Когда прокурор кончил свою погребальную речь, с места поднялась только что отнятая от груди молодая крыса. Уже она протёрла очки, сняла шапку и отряхнула воротнички, собираясь говорить защитительную речь, как вдруг из уважения к свободе защиты и в интересе подсудимых кот запретил ей говорить. Тогда господин Роминагробис торжественным голосом выругал подсудимых, свидетелей, общество, землю, небо и всех крыс; после этого он накрылся и объявил приговор по которому присудил этих виновных животных повесить в текущую же сессию, конфисковать все их имения, уничтожить самую память о них и взыскать все убытки: за содержание под арестом взыскивать по разу каждые пять лет. Надо ведь и с разбойниками поступать гуманно.

Когда фарс был сыгран, занавес опустился.

— Как это натурально! — крикнула Звонкая Монета. — Правосудие кошек схвачено ловко. Пастух или волшебник, кто бы ты ни был, продай мне эту усыпанную звёздами палату!

— Опять за ту же цену, маркиза, — сказала Виолетта.

— Так, значит, до вечера! — заметила маркиза.

— До вечера! — ответила Виолетта.

И тихо прибавила:

— Можешь ли ты мне заплатить за всё зло, которое сделала!

Пока на дворе шло представление, белка не теряла времени. Рыская по крышам, она наконец нашла Перлино, который в саду ел фиги. С крыши кумушка-белка соскочила на дерево, а с дерева на куст, делая всё скачки, она очутилась возле Перлино, который играл в морру[9] со своей тенью (самое удобное средство всегда выигрывать).

Белка сделала ловкий прыжок и подсела к нему с важностью нотариуса.

— Друг, — сказала она, — конечно, одиночество имеет свои прелести, но повсему видно, что ты не особенно весел. Не сыграем ли мы одну партию?

— Эка! — сказал, зевая, Перлино, — у тебя слишком короткие пальцы и к тому же ты зверушка.

— Короткие пальцы не всегда недостаток, — заметила белка. — Напротив, я видала, что многих вешали именно за то, что у них были длинные пальцы, а что касается до того, что я зверёк, господин Перлино, то я, по крайней мере, весёленький зверёк. Это лучше, чем быть таким умником и спать, как соня. Если когда-нибудь счастье будет стучаться ко мне в дверь, я всегда отворю ему.

— Говори яснее, — сказал Перлино. — Вот уже два дня как что-то странное происходит во мне: голова тяжела и на сердце тоска, а по ночам дурные сны. Откуда всё это?

— Поищи! — сказала белка. — Не пей вовсе, так и не заснёшь, а не заснёшь, так кое-что и увидишь. Ну прощай же, будь умницей.

После этих слов белка вскочила на ветку и исчезла.

С тех пор, как Перлино жил взаперти, рассудок возвратился к нему; ничто так не располагает к злости, как скука вдвоём, и ничто так не располагает к доброте, как скука наедине. За ужином Перлино разглядел физиономию и улыбку Звонкой Монеты; он был весел, по обыкновению, но всякий раз, когда ему подносили чашу с усыпительным напитком, Перлино подходил к окну, будто для того, чтобы полюбоваться красотой вечера, и каждый раз выливал золотой напиток в сад. Сказывают, что яд упал на белых червей, что рылись в земле, и с тех пор майские жуки стали золотыми.

Проходя в свою комнату, Перлино заметил молодого музыканта, который смотрел на него очень грустно, но Перлино ни слова не сказал ему; он спешил остаться один, чтоб видеть, как постучится в дверь счастье и под каким видом оно войдёт к нему. Его беспокойство не было продолжительно; он ещё не ложился в постель, когда услыхал тихий и жалобный голос. Это была Виолетта, которая в самых нежных словах напомнила ему, как её молитвам он был обязан жизнью, а между тем позволил себя похитить, тогда как она искала его с такими страданиями, от которых да избавит Бог всякого. Виолетта самым трогательным образом рассказала ещё, как в продолжение двух ночей она не спала у его дверей, как, добиваясь этой милости, она отдала без слова чисто королевские сокровища и как эта последняя ночь была концом её надежд и концом её жизни.

