Все это были, конечно, несбыточные мечты. Как могла Англия покорить Германию? Но людей такие разговоры воодушевляли, и потому Альенор их не пресекала.

Джон страшно бушевал.

— Проклятье! Почему я не вырвал этому Блонделю язык?! — орал он.

Он, как всегда, крушил мебель и грыз циновки, но это не приносило ему особого утешения. Надежды на захват власти окончательно рухнули.

Альенор же проявила кипучую энергию. Не мешкая, она отправила послов, причем не к Леопольду Австрийскому, а к императору Германскому, велев им договориться об освобождении Ричарда и в случае необходимости заплатить за него выкуп.

Император принял послов любезно и подтвердил, что Ричард томится в плену у Леопольда. Когда же Генриху Германскому указали на то, что Леопольд — его вассал и должен будет освободить Ричарда, если Генрих ему прикажет, император не стал этого отрицать, но добавил, что против Ричарда выдвинуты обвинения, с которыми еще предстоит разобраться.

Как и большинство других европейских правителей, Генрих постоянно нуждался в деньгах и надеялся, что англичане, не торгуясь, заплатят за короля огромный выкуп. Но дело было не только в деньгах. Генрих злился на Ричарда за то, что тот поддержал узурпатора Танкреда и тем самым обделил жену Генриха Констанцию, которая доводилась родной сестрой покойному королю Сицилию и предъявляла законные права на власть в Сицилии. Генрих не собирался быстро отпускать Ричарда, но послам об этом, естественно, даже не обмолвился ни словом.

Он послал в Дюренштейн отборные войска и приказал доставить Ричарда в Гагенау, где королю будут предъявлены обвинения.

Ричард ликовал. Вот она, долгожданная свобода! Раз в Европе стало известно о его пленении, враги уже не могут делать вид, будто он погиб.

Самое забавное, что за время пребывания в замке здоровье Ричарда не пошатнулось, как опасалась королева Альенор, а, наоборот, укрепилось! И теперь Ричард был силен как никогда. Когда он приехал в Гагенау, Генрих позволил ему встретиться с английскими послами.

Ричард забросал их вопросами. Ответы были неутешительными.

Узнав о том, что Филипп Французский вступил в тайный сговор с Джоном, Ричард не сильно удивился. Он подозревал, что Филипп его теперь ненавидит, и искренне поражался тому, что когда-то они были друзьями. Что же касается Джона…

Ричард криво усмехнулся.

— В нашем семействе раздоры не новость. Сын восстает против отца, брат идет на брата. Может быть, все это потому, что мы породнились с дьяволом? Ведь наша прапрабабка была ведьмой. Но теперь тревожиться не о чем: при малейшем сопротивлении Джон пойдет на попятную. Он не из тех, кто будет прокладывать себе дорогу к трону огнем и мечом.

— Да, ваше величество, вы вовремя вернетесь домой, — закивали послы.

— А что народ? И как повел себя в этой истории король Шотландский? Он всегда был настроен ко мне очень дружественно.

— Народ вас поддерживает, ваше величество. И король Шотландии тоже! Когда по стране разнесся слух о том, что вы живы, люди зажгли костры и распевали радостные песни.

— Тогда нам не стоит бояться Джона. Да и король Французский нам не страшен!

— Не страшен, сир! Теперь, когда вы нашлись, нам сам черт не брат!

— И все благодаря Блонделю! Я никогда этого не забуду.

— Мальчик говорит, для него самая большая награда — это снова прислуживать вам, ваше величество. И что когда вы обретете свободу, он будет самым счастливым менестрелем на свете.

Однако император не собирался так просто отпускать Ричарда. Он заплатил за него изрядную сумму Леопольду Австрийскому и хотел вернуть денежки с процентами.

Альенор тем временем отправила своих людей к папе Селестину и попросила его разобраться с незаконным задержанием Ричарда. Папа, который обычно старался сохранять нейтралитет, если его призывали разбираться в дрязгах великих мира сего, заявил, что тайное задержание правящего монарха допустимо только в тех случаях, когда на то существуют особо веские причины.

