Несколько слов об одной из причин нестабильности рыночных механизмов.

Тема очень актуальная при нынешнем кризисе. Ещё недавно он оставался чисто финансовым. Страдали только структуры, непосредственно управляющие деньгами, и страдали в той мере, в какой их деятельность отражалась на биржах. И долгое время казалось, что лишь через биржи нестабильность распространяется на реальную экономику.

Биржи изначально изобретены не для того, чтобы на них играли краткосрочные спекулянты, способные иной раз за день либо удесятерить своё состояние, либо разориться до того, что проще из окна выброситься, чем дальше жить. В 1929 году, в разгар Великой депрессии, говорили, что в Нью-Йорке наблюдается банкиропад.

Но первоначально биржа возникла, чтобы всякий желающий расширить своё дело мог предложить долю участия в нём всем, кто хочет выгодно вложить свободные в данный момент деньги. Предприниматель обретает деньги на расширение дела, а владельцы этих денег — уверенность в будущих доходах.

Для оценки перспективности возможных дел нужны кое-какие сведения и личный опыт. Поэтому в нормальных условиях на бирже торговали лишь очень немногие — по сравнению со всем населением страны — профессионалы. Но людей, желающих вложить свободные деньги, всегда хватает. Из них и выделилась особая прослойка биржевых игроков, рискующих не только своими деньгами, но и чужими, и, естественно, отвечающих за эти риски, если их оценка оказывается неверной.

Механизм довольно разумный. Больше денег идёт в те приложения, которые считает выгодными не только сам владелец дела, но и его потенциальные клиенты, потенциальные партнёры. То есть ещё до того, как дело развернётся, можно получить какую-то оценку того, в какой мере его стоит разворачивать.

Но дальше сработало то, что ироничные экономисты называют «закон Матфея». Я часто цитирую стих 12 главы 13 Благой вести от Матфея: «Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Если вам предлагают на выбор очень много каналов вложения средств, а вы не располагаете собственными возможностями надёжной их оценки, куда будете вкладывать? Очевидно, в те дела, что и без вашей поддержки растут быстрее всего.

С одной стороны, это тоже неплохо: быстро растущее дело, скорее всего, уже доказало свою полезность — стало быть, вы просто поддерживаете выбор общества. Но с другой-то стороны это может нарастить дело сверх всякой меры. В конце концов его товары и услуги не найдут себе достаточного потребителя. И «мыльный пузырь», раздутый совокупными усилиями многих тысяч (а в нынешние времена — и миллионов) инвесторов, рано или поздно схлопнется.

Чем больше непрофессионалов действует на рынке ценных бумаг, тем быстрее надуваются «пузыри» — ведь непрофессионалы, естественно, следуют мнению большинства. «Закон Матфея» работает тем неукоснительней, чем меньше у участников рынка иных соображений.

О нескольких успешно переживших прошлую Великую депрессию крупнейших деловых людях Соединённых Государств Америки рассказывают одну и ту же легенду — благодаря чему он её пережил. Мол, однажды шёл он на Нью-Йоркскую фондовую биржу, а чистильщик обуви перед биржей поинтересовался у него курсом акций какой-то фирмы и сказал, что намерен прикупить на свои доходы — естественно, очень маленькие по любым меркам — несколько акций и сейчас выбирает, в какие вложить деньги. Этот бизнесмен, придя на биржу, начал немедленно распродавать все свои акции и переводить их в деньги. Именно потому, что понимал: когда на рынок выходит столько абсолютно некомпетентных людей, что даже чистильщик обуви становится биржевым игроком, «мыльные пузыри» неизбежны, и крах последует в очень скором будущем. Так оно, к сожалению, и оказалось.

