В менее отдаленные от нас времена появилось достаточно стоящих исторических эссе: самые известные — Франц Функ Брентано (1932), Рафаэле Сабатини (1937), Фред Беренс (1937), Гонзаг Трук (1939), Ж. Люка-Дюбретон (1952), Марсель Брион (1979). Некоторые настойчиво идут по пути реабилитации, придерживаясь золотой середины, как, например, Джованни Соранцо (Милан, 1950), или демонстрируя достойное сожаления пристрастие, как Оресте Феррара Il papa Borgia (Папа Борджиа) — переиздано на испанском языке, 1943, и итальянском, 1953.
Из исследований, посвященных отдельным членам семьи, особенно много посвящено Чезаре. Сначала Алвизи занимался изучением его деятельности в качестве герцога Романьи (1878), Ириарте проследил его путь до самой могилы в Наварре (1899), Вудворд с большой точностью рассказал о его военных походах (1913). После Грегоровиуса лучшим биографом Лукреции стала Мария Беллончи. Ее труд постоянно переиздавался с 1939-го по 1970 г. и завоевал признание самой широкой публики. Семью в целом изучал Л. Коллисон-Морли Story of the Borgias, История семьи Борджиа, Лондон, 1934 (французское издание, 1951), политические игры — Габриэле Пене La politi се dei Borgia, Политика Борджиа, Неаполь, 1945, ее окружение — Эммануэль Родоканаки, История Рима. Двор в Ватикане в эпоху Возрождения, Сикст IV, Иннокентий VIII, Александр VI Борджиа, 1471–1503 (Париж, 1925).
Объективно используя накопленные за четыре столетия литературные и научные данные, оставалось показать постепенное и терпеливое восхождение Борджиа и понять, как связи между судьбами отдельных личностей могут способствовать достижению общей конечной цели, принятой каждым членом группы. Было полезно проследить эволюцию поведения и мышления разных людей в столкновении с неожиданными происшествиями и выявить взаимозависимость между личными страстями и глобальными социальными изменениями.
Рассматриваемые на уровне своего клана, представляющего собой великолепное воплощение социальной сплоченности, хоть и расколовшегося на различные категории и национальности, Борджиа являют собой замечательный образец человеческий солидарности. Наблюдение за всей семьей, а не только за одной отдельно взятой личностью дает возможность увидеть попытки зарождающегося мира найти ключи к пониманию личных и общественных ценностей, которые позже станут нравственными нормами современного человека.
Благодаря исторической критике, погружаясь в самую гущу эпохи Борджиа, сегодня мы свободны от мрачного восприятия этих времен, сложившегося за несколько столетий. Но тем более ценно может быть наше воображение.
Еще вчера Артюр де Гобино, волшебник Исторических сцен эпохи Возрождения (1877), покорил нас высокомерными словами, с которыми Александр VI обращается к Лукреции: «Люди говорят, что я одновременно ваш отец и любовник? Оставьте, Лукреция, пусть говорят. Пусть люди, эта кучка жалких копошащихся червей и глупцов, придумывают о великих душах самые невероятные россказни!.. Знайте отныне и навсегда, что люди, вознесенные к власти над себе подобными, не подчиняются нормам обыденной жизни и понятие долга воспринимается ими иначе. Понятия добра и зла переносятся в иные, более высокие сферы. Великий закон жизни состоит не в том, чтобы совершать те или иные поступки, избегать одного или стремиться к другому, а в том, чтобы жить, растить и развивать то, что есть в нас самого деятельного и самого великого, таким образом, чтобы всегда можно было попытаться из одной сферы деятельности перейти в другую, более широкую, более просторную, более высокую. Не забывайте этого. Идите прямо вперед. Делайте только то, что вам нравится, если это вам полезно. Слабость и угрызения совести хороши для черни и глупцов. Вами может повелевать только одно-единственное соображение — это возвышение дома Борджиа, это ваше личное возвышение».
А сегодня мы можем увидеть Лукрецию, Джулию Фарнезе, Чезаре, герцога Альфонсо де Бисельи, оживших благодаря чуду кинематографа. Фильм Кристиана-Жака Лукреция Борджиа (1953), как и пьеса Гобино, сочетают в себе поэтическую вольность и историзм. Мартин Кароль, Педро Армендарис, Массимо Серато, Валентина Тесье и Кристиан Маркан великолепно передают волнующее очарование сеньоров и дам папского двора.
Нам повезло жить в век бурных скоростей. Мы умеем сочетать изображение и звук. Сознательно или бессознательно, на основе научных данных мы создаем видения, возможно, спорные, но такие яркие, соответствующие мифу, создающемуся уже в течение нескольких столетий. Но все не так просто. Надо с этим согласиться и этим воспользоваться. Миф и реальность Борджиа не стерлись во времени, а наоборот, стали еще более яркими. Пусть Борджиа и сегодня, точно так же, как и вчера, заставляют нас думать и мечтать!
ИЛЛЮСТРАЦИИ[20]
Вид Хативы (кол. Роже Виолле)
Алонсо Борджиа, епископ Валенсийский, потом папа под именем Каликста III (Рукопись Дианы де Пуатье, так называемая Арманьякская, начало XVI в.; частная коллекция; кол. Жиродона).
Письмо Александра VI к его дочери Лукреции (Гос. Архивы, Модена; кол. Талландье).
Лицевая сторона медали с изображением Александра VI (Кабинет медалей, Национальная библиотека; кол. Талландье)
Печать Чезаре Борджиа Французского, герцога де Валентинуа (кол. Национальных архивов).
Султан Баязид II, брат принца Энзима
Альфонс V Арагонский и I Неаполитанский, покровитель Алонсо Борджиа (Каликста III).
Просперо Колонна, один из предводителей рода Колонна
Никколо Орсини, граф Питильяно, один из предводителей рода Орсини (кол. Национальных архивов, взято из: П. Жов, Похвальное слово Воинам).
Лукреция Борджиа, герцогиня Феррарская (гравюра Корнелиуса ван Далена по Геркино, Кабинет эстампов, Национальная библиотека; кол. Талландье).
Франциск де Гонзага, коленопреклоненный перед Девой (Мантенья, Лувр, кол. собрания национальных музеев).
Чезаре Борджиа (Мелони, Бергамо, Академия Каррары, кол. Жиродона).
Герцог Урбинский (Клише Броджи — Жиродона).
Альфонсо Феррарский, муж Лукреции Борджиа (взято из Р. Жов, Жизнь знаменитых людей)
Эрколе Строцци, поэт и шпион Лукреции Борджиа (взято из: П. Жов, Похвальное слово Ученикам)
Гонзальве Кордуанский, «Великий Капитан» (взято из: П. Жов, Похвальное слово Воинам);