Слушая эти слова, которые просились прямо в сердце, Перлино показалось, что его пробудили от сна. Точно облако рассеялось перед его глазами. Он тихо отпер дверь и позвал Виолетту; она кинулась в его объятия, рыдая. Он хотел говорить, она ему закрыла рот; всегда веришь, кого любишь; на свете бывают такие счастливые минуты, когда плачешь, ничего не желая.

— Уедем! — сказал Перлино. — Выйдем из этого проклятого замка.

— Не так-то легко уехать, сеньор Перлино, — отвечала белка, — Звонкая Монета не упускает добровольно то, что держит в руках; чтобы вас похитить, мы уже истратили все наши талисманы. Одно чудо может спасти вас.

— Может быть, я найду средство, — сказал Перлино, к которому возвращался разум, точно сила к деревьям весною.

Он взял рожок, в котором был волшебный порошок, и вместе с Виолеттой и тремя друзьями пришёл на конюшню. Там он оседлал лучшую лошадь и, тихо ступая, подъехал к сторожке, где спал тюремщик с ключами за поясом.

При шуме шагов тюремщик проснулся и хотел кричать, но едва он успел открыть рот, как Перлино бросил в него столько золотого порошку, что чуть не задушил тюремщика. Тюремщик не пожаловался на это; напротив, он принялся улыбаться и, снова усевшись в кресло, закрыл глаза и подставил руки. Взять связку ключей, отворить решётку, затворить её три раза и бросить ключи в пропасть, чтоб навсегда запереть алчную в своей тюрьме, всё это было для Перлино делом одной минуты. Бедный ребёнок ни во что не счёл замочной скважины. Для алчности довольно и такого пространства, чтобы вырваться из убежища и овладеть человеческим сердцем.

Наконец они в дороге, двое на одной лошади. Перлино впереди, Виолетта сзади. Она обвила руки вокруг своего возлюбленного и сжимала его очень сильно, чтобы увериться, бьётся ли его сердце. Перлино часто поворачивал голову, чтобы увидеть лицо милой госпожи и найти улыбку, которую он всё боялся потерять. Куда девались страх и осторожность? И если б не белка, которая несколько раз подбирала поводья, чтоб помешать лошади упасть и разбиться, кто знает, быть может, путешественники и по сю пору были бы в дороге.

Предоставляю судить о радости доброго Чеко, когда он увидел дочь и зятя. Чеко был самый весёлый в доме; он смеялся с утра до вечера, сам не зная чему, и хотел танцевать с целым светом. Он потерял голову настолько, что удвоил приказчикам жалованье и назначил кассиру, который служил у него всего только тридцать шесть лет, пенсию. Ничто не ослепляет так, как счастье. Свадьба была прекрасная, но на этот раз позаботились выбрать друзей. Из-за двадцати вёрст в окружности прилетели пчёлы и принесли отличный медовый пирог. Бал кончился тарантеллой мышей и сальтареллой белок; об этом бале много говорили в Пестуме. Когда солнце выгнало гостей, Перлино и Виолетта ещё танцевали; ничто не могло их остановить. Более благоразумный Чеко стал читать им наставление, желая доказать, что они не дети и что женятся не для одного веселья, но они, смеясь, бросились к нему на руки. У отца всегда слабое сердце: он взял их за руки и протанцевал с ними до вечера.

— Вот вам история Перлино, которая, надеюсь, стоит всякой другой, — сказала, вставая, толстая хозяйка, растроганная только что рассказанными похождениями.

— А Звонкая Монета? Что с ней сделалось? — закричал я.

— Кто её знает! — отвечала Паломба. — Хоть бы она плакала, хоть бы вырвала себе клок волос, кому какое дело. Плутовство всегда карает себя собственным оружием. Это отлично устроено. Чёртова мука вся разлетается в прах; тем хуже для тех, кому служит дьявол, и тем лучше для честных людей.