— Идем, девочка — произнес предводитель клана, — время дорого… А на тебя вся надежда.

Навстречу двум Темным — высокому старику и небольшой щуплой девушке, шел человек с факелом. Человек! Презренный рхаван!

Хотя, если рассудить здраво, лучшего варианта все равно не сыскать. Не к оркам же обращаться — к этим тупицам, неспособным даже пройти по струночке ничего не разрушив и не сломав. И уж точно не к гордым «высшим» собратьям…

Человек же на роль проводника подходил идеально. При всех своих недостатках, люди отнюдь не глупы, прилично владеют оружием, да и чародейство уже не вызывает в них суеверного трепета. И при всем этом — существа они беспринципные, за лишний кругляш золота готовые на все, причем, без лишних вопросов.

— Даррен, — произнес человек, протягивая руку в дикарском приветственном жесте. Ирайа, понятное дело, не ответила тем же… однако поняла, что рхаван представился, назвал свое имя.

— Ирайа из клана Морандора, — сказала девушка. Такое «развернутое» представление в ее случае вовсе не было проявлением какого-то гонора, как у людских графов или баронов. Нет, она сказала чистую правду: сколь бы ни были свободными нравы, царящие в кланах Лаин, свобода эта служила лишь ширмой, лишь ретушью, прикрывавшей всецелую принадлежность клану рядовых его членов. Клан был становым хребтом общества Падших: только ему во всем мире Темные Эльфы хранили верность, и только он кормил их и защищал. И за каждого Падшего отвечал тоже весь его клан — вставая за него горой и погибая… но не сдавая.

— Что ж, с господином Дарреном мы уже оговаривали… все условия, — полушепотом произнес Морандор, — так что не смею вас больше задерживать. Время дорого.

— Даэрта Лаин, — прошептала Ирайа на языке эльфов, и предводитель клана, развернувшись, направился обратно к пещере.

— Ортад Сангранол, — услышала девушка. И легонько всхлипнула, словно прощаясь с родным языком. Теперь ей предстояло изъясняться только на наречии рхаванов — причем, довольно долго.

Впрочем, Ирайа не очень переживала по этому поводу: ведь язык самого многочисленного из таэранских народов был хорошо знаком и ей.

Обычно семейства Лесных Эльфов избирали себе в жилища громадные тысячелетние деревья. Те, в свою очередь, обрастали пристройками и оттого становились похожими на замки людей. Пристройки эти, надо сказать, возводились без единого гвоздя и даже без применения топора, но создавались родовыми чародеями. В качестве же материала служили другие деревья — слабые, больные, засыхающие.

Таков уж был порядок вещей, заведенный в Дорбонаре: все его обитатели должны были жить с Лесом в гармонии и не нарушать равновесия в нем. Причем эльфы отнюдь не были исключением из данного правила. Более того, среди тех из них, кто до сих пор живет в Золотом Лесу, считается, что даже вечная осень, порожденная чародеями — пустяк в сравнении с хотя бы одним срубленным деревом.

Однако эльфы, пленившие Леандора, привели его не к родовому древу, а к какому-то домишке, сложенному из сухих веток и стволов деревьев, и сплошь покрытому опавшими листьями. Из-за этих, последних, домик неплохо маскировался на фоне всего остального леса.

Изнутри эта постройка оказалась землянкой… впрочем, землянкой довольно просторной. Во всяком случае, в ней нашлось место и самому принцу, и человеку в сером плаще, и двум эльфам из местных, что остались здесь для охраны. Как понял из увиденного и услышанного Леандор, в плен его взяло не какое-то из семейств Золотого Леса, а так называемое Лесное Братство — шайка повстанцев, что борется за независимость Дорбонара от хвиэльского короля.

Будучи не менее враждебным Хвиэлю, чем отщепенцы-Падшие, Братство, тем не менее, не имело с последними ничего общего. Повстанцы не творили запретную волшбу, не поклонялись Воплощению Тьмы, не предавались похоти, а напротив, слишком рьяно чтили древние обычаи, противясь любым переменам. Противились же они настолько, что даже хвиэльских соплеменников воспринимали как предателей и ставили в один ряд с Темными.

