О том, какие чувства подчиненные питали к своему командиру, свидетельствуют тексты двух солдатских писем, опубликованных в 1917 году. Солдат, служивший на границе под началом Бориса Панаева, просил в письме: «Уведомьте нас, где наш батенька находится, в какой они сотне их благородие поручик. Мы очень об них тужим и спрашиваем друг друга, где наш учитель. Мы очень желаем к ним попасть служить. Когда мы его повидим, обцеловали бы им ноги и руки, но верно мы их недостойны видеть». А другой солдат писал коротко: «Я жизнь положу за такого командира. У меня отца такого не было».

Храбрость Бориса Панаева на Русско-японской войне была высоко оценена командованием — с границы он привез в родной полк боевые ордена Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом, Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом и Святой Анны 4-й степени «За храбрость» (Анненское оружие). Такой набор был мечтой любого молодого офицера. 13 августа 1905 года Борис был произведен в чин штабс-ротмистра. В этот же день Лев Панаев стал поручиком. Чуть позже он был награжден первым своим орденом — Святого Станислава 3-й степени.

Последствием Русско-японской войны, начавшейся внезапным нападением Японии на Россию, стало создание в 12-м Ахтырском полку «Общества ночных тревожников». Инициатором его учреждения стал Борис Панаев. Каждый участник общества мог в любое время поднять остальных по тревоге, запиской сообщив час и место сбора, форму одежды, вооружение и тип седловки. Когда все собирались, главный «тр-вожник» ставил задачу: найти брод через реку, догнать вражеский разъезд, расстрелять цель на скаку из револьверов. В финале тот, кто устроил тревогу, угощал других скромным, без алкоголя, ужином. Тех, кто уклонялся от неурочной тревоги, штрафовали — сначала на 50 копеек, затем на рубль, потом на три рубля, а потом исключали из общества. По воспоминаниям ахтырцев, самой эффектной была «тревога», которую Гурий Панаев устраивал на каждый Новый год. Все «тревожники» получали в восемь часов вечера записку, извещавшую, что им нужно «двигаться на взрыв». Через полчаса в глубине леса действительно раздавался отдаленный взрыв, и офицеры, ориентируясь только на звук, следовали туда. Какова же была радость всех, когда посреди поляны ахтырцы видели украшенную елку, вокруг которой стояли небольшие барьеры для лошадей. Офицеры верхом водили «хоровод» вокруг елки, а потом начиналось веселье: ели пряники и конфеты с елки, кипятили в походных котелках чай…

Осенью 1907 года Борис Панаев был командирован в Петербург, в Офицерскую кавалерийскую школу. Существовавшая с марта 1882-го, она готовила офицеров кавалерии к командованию эскадроном. Курс обучения, начавшийся 1 октября, был рассчитан почти на два года.

Переменный состав школы делился на младший и старший курсы, каждый из которых — на три смены. Офицеры распределялись по сменам в зависимости от степени выездки лошади и посадки всадника. Будучи прекрасным наездником, Борис Панаев был зачислен в первую смену. Занятия начинались в 8 часов утра и заканчивались в 16 часов. Офицеры изучали в школе тактику и историю конницы, правила верховой езды, воспитание и выездку лошадей. Ученику ежедневно требовалось объездить в манеже четырех лошадей: собственную, казенно-офицерскую, доездку и выездку. Кроме того, проводились практические занятия по фехтованию, вольтижировке, рубке, ковке лошадей.

В Офицерской кавалерийской школе Борис Панаев славился как великолепный дрессировщик. В школу он привез свою любимую лошадь — кобылу Дрофу. Сослуживец Панаева вспоминал о том, как увидел его на занятиях в манеже: «Вдруг с его головы падает фуражка. Он отдал лошади поводья. Подъехал на ней к фуражке, лошадь зубами схватила фуражку и подала ее всаднику.

— Ого, да она у вас ученая, — сказал я, подъезжая к Панаеву.

Он сконфузился за свою любимицу.

— Это очень полезно, — сказал он мне, — в поле иногда ветром сдунет или за ветку зацепишься и уронишь фуражку. Не нужно слезать. Но она и больше умеет.

И, ездя шагом, он ронял, как бы терял, то платок, то портсигар, и лошадь сейчас же замечала потерю, останавливалась, находила и подавала всаднику.

Потом он прыгал на ней через один поставленный стул, заставлял ее ложиться.

— Моя любимица, — сказал он, слезая и нежно лаская лошадь, — мы с ней сюда вместе в вагоне ехали».

Летом школа принимала участие в маневрах в Красном Селе, а затем отправлялась на парфорсные охоты в белорусский город Поставы, где у графа Пжездецкого арендовались большие угодья с разнообразным ландшафтом. Офицеры младшего курса с 1 по 25 августа должны были выполнить двенадцать упражнений «Охота по искусственному следу», постепенно увеличивая дистанцию с 4 до 10,5 километра, офицеры старшего курса с 25 августа по 10 сентября — семь таких упражнений дистанциями от 8,5 до 21,5 километра. Тем, кто выдержал эти сложнейшие испытания, давалась краткая характеристика «Может ехать на любой лошади» — высшая оценка для кавалериста.

Выпускные экзамены в школе Панаев сдал блестяще — преподаватели говорили, что он знает предметы лучше их самих. На экзамене по ковке лошади Борис подковал все четыре ноги за то время, пока другие экзаменуемые ковали одну. Начальник школы генерал-майор Василий Александрович Химец, имевший славу одного из лучших кавалеристов России, уговаривал талантливого офицера остаться в школе штатным преподавателем, но он предпочел вернуться в родной полк, по которому очень соскучился.

За время отсутствия в части Бориса Панаева произошло радостное событие — 6 декабря 1907 года в русской кавалерии были возрождены гусарские полки. После четвертьвекового перерыва ахтырцы снова стали гусарами. В апреле 1908-го полк получил красивую форму, состоявшую из меховой шапки в виде кивера с белым султаном, однобортного доломана, на груди которого в пять рядов нашивался золотой шнур, суконных гусарских брюк — чакчир крапового цвета и коротких сапог-ботиков с металлическими розетками. В то время как пять возрожденных гусарских полков получили обмундирование темно-зеленого и светло-синего цветов, а четыре — темно-синего, ахтырцы сохранили свой «фирменный» коричневый цвет доломанов. Забегая вперед скажем, что 26 августа 1912 года в честь столетия Бородинской битвы полку было присвоено шефство его бывшего командира Дениса Давыдова.

Приветствуя возрождение гусарских полков, Лев Панаев написал стихотворение:

13 августа 1909 года Борис Панаев был произведен в чин ротмистра. Уже по традиции в тот же день получил повышение и брат Бориса Лев — он стал штабс-ротмистром (год спустя Лев был переименован в штабс-ротмистры гвардии). Радостное известие пришло и от самого младшего Панаева, мичмана Платона, — он получил под командование новую канонерскую лодку «Сибиряк», входившую в состав созданной год назад Амурской речной флотилии.