«…Имеет устойчивые связи и большое влияние на воров в законе и авторитетов, находящихся в ИТУ и на свободе, организует групповые отказы осужденных от выхода на работу…»
Второе мнение о Японце продвигалось к столичной комиссии настолько медленно, что, в конце концов, опоздало. Тем временем на УВД стали прессинговать депутаты Иркутского облсовета. Энергичнее всех боролся за Иванькова депутат С. Нечаев (чуть позже на него заведут уголовное дело). Чувствуя, что возня вокруг Вячеслава Кирилловича ничем хорошим для милиции не кончится, руководство УВД решает этапировать его из Тулуна в Узбекистан и там выменять на любого из местных воров в законе. Но не тут-то было. Отъезду воровской знаменитости воспротивились такие «тузы», что легче было бы передвинуть саму тюрьму, чем Японца.
Последний год тулунского заключения для вора оказался веселым и хлебосольным. Фотограф периодически снимал дружеские спиртообильные застолья, где московская знаменитость была центральной фигурой.
21 января 1991 года заместитель председателя Верховного Суда РСФСР А. Меркушев внес протест в Президиум Мосгорсуда. Уголовное дело Иванькова пересмотрели в порядке надзора, но протест отклонили. Это никого не удивило: в начале 90-х правительство начало наступление на российских бандитов. В системе МВД России и бывших союзных республик уже создаватись отделы по борьбе с оргпреступностью. Амнистия Иванькова была бы нонсенсом.
Получив отказ, зампред направляет протест в судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 25 февраля правосудие милует законоотступника. Шокированная милиция просит помощи у Генеральной прокуратуры России. Валерий Степанков вносит протест, однако он доходит с опозданием.
Восемь месяцев занимает бумажная волокита, и, наконец, в начале ноября Японец выходит на свободу. Спустя четыре месяца он покидает Россию. В американском посольстве виза оформляется на В. К. Иванькова, сотрудника киностудии «12А», возглавляемой Роланом Быковым. Личные отношения знаменитого артиста и не менее знаменитого законника остались за кадром. Но сохранился фотоснимок, сделанный в американском ресторане и увековечивший их за одним столом.
Спешный отъезд Иванькова был не случаен. По некоторым данным, ему грозил арест, то есть возможность очередного срока. Наблюдая за хлопотами вокруг персональной амнистии, МВД России также готовилось к освобождению вора в законе. В Москве Вячеслав Кириллович должен был находиться под админнадзором, но застать его дома хотя бы один раз участковому так и не посчастливилось.
Это считалось побегом. Но законник сумел покинуть Россию беспрепятственно. Воровская империя Москвы понесла серьезную потерю. С криминальной арены исчезла самая влиятельная фигура, сумевшая сплотить вокруг себя единомышленников и укрепить славянское крыло.
Японец, даже находясь в тюрьме, ограничил импорт кавказских воров в столицу. В первые месяцы после его отъезда в город прибыли полсотни грузинских законников, начавших заколачивать деньгу на захвате заложников и поголовных разбоях. В 1993–1994 годах Москву захлестнул вал беспредела, обуздать который силовые ведомства не смогли. Не исключено, что уголовная анархия раздавила бы и Японца, но он бросил ей вызов. Ведь организованная преступность не терпит анархии. Как и всякая структура, она стремится к порядку и стабильности в своих рядах. Кровавые разборки не выгодны экономически. Любая война — это расходы на киллеров и оружие.
С Японцем считались даже отпетые беспредельщки. Известны случаи, когда он ставил на место чеченцев, грубо одергивал зарвавшихся грузинских воров, улаживал самые сложные конфликты.
«Верните нам Японца, и мы очистим город от мелкой уголовной нечисти, — заявили воры милицейским чинам. — Преступность будет жить вечно, но она должна быть организованной. Из двух зол выбирают меньшее».
Два океана, разделяющие континенты, не мешали Вячеславу Иванькову частично контролировать уголовную империю столицы и быть в курсе основных событий. После очередной ликвидации в 1993 году очередного вора в законе он немедленно позвонил своим наместникам и потребовал разобраться. По оперативным данным, именно Японец организовал в конце марта 1994 года крупнейшую сходку, которая проходила в Австрии и которая несколько упорядочила уголовный мир Москвы.
