— Ну, пальни под ватерлинию, — милостиво разрешил отец, — авось оба бедолаги окажутся целыми...

Костя молча зашел за деревянный пирс и выстрелил из подствольника своего АКС.

Граната не торпеда, под ватерлинию она уйти не смогла. Да и Костя, по правде говоря, не целился под ватерлинию. Граната попала в ахтерштевень, разворотила его с добрым куском всего левого борта. Тут же, как это обычно случается с крюйт-камерой, она взорвалась с шиком и грохотом. На сей раз дело объяснялось просто: кумулятивная струя попросту прожгла судно как раз в том месте, где и посчастливилось оказаться запасам пороха.

Короче, дернуло здорово! У одного из чиновников ударная волна так здорово прочистила серные пробки в ушах, что, будучи почти глухим уже года три, он внезапно услыхал все: и вопли попавших под горящие обломки, и шипение горящих кусков корабля, падающих в воду, и проклятия Муртазы-паши, решившего, что корабль взорвался из-за раздолбайства вахтенных.

— А ты, дядя, утверждал, будто ваше чудо о пяти мачтах столь велико, — подмигнул Гассану полковник.

— Но что могло случиться? — спросил побелевший Муртаза. Ему предстояло очень неприятное объяснение в Диване.

Отчетливо представился осиновый полутораметровый кол, заостренный вверху.

— Каменные ядра сдетонировали, — насмешливо посмотрел на Гассана Константин, а отец добавил:

— Пошли кушать, пока то же самое не сделали кирпичи в крепости. От массы критической.

Поскольку во взгляде Гассана читалось что угодно, только не осмысленное понимание происходящего, Костя взял его под руку и, морщась от сладкого бабьего запаха, принялся объяснять:

— Пошли, твое высокоблагородие, на кораблик наш. А по дороге я расскажу о критической массе и об ужасах Хиросимы, — нехотя адмирал поплелся вслед за наглым гаером к «Мурене», с которой уже один из Ревенантов сбросил небольшие сходни.

Настя, обольстительно улыбаясь Муртазе, проделала то же самое. Когда оба главных чиновника повернулись спинами к остальной толпе, телохранители их — свирепого вида янычары сделали несколько шагов вслед, Волков отрицательно помотал головой. Сняв с плеча автомат аналогичный Костиному, он прицелился и выпустил гранату по второму барку. Выстрел оказался не столь удачен — сказалось отсутствие практики, но ему удалось разнести в щепки спардек и вызвать на судне пожар.

При звуках выстрела Муртаза с Гассаном обернулись и, увидев такую катавасию, остановились. Муртаза рванулся было назад, но Татьяна с Настей его удержали.

— Ничего не поделаешь, дорогой, — мило улыбнулась ему Татьяна, — сегодня неудачный день.

И крепкие бабы поволокли почти не упиравшегося пашу к сходням. Туда уже Костя тычками запинал Гассана. Их догнал Андрей Константинович и молодецки взбежал на борт.

— Ходу, Лейф, — крикнул он, — пока эти широкожопые не опомнились.

— Командир, — томно произнесла Татьяна де Лавинье, — выбирайте выражения. С вами дамы, причем обе графини.

Волков изобразил на лице глубокое сожаление.

— Прошу прощения, графини, но эти мерзавцы на берегу, если я не ошибаюсь, заряжают мушкеты.

Татьяна немного подкорректировала:

— Андрей Константинович, в Турции сие уродство называлось «тромбон». Пока они их зарядят, то мы успеем дойти до «Ориона». Они, между прочим, используют каменные пули.

— Почему? — удивился Волков. Он ведь не заканчивал военного училища, по причине не имения такового в начале экспансии на Унтерзонне. Но, пользуясь случаем, почерпывал сведения из любых источников.

— Дикари-с! — рассмеялась графиня.

На «Орионе» Муртаза-паша вспомнил, что он представитель великой державы, и потребовал объяснений. Граф Волков с присущими ему, да и всем военным шутками и прибаутками образно показал двум туркам, где он видит величие их державы.

Гассан-паша, напротив, держался очень скромно и все время печально посматривал в ту сторону, где двум его баркам пришел большой каюк. «Великий Измир» уже ушел на сублитораль, а «Медина» все еще коптила этаким плавучим костерком.

