Каждый визит тролля оборачивался хотя бы одним поломанным забором, несколькими съеденными курицами и разворошенным амбаром. А также еще одной могилой на деревенском кладбище — в том случае, если кому-то из крестьян приходило в голову бросаться на защиту дома от нежелательного гостя.

Так деревни теряли припасы и домашнюю живность, не говоря уж о рабочих руках. А вскорости их жители могли лишиться и жизни — хоть от голодной смерти, хоть от рук и мечей Белых Рыцарей, хозяев этих мест. За невозможность уплатить подати, призванные наполнить рыцарские желудки.

Надо сказать, что Белый Орден, владевший землями между Хвиэлем и Тромом и пафосно именовавший себя «щитом людей от нелюдей», с подданными был не менее суров, чем с вышеназванной нелюдью. За малейшую провинность или простое «проявление непочтения» затюканный крестьянин мог запросто угодить в темницы Сойхольма: выдолбленные прямо в скале подвалы цитадели Ордена. Нередким было и предание огню и мечу целых селений — как, например, в приграничных с Хвиэлем землях.

Эти земли раз в несколько лет переходили из рук в руки, и некоторые из живших там людей успевали присягнуть на верность эльфийскому королю. Как ни презирали Перворожденные род людской, но особых притеснений этим перебежчикам они не чинили. Более того, эльфийский престол вообще-то не склонен был ни душить подданных налогами, ни как-то целенаправленно угнетать. Так что желающих попасть под власть Хвиэля нашлось немало — для Ордена же такие желающие были не более чем предателями. Обходиться с которыми полагалось не менее жестоко, чем с врагами-чужаками.

Помимо эльфов и примкнувших к ним людей с приграничья, врагами Ордену служили орки, что расплодились на юго-востоке континента: в Лесу Наара, Горах Хаоса и суровой пустоши Гагома. Этих вопросы подданства не волновали вовсе; все, что интересовало зеленомордую братию — это добыча и земля. С добычей они возвращались домой после очередного набега, наполненного грабежами и разрушениями; земли же надеялись отобрать побольше, когда собирались с силами и полчищами форсировали Тром.

Пару раз орки даже осаждали Сойхольм, вынуждая отважное рыцарство отсиживаться за неприступными стенами. Орден, впрочем, в долгу не остался: когда очередное нашествие как ржой разъедалось банальным мародерством, он очищал эти земли от зеленых супостатов, не забывая при этом рождать новые легенды о собственном героизме. Последние служили дополнительным оправданием строгости с подданными и высоких податей, в частности.

Возможно, кое-что поставить себе в заслугу Орден все-таки мог. Например, тех же орков — что увязали в его владениях как мухи в смоле, не в силах навредить всем прочим народам и землям Таэраны. Другое дело, что его подданные не очень-то чувствовали на себе его защиту. Особенно если беда, случившаяся с кем-то из крестьян, по меркам Белых Рыцарей была мелкой и не заслуживала их высокого внимания.

Завелась ли в этих землях шайка разбойников, две соседние деревни враждуют меж собой или, скажем, вблизи какого-нибудь селенья объявился голодный тролль — в каждом из этих случаев рассчитывать пострадавшие могли на себя. Ну или на наемников, коих в последние годы на таэранских землях объявилось немало. Возникли даже целые укрепленные лагеря, где воины удачи могли отдохнуть, обновить амуницию или договориться о совместном выполнении какого-нибудь сложного заказа.

В один из таких лагерей и обратились крестьяне страдавших от тролля деревень — именно туда, а вовсе не в грозный Сойхольм. И именно там получили помощь в лице опытного воина Даррена, которого, собственно и ждали теперь у входа в пещеру. Ждали его возвращения как победителя; и Даррен не собирался обманывать их ожиданий. Не задаром, понятно.

В пещере царила непроглядная темень… что, впрочем, не доставляло Даррену особенных трудностей. Имея немалый опыт выполнения в том числе и подобных заказов, наемник прихватил с собой в логово тролля амулет Кошачьего Глаза. Эта, вроде бы незатейливая, «колдовская штуковина» позволяла даже не темноту — кромешную черноту воспринимать лишь как отсутствие красок.

