Карета въехала во двор и остановилась у крыльца.

— Вот и приехали, — сказал Ростислав.

Один из холопов открыл дверцы кареты, и Каманин буквально выпихнул свое могучее тело из кареты.

— Прошу вас, Софья Алексеевна! — произнес он, подавая царевне руку. Софья, опираясь о его мужественную ладонь, с трудом устояла на ногах, выйдя из кареты — все тело охватила странная слабость и томление.

К счастью, подоспевший Андрей Константинович подхватил ее под левую руку, не давая упасть, а Настя с Анжелой вышли из кареты сами, увидев, что мужчинам не до правил хорошего тона.

— Сейчас, — забормотала Софья, — плохо что-то...

С высокого крыльца сбежал Денис Булдаков, держа в руке резной стульчик. Он быстро подскочил к ним и поставил стул на землю.

— Прошу вас, садитесь пожалуйста. — Софья без сил опустилась на стул и прикрыла глаза.

— Я сейчас! — крикнула Настя и побежала в хоромы.

Мужчины и Анжела хлопотали возле сомлевшей царевны.

— Кремень-баба, — одобрительно сказал Ростислав, — всю дорогу и в монастыре держалась, и только здесь расслабилась.

Софья бессильно подняла голову и посмотрела на того, кто осмелился так дерзко похвалить ее.

— Даже и не обидно, — прошептала она, — за столь сомнительный кумплимент.

В это время с крыльца спрыгнула Настя. В руках она держала медицинскую сумку, с которой не разлучалась никогда. На ходу достав из нее валокордин и нашатырный спирт, она крикнула:

— Эй! Воды кто-нибудь принесите, живо!

Один из холопов, открывавших ворота, бегом бросился к колодцу. Тем временем Настя привела царевну в чувство при помощи нашатыря, а затем, когда холоп вернулся с ковшиком воды, накапала в пластиковый стаканчик валокордина, разбавила водой и непререкаемым тоном заставила Софью Алексеевну все это выпить. Завершила сеанс лечения традиционная валерьянка.

— Порядок! — произнесла Анастасия, когда царевна поблагодарила ее. — А теперь, Софья Алексеевна, вам необходимо отдохнуть. Пару часиков. А затем — баня!

Слегка поддерживая свою царственную пациентку под руку, она отвела ее наверх — в специально отведенные для высокой гостьи покои. Во дворе челядинцы убрали стул, затворили ворота, распрягли лошадей, а карету закатили под навес. Вот-вот должна была разразиться гроза. Мамки с визгом гонялись за карапузами, копошившимися на заднем дворе, конюхи загоняли в конюшни лошадей, управитель проверял запасы воды в бочках на случай пожара.

Как ни устала Софья Алексеевна, все же больше двух часов она проспать не смогла. Душу терзали сомнения и тревога. В какую авантюру она будет втянута на этот раз? Стоит ли вообще рисковать, когда тебе сорок один год — возраст почти старческий. Сохранилась она все-таки неплохо для этих лет, но еще немного времени и морщины с сединою превратят некогда красивое лицо в уродливую маску.

Внезапно вспомнила о Василии Голицыне, единственном мужчине, который для нее что-то значил. Из писем, тайно переданных ей, она знала, что Василия Васильевича сослали вместе с семьей в Каргополь, небольшой городишко чуть севернее Вологды. Как он теперь?

Годы пронеслись незаметно. Ей уже сорок один, а Василию — пятьдесят пять. Небось уже совсем седой и старый...

Скрипнула дверь опочивальне. Тихонько вошла Анастасия, держа в руках темно-зеленый летник из бумазеи. Стоя спиной к царевне, она аккуратно положила его на стол и вышла из опочивальни. Софья заворочалась на кровати. Какой там сон! Дверь снова скрипнула, и Настя внесла на вытянутых руках кремовую юбку. Разложив ее на столе рядом с летником, она повернулась к кровати. Обнаружив, что гостья не спит, женщина испуганно прикрыла рот рукой.

— Простите, Софья Алексеевна, — сказала она, — я вас нечаянно разбудила.

— Я не спала, — возразила Софья, — скажите, когда можно будет помыться в бане? За девять лет толком ни разу и не помылась.

— Я сейчас узнаю, — ответила Настя и вышла. Софья опять откинулась на подушки.

