— О чем задумались, Государыня? — мягко спросил у нее человек, только что занимавший мысли. — Позвольте вам заметить, что когда-нибудь вы узнаете ответы на все свои вопросы.

— Человек узнает ответы на все вопросы, обычно лежа на смертном одре! — топнула царица ножкой, обутой в полусапожек. — А как с вами, профессор? Вы ведь знаете ответы на большинство вопросов. Мне так кажется...

— Поэтому я здесь, с вами, — кивнул Ростислав, поглощая десерт, — и с ними. Что толку жить, когда многое известно?

Царица улыбнулась и положила салфетку на стол. Полковник удивленно посмотрел на нее.

— Господа, вы завершайте трапезу, а я зайду в трактир... не беспокойтесь, я буду себя вести тихо. Вы ведь сами меня уверяли, что здесь моя персона вне опасности!

Волков покачал головой и снова вернулся к своим пельменям. Ростислав уже прикончил свою тройную порцию мороженого и пересел за свободный столик, поближе к двери кафе. «За бабой нужен глаз да глаз», — говорила его напряженная поза.

Тем временем Софья Алексеевна рассматривала витрину в полупустом кафе. Несколько водителей-дальнобойщиков совершали обряд перекуса, пара «лиц кавказской национальности» попивала пивко с красной рыбой.

— Может, я чем-нибудь смогу вам помочь? — улыбнулась ей девушка за стойкой. Софья нерешительно кивнула:

— Благодарю. Скажите, что это? — Она показала на запечатанные стаканчики с яркой наклейкой. Барменша изумилась.

— Просто йогурт. Вы, что ли, йогурта никогда не пили?

— Нет. Вы тоже ведь не все пили? Доводилось ли вам пробовать сбитень? Малиновый?

Девушка расхохоталась:

— Нет, я то не пила, а вот бабушке доводилось. В Минске шинок новый открыли, говорят, там многие древнерусские блюда и напитки попробовать можно. Хотите йогурта?

— Пожалуй... — нерешительно произнесла Софья Алексеевна, — в какую он цену?

— Наше кафе вас угощает! — предложила девушка. — Как это вы ни разу не пробовали йогурта? Вам какой: малиновый, яблочный, клубничный, лимонный, апельсиновый, клюквенный, киви, ананасный, папайя, грейпфрут?

— Яблочный, — решила не рисковать царица.

Девушка взяла один из стаканчиков, прибавила к нему пластмассовую ложечку и подала Софье:

— На здоровье!

— Спасибо! — воспитанно ответила царица.

— Дэвушка, нэ всэ йогурты одынаково полэзны! — раздался голос за спиной. Она обернулась.

Перед ней стоял породистый кавказец лет сорока пяти (независимое наблюдение автора — Софья дала бы ему лет тридцать).

— Мэня зоавут Ашот! — представился он.

— Софья, — ответила опешившая царица, — вы что-то говорили о йогурте?

— Анэкдот такой! — пояснил Ашот. — Объявлэние в газэте: «Молодой пысатэл ишшэт опытную машыныстку». Чэрэз двадцат лэт объявлэние под тэм же адрэсом: «Опытный пысатэль ишшэт маладую машыныстку». Вах! Чэрэз двадцат лэт надпысь на надгробыи: «Нэ всэ йогурты одынаково полэзны». Смэшно?

— Уймись, джигит! — предостерегла Ашота барменша. — Вон их автобус стоит. На неприятности нарваться хочешь?

Словно подтверждая слова девушки, в дверном проеме нарисовался Ростислав.

— Все в порядке, Софья Алексеевна? — спросил он. Царица ему скорчила гримасу. Кавказец расплылся в улыбке:

— Канэшна, все в порадке, дарагой! Познакомился с твоим нашалникам! Отшэнь красывая жэншына!

— Благодарю вас! — кивнула ему головой царица. — Пойдемте, профессор! Пора в дорогу.

Не успели они рассесться в автобусе, как из кафе сломя голову вылетел Ашот с букетом белых роз в одной руке и бутылкой коньяка в другой.

— Вах, профэссор, нэ сэрдысь, дорогой, нэ прызнал! Софочка, это вам! Профэссор, это — вам!

Коньяк был вручен недоумевающему Ростиславу с заверениями в искреннем расположении и бесконечной преданности. Ничего не понимающий Каманин все же сделал Ашоту внушение:

— Смотри, красавец, доведет тебя когда-нибудь твое либидо!

— Все будэт о'кэй, профэссор! — донесся до него счастливый голос кавказца.

До столицы Беларуси оставалось километров тридцать. Охапку роз благополучно поместили в пластиковое ведро с водой, а царица любовалась окрестной панорамой.

— Любопытно, — произнесла она, — почему в России рожь еще не убрана, а здесь уже все вспахано и засеяно? Мужики здесь трудолюбивые али еще что?

Ростислав задумался.

— Может, и более трудолюбивые, — сказал он наконец, — а может, их здесь подстегивают грамотно... А может, и то и другое... Трудно правильно ответить. Самых умных и зажиточных большевики за Урал переселили, вернее, умных уничтожили, а зажиточных переселили. Говорят, за Уралом вовремя рожь-пшеницу убирают...

— Говорят, кур доят! — задумчиво произнесла Софья. — По ведру молока надаивают. Но, как ни странно, у соседей. Минск... что-то я и не припоминаю города с таким именем в Белой Руси... из новых?

— Постарше Москвы на сотню лет будет! — гордо ответил Андрей Константинович.

— На восемьдесят! — поправил дотошный профессор Каманин.

Софья приподняла брови. Ей бы хотелось еще побывать и в Санкт-Петербурге — городе, якобы построенном ее непутевым братцем Петрушей. Но невозможно за три дня везде побывать и все осмотреть. Минск так Минск! Решив, что царица обиделась, Волков принялся извиняться.

— Глупости, господин полковник! — фыркнула она. — И еще один вопрос. Почему вы, имеющий в нашем мире гораздо больше возможностей и силы, приносите извинения мне, у которой нету пока даже реальной власти? Если бы это был кто-нибудь другой, то я бы подумала, что меня унижают.

Полковник Волков скопировал недавнюю гримасу царицы.

— Ну, знаете ли, Софья Алексеевна! Вот в этом городе, к которому мы подъезжаем, в моем родном городе бывают случаи... бывают, знаете ли, случаи, когда здоровяк наступает дистрофику на ногу. И вы знаете, чаще всего здоровяк извиняется. Как вы думаете, почему?

— Плюгавый — его выше по социальной лестнице? — предположила женщина.

— Бывает, — легко согласился Андрей Константинович, — но не в этом случае. Ваш братец, хоть и порядочный самодур, у нас на Земле к концу жизни издал «Юности честное зерцало» — пособие для обучения и воспитания детей дворян. Там, к примеру, говорится об уважении старших, недопускании громкого сморкания в людных местах и прочих вещах. Я к чему... Если ребенку с детства внушаются правила хорошего тона, а особенно если он наблюдает безукоризненное исполнение этих правил его родителями, то мы впоследствии имеем благовоспитанного гражданина, который не посрамит ни мать, ни отца, ни собственную державу. Причем, Софья Алексеевна, обратите внимание на один момент. Легко быть вежливыми с сильными мира сего, но особо ценится вежливость и чуткость в обращении со слабыми... философия жизни.

— Это точно! — подал голос с заднего сиденья Иннокентий. — Меня учили по утрам говорить «Доброе утро!», а думать «Шоб ви сдохли!». «Культурное обращение, Кешенька, понимают только культурные люди!» Такие вот у меня интеллигентные родители были.

— Интелликентные! — смакуя, сказал Андрей Константинович. — У нас настолько это понятие обширно, что просто не знаешь, что именно под этим понятием скрывается. Интеллигенция — под этим раньше понимались работники умственного труда: учителя, врачи, работники культуры.

— Религии, — подсказал Иннокентий.

— И религии, — согласился полковник, — исторически сложилось так, что именно интеллигенция стала носителем и воплощением высокой нравственности и демократизма. Но Россия еще раз доказала, что протоптанные тропы не для нее. После Революции 1917 года интеллигенция как класс была фактически уничтожена: те кто поумнее — уехали сами, остальных или попросили, или расстреляли.

— Та же ситуация, что и с крестьянством, вы не находите? — подметила царица. — Во что же собирались превратить мою страну?

— Полная аналогия! — согласился Волков. — Но дефицит рабочих рук перекрыть еще как-то возможно, послать рабочих с заводов на помощь труженикам села, например. А вот дефицит мозгов — увы! Знаете, Софья Алексеевна, некоторые считают что предпосылки краха России в двадцатом веке нужно искать у вас. Все началось с правления Петра Великого, Первого Российского Императора. Вашего, значит, брата.