, с которым они проворачивали кое-какие делишки. Случалось, выгорал хороший куш, а бывало, и кукиш. Деньги — единственная причина, которая удерживала Энни здесь, далеко-далеко от острова Сан-Хуан в штате Вашингтон, который он последние шестнадцать лет называл своим домом. Несомненно, Энни прекрасно понимал, какой чумой было пиратство. Он знал первого помощника капитана, Ганса Ериксена, получившего ранение во время захвата пиратами «Сэндвикена». Было это прошлым летом, за месяц до того, как Энни сам потерпел фиаско. Ериксену чуть не ампутировали руку, и Энни проклинал чертовых злодеев, как и все честные моряки, а «честными моряками» считали себя все члены команды — от шкипера до последнего матроса, невзирая на все свои прегрешения.

Так можно ли считать странностью то, что Энни очертя голову бросился спасать шкуру морского волка Хай Шэна? Заблуждение ли заставило его выдумать сагу о поваре и о службе на минном тральщике королевского флота? Ведь это уму непостижимо!

Возможно, Энни питал симпатию к этому человеку, чего ни за что не признал бы, даже если бы его бульдозером прижали к стене. И тогда он сказал бы, что всю эту чушь собачью затеял только ради смеха. Что ж, будем ловить его на слове!

Тем не менее никакого стыда по поводу своих фантазий относительно преступного китайца Энни не испытывал. Лгать для собственного удовольствия было истинным сокровищем для бедного Долтри. В тюрьме он сочинял небылицы с такой же легкостью, с какой Паганини играл на скрипке. Он лгал во имя чарующей прелести самой лжи и с тем же упоением, с каким верующие отдаются молитве.

Но хватит пустых рассуждений и предположений. Кто может с безошибочной точностью сказать, куда еще повернет прихотливая фантазия Энни? А мы вернемся в кабинет начальника тюрьмы. Дождь снаружи усиливался, словно мстил за что-то, от пышущей дымом сигары доктора Каткарта запотело окно.

Для Каткарта было очевидно: начальника тюрьмы вовсе не интересует дилемма верить — не верить, возможно — невозможно. Майор не видел насущной необходимости обременять себя столь непосильным трудом. Кроме этого тяжкого труда в душном кабинете убогой тюрьмы, существовали и другие занятия, и иные места: можно было бы провести утро, например, в «Каулун-боулинг-грин-клубе». Однако перед носом майора маячили большая буква «Е» на тюремной рубахе Долтри и его лицо, хоть и обветренное, но с жизнерадостно-розоватым оттенком, называвшимся «белым цветом кожи».

Энни был грешником и уголовником. Пират Ли Вэнчи, из залива Биас, — существом низменной природы, чей труп цвета свиного сала уже отправили в медицинский институт. Там его ждала судьба, внушавшая любому китайцу гораздо более сильный ужас, нежели само повешение, так как расчлененное и выпотрошенное тело надолго выпадало из процесса реинкарнации. Что же касается Хай Шэна, объекта проверки, то он, как доложил старший надзиратель, похоже, «ничем не примечательный, вполне уважаемый человек и трудится в переплетной мастерской». Он стоял перед тюремщиком с выступившими от волнения каплями пота на выпуклом лбу и верхней губе и смотрел на него совершенно растерянными глазами. Нисколько не похожий на пирата Хай Шэн!

— Ладно, мы забудем о сомнительных показаниях, — вздохнул начальник тюрьмы.

У начальника тюрьмы сложилось мнение: Анатоль Долтри, по всей видимости, тронулся умом. После того как он выпроводил из кабинета человека, по его определению «несущего полную околесицу», они с Дэвидом Каткартом в течение нескольких минут весело обменивались замечаниями насчет Долтри. За это время мальчик-слуга успел навести лоск на туфлях начальника, и теперь можно было отправляться в тот самый «Каулун-боулинг-грин-клуб».

Бесспорно, Энни, даже по стандартам тюрьмы «Виктория», был человеком нелепым. Его богатая натура, стиснутая и ограниченная тесными рамками неволи, в попытке приспособиться и выжить в ее убогих условиях, являла собой легкую мишень для насмешек. Сам он этого, похоже, не замечал или просто не придавал насмешкам никакого значения. Майор Беллингем частенько доставлял себе удовольствие, потешаясь над Долтри, — начальник тюрьмы был добродушным человеком, но со своими причудами, и это мог подтвердить каждый. Доктор Каткарт, наделенный умом более пытливым, не доверял Энни ни капельки. Он не верил ни в его физическую силу, ни в добрую, хотя и неотесанную природу. Раздражение доктора вызывал также его сомнительный шотландский говор; нисколько не убеждали причудливые перипетии биографии Долтри, его рассказы, способные сбить с толку любого, только начни расспрашивать. Долтри оставил Каткарта в крайнем замешательстве. Явно из-за Долтри у Каткарта начало покалывать в затылке.

Долтри возвращался в свою берлогу в корпусе «Д». Самый крупный надзиратель, бывший погонщик мулов из Пешавара, шел за ним следом. На фоне Долтри он казался жалким коротышкой. Случайно они столкнулись с зубным врачом, бенгальцем, направлявшимся кого-то лечить, и Каткарт, наблюдая из окна кабинета, видел, как Долтри похлопал тщедушного человечка по плечу, подмигнул и выкрикнул что-то о закате Британской империи.

На складе оружия, в маленькой, сурового вида комнате, стояли ряды винтовок «ли-энфилд Мк II».

— Самое время глотнуть немного горячительного, — сказал Стрэчен. Он достал из кармана синего цвета бутыль «Молока Магнезии» и плеснул из нее в кружку Энни. — Ну и куда ты теперь?

— Вернусь на судно, — ответил Энни.

Потягивая из кружки, он тщательно исследовал «Гонконг уикли пресс энд Чайна оверленд трейд репорт». Вес газеты соответствовал длине ее названия. Новости о войне в Китае, как всегда, отличались непоследовательностью, но, по всей видимости, Национальная армия революции, армия Гоминьдана под командованием генералиссимуса Чан Кайши убедительно шла к победе. Ставка генералиссимуса находилась очень близко, в Кантоне — огромном городе на юге Китая, знаменитом своими торговцами, замечательной кухней и моральным разложением. Гонконг был для Кантона своего рода паразитом. «Прославленный» же командующий продвинулся с юга на север, одерживая победы как реальные, так и вымышленные.