Последние, кстати, были и ни к чему — ибо ни окраска тролля, ни расцветка стен в его жилище не волновали Даррена ни на йоту. При этом, правда, наемник не прочь был узнать цвет крови северного чудища, однако ничем, кроме как праздным любопытством, такой его интерес не был. Наемничья интуиция, приправленная немаленьким боевым опытом, подсказывала Даррену, что уж чего-чего, а крови противника он изведает. Что будет ее, и будет немало… но лучше уж испачкаться в чужой крови, чем в своей.

Входя в пещеру с мечом наготове, Даррен надеялся, что тролль спит — подобно другим ночным охотникам. В этом случае заколоть чудище наемнику не составило бы труда. Увы, как говорил наставник Даррена, «в бою ожидания оправдываются, лишь если они наихудшие». И у наемника не было причин не верить этому человеку, некогда подобравшему мальчонку-сироту в грейпортских трущобах и обучившему его владению оружием.

Тролль оказался не спящим, а, скорее, дремлющим — и едва почувствовав приближение чужака, очнулся и злобно засопел.

Видимо, Даррен был не первым, кто пытался низринуть его в Изначальную Бездну. Чудище сразу поняло, для чего этот человечек потревожил его покой и зачем таскает с собой острую железяку. Поэтому, едва Даррен подошел к троллю на расстояние удара, как его отбросил к стенке пещеры мощный пинок. На медлительность наемник не жаловался… да только ничего, кроме как слегка оцарапать противника мечом, он не успел.

Так преимущество внезапности, порою составлявшее большую часть успеха в схватке, было потеряно. Когда Даррен поднялся и снова пошел в атаку, тролль просто не позволил ему достать себя мечом. Он отмахнулся от вредоносной железки рукой, что было вполне под силу для существа таких размеров. Рана, нанесенная ему при этом, была легкой и лишь придала ярости. Тролль взревел, да так громко, что его услышали даже снаружи; услышали крестьяне — и затряслись как от холода.

Уходя из-под удара, наемник отложил оказавшийся бесполезным меч и достал из-за спины легкий топор. Первая же атака с использованием этого оружия принесла успех: топор отсек кисть руки тролля, рев которого после этого сделался уже не злобным — визгливым. Окончательно разъярившись от боли, живая громадина всем своим весом ринулась на Даррена. Тот едва успевал парировать целую лавину из сумбурных атак.

Наконец наемнику удалось сделать удачный выпад и подрубить одну из ног тролля. Тот захромал, зашатался и тяжело сел на землю, схватившись обеими руками за подрубленную ногу. Не теряя времени, Даррен снова взялся за меч, дабы закончить наконец эту схватку. Но неожиданно замешкался, натолкнувшись на взгляд тролля: умоляющий, почти осмысленный, а вовсе не злобно-тупой, каким он был всего мгновения назад.

— Стой! Не надо! — прохрипел тролль, чем еще больше удивил Даррена. Надо же, говорящий тролль! Причем, говорящий не подобно птицам бродячих циркачей: те могут произносить лишь отдельные слова, совершенно не понимая их смысла. Здесь же звучала почти человеческая речь.

Даррен, конечно, слышал о том, что некоторые колдуны и книжные умники приписывали троллям разум, поскольку эти существа не так уж отличаются от людей. Больше, чем эльфы и гномы… но примерно в той же мере, что орки или, скажем, дракониды — обитатели Дунских гор. Кто-то из этих искателей разума даже пытался общаться с дикими пришельцами с северных берегов. Другое дело, что взаимности они не добились и в лучшем случае отделывались разочарованием.

А тут…

— Ты разговариваешь? — зачарованно вопросил Даррен, обращаясь к поверженной громадине. Тролль кивнул.

— Я много прожил, — сказал он поспешно, — успел научиться. Не убивай меня, человек.

— Это почему еще? — не понял наемник.

— Я могу быть… полезен. Я сильный. Драться умею.

— Уже нет, — Даррен хмыкнул, — ты калека, если не заметил. Какой от тебя прок — теперь-то?

— Заживет! — возразил тролль, — разве не знаешь? Такие как я быстро… заживаем. Денек-другой — и я снова здоров. Я знаю… помню: меня многие пытались убить. Оставляли раненым, а я…