— Господин командор, — обратился он к Волкову, — какая нужда была взрывать мои корабли?

— Не нужда, — серьезно ответил Андрей Константинович, — политика. Нам необходимо было показать свою силу, причем так — внезапно, зло, вероломно. Чтобы вы поверили в нашу мощь и в дальнейшем не наделали ошибок, приведших к более неотвратимым последствиям.

Оба собеседника вели разговор на английском языке, ибо знание Гассаном-пашой русского не превышало объема пятилетнего ребенка того времени.

— Открою вам секрет, адмирал. Вы должны не в позднее чем трехдневный срок освободить Керчь. Меня не волнует, каким образом вы собираетесь это сделать. Можете отплывать на всех имеющихся плавсредствах, можете тащиться на Бабу пешком, можете закупить у татар лошадок. А про Керчь забудьте. Это русская территория.

Гассан-паша отбросил восточную елейность и напрямую спросил:

— С чего вы взяли?

Андрей Константинович рассмеялся:

— Хотите карту покажу? Эй, цирлих-манирлих, кто-нибудь, земной аглицкий атлас, мы тут с кумом Тыквой спорим за географию! Английский атлас вас устроит, надеюсь, чтоб не сказали, что я сам нарисовал.

Прибежал вестовой, принес атлас. Раскрыв его на соответствующей странице, Волков показал опешившему адмиралу всю несостоятельность его претензий на Крымский полуостров.

Все происходящее казалось двум туркам кошмарной придурью — остаточными явлениями курения гашиша. И этот корабль, и люди на нем, и атлас Лондонского картографического общества одна тысяча семьдесят девятого года выпуска (на год выпуска никто не обратил внимания, на другие странички ходу не было), и нелепая гибель двух кораблей. Муртаза-паша чувствовал, что медленно сходит с ума. Он то и дело хватал себя за жиденькую бороденку, до боли дергая ее, пытался незаметно ущипнуть себя за ногу, но все было тщетно.

— Ну, все, — заметив это, сказал полковник, — прекращаем эту борьбу противоположностей. Пора писать меморандум, господа хорошие. Со своей стороны твердо обещаю: Россия ограничится Черноморским побережьем на рубеже Устье Дуная — Начало Кавказа и в дела турецкие соваться не собирается. По поводу экстерриториальности Босфора и Дарданелл поговорим позже.

— Бред какой-то! — вздохнул Муртаза. — Даже и в этом случае... Вы ведь понимаете, что, захватывая Керчь, навлекаете на себя недовольство Султана и всей остальной Европы.

— Вот это точно бред! — фыркнул Андрей Константинович. — Там скоро помрет Карл Второй, испанский монарх, и вся эта Европа перегрызется. Им будет не до России.

Гассан-паша оживился.

— Так это правда, что король Испании плох? — спросил он, теребя в руках батистовый платочек с совершенно идиотскими кружевами.

— А як же ж! — воскликнул Волков. — Где же то здоровье, когда он одновременно и псих, и эпилептик. Лошадь бы давно загнулась! Но пару лет он еще протянет! Имею точные сведения от королевского лекаря. Кстати, если Диван будет интересоваться вашим мнением, то в этой войне пусть Турция будет на стороне франко-испанской коалицией. Точно говорю, не прогадают.

Адмирал подумал, что над ним насмехаются. В самом деле, время думать, как спасти от кола собственную задницу, а этот говорит, что в Диване спросят его мнение по вопросам внешней политики страны. Султан добряк редкий, однако потеря двух кораблей при столкновении с невесть каким противником вряд ли окажется приятным известием. Хотя два корабля — это еще не весь флот, наверняка в Проливах видали, какая дура прет на север. А вот Муртазе за потерю крепости точно грозит оливковое масло в задний проход перед церемонией проводов в последний путь... Интересно, какая хоть приблизительная мощь этого дьявольского корабля?

Муртаза в это время хлебал из бокала кока-колу и осторожно спрашивал:

— Вы желаете, чтобы и весь город эвакуировался? Как же такая масса народу...

— Господин паша, я говорил только о крепости. А что до города — он нам не мешает, тем более что население там... В основном татары? Не правда ли, графиня?