30 сентября 1994 года из США в Россию прибыл слух, что Иванькова убили в центре Нью-Йорка. Якобы Японец и вся его семья взорвались в собственном джипе по дороге домой. Информационные агентства сразу же обратились в пресс-центр управления департамента полиции Нью-Йорка, криминальным авторитетам хватило звонка в ресторан «Распутин» (любимое заведение Иванькова), а ближайшие друзья просто набрали номер сотового телефона и услышали знакомый голос. Одним из первых, кто позвонил лично Японцу, был Леонид Завадский.
3. «Откройте, ФБР!»
Арестовали Иванькова в Бруклине рано утром. На Серф-авеню, где жил законник, прибыла группа задержки из десяти агентов ФБР. Приказ по-русски «Откройте, ФБР!» остался без внимания. За дверями слышалась возня и женский голос. Приказ повторили трижды, но с тем же успехом. Агенты принялись ломать дверь, которую тотчас же отворили. На пороге стояла женщина. Отстранив ее, агенты забежали в квартиру. Иваньков и незнакомый мужчина стояли на балконе. Японцу предъявили ордер на арест, зачитали его гражданские права и отвели к автомобилю. При обыске трехкомнатной квартиры агенты изъяли пять сотовых телефонов, 80 тысяч долларов, два бипера, прибор, позволяющий изменять голос при телефонном разговоре и пачку фотоснимков. На снимках фигурировал Япончик в компании знаменитостей — владельца московского салона «Роллс-Ройс» Феликса Комарова, хоккеиста Фетисова, певцов Вилли Токарева и Иосифа Кобзона. Оружия ФБР не нашло. Под окнами дома в кустах нашли пистолет, но доказать, что он принадлежал обвиняемому, не смогли. В квартале проживало большинство русских семей, и во время облавы кто-то мог перестраховаться и поскорее избавиться от оружия. Изъятый фотоархив окончательно поставил крест на многоразовой американской визе Иосифа Кобзона. Ранее агенты ФБР при обыске номера гостиницы в Пуэрто-Рико, где останавливался Кобзон, изъяли из мусорной корзины клочок бумаги с номером сотового телефона Япончика. Спустя три недели после событий на Серф-авеню госдепартамент США официально сообщил о запрете на въезд российского певца в эту страну. Подобные совпадения случаются нечасто, и газеты тотчас поставили рядом две известные фамилии. Иосиф Давидович возмутился и заявил:
«Кое-какие журналисты сразу же попытались связать это дело с делом Иванькова. Дескать, я нахожусь с ним в тесных отношениях, занимаюсь контрабандой наркотиков… Да, я действительно был с ним знаком. Получилось это так: году в 93-м я был в Америке, обедал в ресторане на Брайтоне. Приятель сказал: „Вон за соседним столиком сидит сам Япончик“. Мне стало любопытно, я подошел к нему, познакомился. Скажу честно: с ним было интересно. По своему интеллекту он превосходит многих известных людей. Япончик — неглупый человек, с очень сильным характером, наизусть знает Есенина. В отличие от меня не употребляет матерных слов. Он много рассказывал о лагере, об этой ужасной системе, ломающей людей. Мы виделись с ним несколько раз. Но это еще ни о чем не говорит. Я — артист. По своей работе мне приходится общаться и с бандитами, и с проститутками, и с космонавтами. В конце концов, Иваньков жил в США совершенно легально. И кто знает, если бы его не преследовали, он вполне бы мог быстрее разобраться с чеченцами, чем это делают власти».
О связях Кобзона с Иваньковым пресса упоминала не раз, и не только по поводу аннулированной визы. Еще в 1992 году, после знаменитой декабрьской облавы в мотеле «Солнечный», когда шестерых воров в законе прямо со сходки отправили на Петровку, в «Советской России» (19 декабря 1992 года) появилась статья Ларисы Кислинской «Под опекой О.В.». Она была далека от прозрачных намеков:
