— Большая половина, — ответила Татьяна, сидевшая рядом в солнцезащитных очках — беседа эта проходила на шканцах, благо было тепло, — там всяких хватает.

— Отлично! Может, желаете расписочку для Султана? — издевательски осведомился Волков.

— Меморандума достаточно, граф, — кисло ответил Муртаза-паша. Кока-кола не улучшила его настроения.

— Один момент. Графиня, не будете ли вы столь любезны пойти набрать сей текстик на компьютере и распечатать в трех экземплярах? Прекрасно, только не забудьте, что бумага должна быть гербовая, текст должен быть на трех языках: русском, турецком и (фиг с ними) английском, ошибок быть недолжно, а шрифт должен быть... э-э... Bookman old style!

Таня кивнула, взяла планшет, где командирскою рукою были набросаны основные тезисы меморандума, и ушла в канцелярию.

— Ну-с, как будут говорить наши потомки, пройдемте!

— Куда? — спросили в один голос оба турка.

— М-да, из вас неплохой дуэт мог бы получиться, — вместо ответа изрек граф. — Вы петь вместе не пробовали? Рекомендую!

Командир дурачился не зря. Он хорошо усвоил уроки особиста Худавого и начальника 8-го отдела Локтева — часто меняя тему и уходя от ответов на прямой вопрос, заставляешь собеседника терять спокойствие. Это вроде того, что если бы вас пригласили на презентацию, а оказалось, что в том здании — свинарник. Или пастора позвали к умирающему, а на самом деле он попал в публичный дом.

И вправду, видок был у достопочтенных турок еще тот! Волков провел их по шканцам, на котором не было и следов парада по поводу столь высоких гостей, и по трапу они поднялись на бридждек.

— Куда стрелять будем, господа? — спросил он, нетерпеливо постукивая пальцами по лееру.

— Простите? — не понял Муртаза.

— Да полно, джентльмены! Вы ведь не раз задавали себе вопрос: какова мощность моего «Летучего Голландца»? Так теперь и выбирайте, куда звездануть! Чтобы никому обидно не было...

Паши прижались лбами и о чем-то зашептались. Сказав по два раза «кхе» и по одному «хм», они наконец изволили обратить свой взор на Волкова!

— В полумиле отсюда к востоку стоит старая сторожевая башня, оставшаяся еще от Корчева. Толку от нее никакого — мы давно подумывали ее взорвать, так пороху было жалко, — сказал Муртаза, блестя масляными глазами.

— Плуты. Евреи, греки, татары и турки! Чтобы я своими руками уничтожил памятник древнерусской старины! Выбирайте другое! Не то сейчас по Стамбулу жахну...

— Как по Стамбулу? — произнес Гассан-паша. — До него более чем четыреста миль...

— Не верите? Давайте думайте!

— Хорошо, — вздохнул Муртаза-паша, — в полутора милях южнее, видите, вон там, — он указал рукой на одинокую скалу посреди моря, шириною с полсотни метров и высотой метров тринадцать, — там никого нет, кроме чаек. К ней даже пристать нельзя.

— Сейчас пристанем, — усмехнулся Волков и достал наладонник, совмещенный с рацией. — Господин адмирал, командующий на связи! В демонстрационных целях произведите пуск ракеты класса «борт-борт» по надводной цели. Цель — одинокая скала в полутора милях южнее «Ориона». Перед и после пуска крупное фото объекта. Пуск через пять минут!

— Есть! — донесся до него хладнокровный голос старого морского волка.

— Прикройте глазки, джентльмены! — посоветовал он измученным ожиданием оппонентам, глядя на циферблат «Командирских» часов.

С грохотом и шипением ушла ракета. Почти тотчас раздался взрыв, возвестивший о попадании. Когда осела пыль водяная и гранитная, то наблюдатели вместо бывшей скалы увидели лишь риф, напоминающий осколок зуба, вроде того, который остается во рту после вмешательства неопытного дантиста.

После легкого ужина к ним подошел вестовой и принес два снимка, размером 18x24. Андрей Николаевич, иезуитски нахмурясь, просмотрел оба, а затем с торжественной миной вручил их Муртазе.

— Ну, вот и вся история. Покажите в Диване, хоть в Кровати, а можете даже и на Тахте. Не опоздайте к вечернему намазу. Мои самые теплые пожелания Султану.

— Ну как, Владимир Иванович, сдюжишь, не помрешь со скуки? — спрашивал Волков у Шевенко перед отплытием.

— Справимся, командир! — уверенным тоном заверил Андрея Константиновича старший прапорщик. — Какая скука! Вы ведь со мной Шуру оставили. А за ним глаз да глаз нужен...

— Командир! — плаксиво протянул Лютиков. — Я бы с вами!

— Саня, — вздохнул Волков, глядя на человека, которому уже шел шестой десяток, но зрелости и матерости он так и не достиг, — ты, конечно, временами сука, хапуга и рвач, но вместе с тем я не знаю никого, кто привел бы эту крепость в порядок. Считай ее почти своей собственностью.

— Что значит почти? — Слезы высохли, сопли спрятались в носу, а в глазах появилась заинтересованность.

— Ну, — Андрей Константинович вздохнул, — считай, что у тебя контрольный пакет акций. Это все... все...

Полковник обвел глазами бухту и крепость.

— Это все, ладно, чертяка, все твое, Данилыч! Но если неприятеля пропустишь, висеть тебе на воротах! А если нас, белорусов, опозоришь перед аборигенами или еще перед кем — утоплю в бочке с дерьмом, кажется, здесь так принято? Данилыч, да пойми ты! Хомяк в нору запасов натаскивает на одну зиму, а здесь должен быть запас на десять лет как минимум, для батальона мобильной пехоты. Ладно, друзья, надеюсь, расстаемся ненадолго!

Трое мужчин крепко обнялись. Волков пошел по песчаной косе к лежащей на отмели «Мурене», а два прапорщика остались у стен крепости: один должен был сторожить море, а другой сушу. Одному в качестве дополнения относился суперкрейсер «Орион» — двухсотметровый плавучий остров из титана, дакрона и кевлара — смеси легкого и прочного металла и синтетических волокон, по своей прочности не уступающих, а кое-чем и превосходящих самые твердые металлы.

Если бы «Орион» — крейсер был построен на земной верфи,, та стоимость его равнялась бы десятилетнему бюджету небольшой западной страны типа Испании. Это был, по справедливости, «Борт № 1» во всех трех мирах.

А Александру Данилычу Лютикову досталась керченская крепость — гораздо хуже, чем Брестская, уж он-то знал точно. В восемьдесят третьем году он был в Бресте и посетил знаменитую крепость-герой. С тех пор он почему-то был уверен, что все крепости должны быть похожи на нее. Здесь же, когда полковник Волков показал ему на этот «городской вал» и предложил остаться здесь комендантом, он в первую минуту опешил. Отказаться, значит, нарушить доверие командования, Шура не мог. Несмотря на то, что многие над ним подшучивали, хватку его признавал Сам Старик — Норвегов, и хорошо налаженное хозяйство парижской колонии функционировало во многом тоже благодаря ему. Солдат он был, что скрывать, хреновый, но хозяйственник — крепкий. Поэтому еще на Земле ему многое прощалось: и неуставная форма (джинсы, тельник, бушлат), и подпрыгивающе-семенящая походка, и неявки на утренний развод.

Теперь же перед Шурой стояла архизадача — сделать из кирпично-деревянно-дерново-подзолистого острога форт Нокс. «Пусть все мавры передохнут вместе с татарами, но я из них такую строительную артель сделаю — куда до них вьетнамским шабашникам!» — подумал он, глядя на последние фелюки с ретировавшимися турками.

— Что, Данилыч, — сочувственно спросил Шевенко, — подложили тебе жабу с копытами?

— Сам раствор мешать буду, — шмыгнул носом новоявленный комендант, — но эту срань господню в божеский вид приведу. Только как с гарнизоном? Что за крепость без гарнизона?

— Ты сначала бастионы поставь! — посоветовал мудрый Шевенко. — Что за гарнизон без крепости?

Назавтра Шура с отрядом из десяти Ревенантов посетил бургомистра городка и предложил сколотить фирму на артельных началах. Оклады положил: прорабу двести, подрядчикам — по сто пятьдесят, бригадирам — по сто двадцать, мастерам — по ста и подмастерьям по восьмидесяти ефимков. Бургомистр сказал, что чихать он хотел на свою должность, а пойдет в прорабы или на крайний случай в подрядчики.