И, надо сказать, что даже на последнее Братство имело, казалось бы, веские основания: ведь именно среди хвиэльских аристократов в свое время проросли зерна разврата и запретных культов — те зерна, что породили кланы Падших. В Дорбонаре же, по мнению повстанцев, ничего подобного быть не могло… да и не было, по чести сказать.

Члены Братства не рвали связь со своими семействами, те знали об их делах, однако смотрели на это сквозь пальцы. Ведь в быту борцы за независимость казались прямо-таки образцами для подражания: упорные, честные, почтительные со старшими. А коли они так яростно боролись за обычаи своего народа — так это, скорее уж, следовало бы приветствовать, а вовсе не осуждать.

В свете вышесказанного эта затея, пленение самого наследного принца Хвиэля и Дорбонара, была более чем понятной. Непонятна была роль в ней рхавана в сером плаще… да и само его присутствие тоже.

Словно угадав мысли пленника, «серый плащ» присел возле связанного принца на земляной пол и заговорил. А эльфы-охранники тем временем незаметно покинули землянку. Голос рхавана звучал спокойно и с некоторой укоризной; так добрый родитель мог укорять расшалившееся дитя.

— Знаю, как вы… весь ваш народ относится к таким как я. Можете не говорить, ваше высочество. И не грозить мне карами… чародейством вашим всяким. Эти путы… на вас, кстати говоря, от вашей волшбы защищены… так что даже и не пробуйте. Это вам понятно?

— Более чем, — ответил Леандор, — мне непонятно другое: как тебя, грязный рхаван, не подстрелили на первой же сотне шагов по Лесу? И что ты затеял… мразь?

— Что? — невозмутимость внезапно изменила «серому плащу»: он повысил тон и схватил принца за подбородок, — что я делаю? Да что вы делаете, орк вас подери? Какого гоблина вам нужно в Рах-Навазе?

— Если ты настолько осведомлен, — Леандор ответил с убийственным спокойствием, — если так — ты должен знать и сам.

— А я знаю, — человек отпустил его и вроде бы успокоился, — знаю, но спрашиваю: для чего? Для чего вся эта затея? Во-первых, я сильно сомневаюсь, чтобы маги Рах-Наваза прямо так и отдали вам Сердце. Принесли на блюдечке… А во-вторых, пока Сердце Таэраны находится на хранении, оно безопасно. Но осознает ли ваше высочество, что может произойти, если оно окажется в одних руках? Если такая сила…

— Если такая сила окажется у моего народа, мы вернем прежнее могущество, — отчеканил Леандор.

«Серый плащ» сухо рассмеялся.

— Вы все-таки глупы… хоть и наследный принц. Прежнее могущество, как же! Когда оно вообще было — это могущество? Скажу откровенно, вы, Перворожденные, всегда казались мне жалкими и смешными существами. Не злитесь, ваше высочество; послушайте лучше. Каждый эльф в отдельности всеми силами старается продлить себе жизнь вместо того чтобы дать новую. А народ в целом из-за этого держится за прошлое вместо того чтобы строить будущее.

— Как?.. — хотел перебить его Леандор, но «серый плащ» не дал.

— Я не договорил. По этой же причине, о которой я говорил, вас, эльфов очень мало. Вам не требуется много места для жизни. Много земли ни к чему. Ваш удел, как мне кажется — сидеть в родном лесу и там лепетать о собственном как бы могуществе. Между собой… Посудите сами, для чего оно вам? Завоевать мир? Так у вас, как у одного из древнейших народов, было много шансов сделать это. Пока люди и орки не знали металла, а гномы потихоньку сидели в подземельях Дунских гор. Пока не было ни магов на западе, ни нежити на востоке. Я уже молчу про это ваше… королевство. Честное слово, с тем же успехом можно было нарядить орка в кринолин!

— Это не… ваше дело, — сухо ответил принц. Он уже понял, что его собеседник действует не сам по себе — и потому использовал множественное обращение.

— Как раз наше, — возразил «серый плащ», — мы… такие как я, храним равновесие в этом беспокойном мире. И если Сердце Таэраны… если артефакт такой силы попадет в руки какого-нибудь властолюбца — от равновесия не останется и следа. Сомневаюсь, что бы ваш отец мог применить эту силу на пользу; скорее всего, он банально примется мстить. Оркам, людям, не так уж и важно. Но для мира это не кончится ничем хорошим.