Непосредственным толчком к нынешнему кризису послужил крах «пузыря» ипотеки. За несколько лет до того лопнул «пузырь» интернет-бизнеса — но тогда финансистам удалось накачать экономику новыми деньгами и запустить их поток в новое русло. Причём нам, пожалуй, повезло. Многие некомпетентные спекулянты тогда с живым интересом поглядывали на биотехнологии, надеясь заработать на них — и там тоже мог надуться и лопнуть «пузырь». По счастью, эта отрасль осталась в стороне от взбесившихся денег. Поэтому можно надеяться, что она надолго окажется жизнеспособной. Ведь в неё сейчас вкладывают только люди компетентные и вкладывают столько, сколько она способна эффективно переварить. Надеюсь, она выживет даже в ходе кризиса.

Сейчас те, кому удалось вовремя вывести деньги из «пузырей», в основном расходуют запасы только на текущие нужды и ждут, пока обстановка в экономике стабилизируется до уровня, позволяющего выбрать новые направления вложений, не опасаясь обвалов. Но горячие головы всё ещё ищут новые «пузыри» в надежде обогатиться, пока те не лопнули. А значит, ставят развитие экономики под новые угрозы, оттягивая выход из кризиса.

Так что сейчас лучше довериться профессионалам. Те златых гор не сулят, зато и чужие деньги на ветер обычно не бросают. Приличных банков и инвестиционных фондов у нас достаточно, чтобы, разложив по ним деньги, не испытать потери большей, чем по экономике в целом.

Несколько слов о необходимой небрежности. Замечательный англо-русский математик Абрам Самойлович Безикович сказал: «Репутация математика определяется числом данных им плохих доказательств». Ему ли не знать! Самому Безиковичу принадлежат десятки плохих доказательств — они и сделали его знаменитым.

Труды первооткрывателей всегда неуклюжи. Точки опоры, найденные то счастливыми озарениями, то «усильным, напряжённым постоянством», поначалу неизбежно слишком редки для создания сплошного пути. Промежутки приходится заполнять любыми подручными средствами. Многие врéменные мостки заменяет изящными стационарными конструкциями уже не сам творец, а кто-то из его последователей. Главное — чтобы проложенный маршрут был достаточно соблазнителен для дальнейшего движения.

Первый пулемёт Хайрема Стивенса Максима невообразимо сложен по устройству и неудобен в производстве по сравнению с давно освоенными картечницами — системами непрерывной стрельбы с ручным приводом. С момента первого выстрела в 1883 году история этого нагромождения рычагов, пружин, профилированных направляющих наполнена беспрестанными уточнениями допусков, заменами материалов, усовершенствованиями технологий…

Неизменным осталось главное: Максим первым создал действующую систему, свободную от главного недостатка картечниц — возможности принудительного отпирания затвора при затяжном выстреле. Порох, почему-то не вспыхнувший сразу, срабатывает уже при открытом стволе, а то и после попадания патрона в систему выброса стреляных гильз. Разрыв поражает всё окружающее пламенем и мелкими осколками. Повреждения механизма и ранения расчёта неизбежны. Поэтому привод картечницы крутили неторопливо — в расчёте на самые медлительные из тогдашних капсюлей — и боязливо, а страх в бою опаснее любого врага.

Десятки инженеров, включая самого Максима, постепенно усовершенствовали едва ли не все детали этого пулемёта. Общие же принципы — перезаряжение усилием отдачи, предложенное ещё металлургом Генри Бессемером, и запирание рычажной парой, найденное самим Максимом, — нашли куда более совершенное воплощение в конструкции Хуго Борхардта. Впрочем, и её вскоре радикально перекомпоновал Георг Иоганн Люгер — и по сей день она известна под торговой маркой Parabellum (si vis pacem para bellum: если хочешь мира — готовься к войне). Но и этот образец грозной эстетики смерти в конце концов уступил место иным конструкциям, зачастую заметно менее изящным, зато куда более простым в производстве и надёжным в применении.

Люгера с Борхардтом знают — за пределами тесного мирка создателей и фанатичных ценителей оружия — несравненно меньше, нежели Максима. Хотя его конструкция несомненно плоха на фоне почти любого последующего огнестрельного творения. Правило Безиковича работает!