Император поспешил сообщить, что такие причины имеются, и несколько человек сразу же выдвинули против Ричарда серьезные обвинения.

Император собрал ассамблею, на которой обвинения были предъявлены английскому королю в его присутствии, чтобы тот мог ответить на них лично.

Прежде всего Ричарда обвиняли в том, что он поддержал Танкреда и тем самым нанес оскорбление германскому императору, супруга которого была законной наследницей сицилийского престола.

На это Ричард ответил, что острову требовался сильный правитель. Именно такой, как Танкред. И потом, договор с Танкредом предоставляет теперь паломникам возможность передохнуть на Сицилии. Для той же самой цели он, Ричард, потом покорил Кипр, и паломники обрели еще одно место, где можно набраться сил перед дальнейшим путешествием в святую землю.

Далее Ричарда обвиняли в убийстве Конрада Монферратского.

Это обвинение Ричард напрочь отверг.

Все знают, заявил он, что за убийством Конрада стоит Старик-Горец. Конрад ограбил его корабли, и Старик ему отомстил. А английского короля оклеветали, потому что он хотел отдать иерусалимский престол Ги де Лузиньяну. Но ведь потом было договорено, что корону получит Конрад! С какой стати было его убивать? Тем более что на трон после его убийства взошел вовсе не Ги, а Анри Шампанский.

Собравшимся эти доводы показались убедительными, и чаша весов склонилась в пользу Ричарда.

Тогда поднялся представитель Франции, заявивший, что Ричард изменил своему господину, Филиппу Французскому.

Ричард расхохотался так оглушительно, что под сводами большого зала еще долго звучало гулкое эхо.

— Это меня обвиняют в измене? — вскричал Ричард. — Милорды, если уж говорить о предательстве, то в нем повинен сам французский король. Он поклялся быть моим другом. Мы вместе должны были освободить святую землю, но Филипп нарушил обет, не вынес тягот войны. А возвратившись во Францию, хотел отобрать у меня королевство. Я же продолжал воевать в Палестине, соблюдая клятву, данную королю Франции. Разве это измена Филиппу? Нет, милорды, это Филипп предал нашу дружбу и нарушил все клятвы. Он воспользовался моим доверием. Неужели честный человек может так поступить? Вспомните, что он вытворял в мое отсутствие. Где же ваша совесть, милорды!

По залу пронесся гул. Все согласились с Ричардом. Французский король действительно его предал.

— Право, — говорили друг другу собравшиеся, — это подлый поступок — нападать на человека, который ведет священную войну!

Приспешники Леопольда Австрийского пожаловались, что Ричард осквернил их флаг, когда сорвал его со стены Аккры и в гневе потоптал ногами.

— Милорды! — ответил Ричард. — То была не единоличная победа Леопольда, но победа всего христианского воинства. А в такие моменты часто возникают распри между солдатами разных государств. Я командовал войском и старался подавить возможные волнения. А герцог Австрийский вел себя дерзко и не хотел трудиться наравне со всеми. В то время как даже я сам восстанавливал разрушенную стену города, герцог заявил, что он слишком благороден и не собирается нам помогать. Я сын короля, милорды, но не кичился этим, а делил со всеми тяготы похода. На войне без этого нельзя. Солдатам вредно видеть, что их полководцы отлынивают от трудов, но зато потом норовят прикарманить всю славу. Поэтому я не раскаиваюсь в содеянном. Повторись сейчас эта история, я бы поступил точно так же.

И смелые, прямые речи Ричарда и его благородство, почти сверхъестественная сила и неземная красота подействовали на собравшихся завораживающе. Генрих понял, что совершил большую ошибку, позволив королю предстать перед судом. Лучше было бы устроить разбирательство в его отсутствие.

Но Генрих был неглуп и, сообразив, что проиграл, не стал упорствовать, а подошел к Ричарду и обнял его на глазах у толпы.

— Теперь я вижу, — вскричал Генрих, — что короля Английского напрасно обвиняли в стольких грехах! И надеюсь, наше собрание со мной согласно.