Поздним вечером, после того как царевна всласть напарилась и сенные девушки отмыли добела ее истосковавшееся по бане тело, после того как Анжела с Ингой привели в порядок ее волосы и лицо, после того как царевну облачили в подобающий наряд... после была встреча в трапезной, своего рода «тайная вечеря».

На ужине присутствовали и некоторые доверенные лица, составлявшие тайную оппозицию молодому царю. За передовые взгляды и не слишком преклонный возраст их пригласили на встречу с царевной Софьей. Хранитель предоставил полковнику целый альманах, где были расписаны дворяне и служилый люд конца семнадцатого века. Перед тем как приступить непосредственно к трапезе, Софья изъявила желание познакомиться с присутствующими, из которых она имела удовольствие лично знать лишь князя Алексея Одоевского.

Не слишком хорошо знавший российский бомонд, полковник попросил Алексея Никитича представить царевне своих коллег. Тут же Софья Алексеевна, красивая и нарядная, попросила слова.

— Бояре! Я не совсем ясно представляю цель моего похищения из монастыря, ровно как не имею чести знать людей меня похитивших. Давайте же познакомимся, пока я не умерла от любопытства!

Князь Одоевский, старший сын покойного дипломата Никиты Одоевского, одернул на себе немецкое платье и откашлялся.

— Позвольте вам представить князя Глинского Юрия Васильевича, из рода Глинских, что в родстве с Рюриковичами. Князь не слишком жалует царскую службу и проводит свои дни в ученых трудах.

Одетый в русское платье князь поклонился поясным поклоном и проговорил:

— Весьма приятно, государыня, в этот смутный час лицезреть вас!

Софья благосклонно склонила голову и улыбкой приветствовала опального князя. Князю недавно исполнилось двадцать девять лет. Он знал несколько западных языков и прослушал курс права в Венеции пять лет тому назад. Будучи славянофилом он не признавал немецкого и итальянского платья, носил аккуратно подстриженную бородку и имел вид аккуратный и почтенный.

Следующим представили невысокого мужчину с обритым лицом и в парике — князя Барятинского Олега Данииловича. Сей князь был самым младшим из заговорщиков — ему было всего двадцать четыре года. Он только недавно вернулся из Голландии, где три года изучал математику, фортификацию и химию. Вернувшись в Россию, он обнаружил, что со смертью отца стал князем и обладателем полусотни деревушек. Не успев еще толком осознать всю тяжесть свалившегося ему на плечи груза, Олег Даниилович через верного человека был приглашен на эту встречу, от которой ожидал многого. Если бы не ожидал, то не пошел бы...

Боярин Басманов Петр Данилович, тридцатичетырехлетний мужчина в самом расцвете сил, махнул царевне поклон и радостно заявил:

— Моя жизнь принадлежит вам, государыня! Я с вами до конца.

Софья искренне рассмеялась и ответила:

— Погодите, боярин, я давно уже не «государыня», но все равно рада с вами познакомиться.

Басманов служил в рейтарском полку и имел чин майора. Он хоть сейчас готов был вскочить на коня и ради любимой государыни пройтись саблей по рожам Нарышкиных. Но помимо излишней горячности он обладал и трезвым, ясным умом. Майор принципиально брился, но носил перешитое по собственной выкройке платье: укороченный кафтан и широкие, почти казацкие, шаровары.

И последним, согласно чину, представили думного дьяка. Иванова, сына убитого стрельцами в тысяча шестьсот восемьдесят втором году дьяка Лариона Иванова. Игорю Ларионовичу было тридцать семь лет, он был среднего телосложения. Одевался в традиционную одежду для служилого люда — темно-бордовый немецкий кафтан с медными пуговками. Борода лопатой, за обшлагом рукава два гусиных пера. На груди амулетом болтается чернильница на цепочке. Издалека посмотришь, не то поп с кадилом, не то Кирилл к Мефодию прет на тезоименитство.

— Очень рада, — повторила Софья Алексеевна и повернулась к Волкову: — А вы, мои спасители?

Волков слегка поклонился и представился:

— Граф Волков Андрей Константинович, полковник мобильной пехоты, командир Лазурного Корпуса. — Полковник насладился выражением крайнего удивления на лице царевны и князьев, а затем пояснил: — Четыре с половиной тысячи солдат, преданных, как янычары, и сильных, как вепри. Разрешите, Софья Алексеевна, представить моих соратников?