До Брусилова о массовых казнях в Крыму дошли только неясные слухи. «Право, не знаю, могу ли я обвинять себя в этом ужасе, если это так было в действительности, — писал он. — Я до сих пор не знаю, было ли это именно так, как рассказывали мне, и в какой мере это была правда. Знаю только, что в первый раз в жизни столкнулся с такой изуверской подлостью и хитростью и попал в невыносимо тяжелое положение, такое тяжелое, что, право, всем тем, кто был попросту расстрелян, несравненно было легче. Если б я не был глубоко верующим человеком, я мог бы покончить самоубийством. Но вера моя в то, что человек обязан нести все последствия своих вольных и невольных грехов, не допустила меня до этого. В поднявшейся революционной буре, в бешеном хаосе я, конечно, не мог поступать всегда логично, непоколебимо и последовательно, не имея возможности многого предвидеть, уследить за всеми изгибами событий; возможно, что я сделал много ошибок, вполне это допускаю. Одно могу сказать с чистой совестью, перед самим Богом — ни на минуту я не думал о своих личных интересах, ни о своей личной жизни, но все время в помышлениях моих была только моя Родина, все поступки мои имели целью помощи ей; всем сердцем хотел я блага только ей».

После расформирования в мае 1921 года Особого совещания Брусилов был назначен на пост главного инспектора Центрального управления коннозаводства, а 1 февраля 1923-го — на должность инспектора кавалерии РККА. В этом же году Алексей Алексеевич закончил мемуары, которые впервые увидели свет уже после его смерти. 15 марта 1924 года 70-летний военачальник был назначен «для особых поручений при PC Республики». Благодаря командующему Московским военным округом Н.И. Муралову А.А. Брусилову была назначена персональная пенсия.

Весной 1925 года Алексей Алексеевич с женой отправился на лечение на чехословацкий курорт Карловы Вары. Многочисленные русские эмигранты, мгновенно узнавшие военачальника, даже в церкви «с любопытством, а иногда с высокомерием и злобой» поглядывали на него и перешептывались. А вот министр иностранных дел Чехословакии Э. Бенеш принял генерала очень гостеприимно и в имении Лани устроил ему встречу с президентом страны Т. Масариком. За обеденным разговором Брусилов изумил присутствующих, призвав «всю старую Европу и весь мир» к «самым решительным мерам против нашей атеистической и коммунистической заразы».

Но, несмотря на это высказывание, на «глоток свежего воздуха», которым могла показаться Европа после советской реальности, невозвращенцем Брусилов все же не стал. «Уж лучше ехать обратно, в свою несчастную, обездоленную, но все же Россию к своим настоящим друзьям священникам-христианам, без политики, к своим измученным, но понимающим меня русским людям», — заметил он.

Вскоре после возвращения из Чехословакии Брусилов заболел крупозным воспалением легких. Организм старого человека не справился с болезнью, и в ночь на 17 марта 1926 года Алексей Алексеевич скончался на 73-м году жизни в доме № 4 по Мансуровскому переулку.

***

Хоронили Брусилова 19 марта на кладбище Новодевичьего монастыря. За его гробом шли самые разные люди — делегация Реввоенсовета во главе с А.И. Егоровым и С.М. Буденным, дипломаты Финляндии и Чехословакии, представители духовенства. В «Правде» был опубликован некролог за подписью наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова, где говорилось: «Рабочие и крестьяне Советского Союза не забудут А.А. Брусилова. В их памяти будет окружен светлым ореолом облик полководца старой армии, сумевшего понять значение происшедшего социального сдвига».

На протяжении долгого времени Алексей Алексеевич Брусилов оставался единственным русским полководцем Первой мировой войны, чье имя можно было упоминать в печати без боязни навлечь на себя гнев руководства. Всплеск интереса к личности и наследию Брусилова начался во время Великой Отечественной войны — тогда вышло сразу несколько популярных брошюр о полководце, целый ряд статей о нем, причем биографический очерк В.В. Мавродина содержал такую фразу: «Пусть вдохновляет нас в дни Великой Отечественной Войны с кровавым германским фашизмом светлый образ А.А. Брусилова». Более того, в 1943—1947 годах в СССР появилось сразу несколько художественных произведений о генерале «царской армии», что прежде представлялось немыслимым, — романы «Брусиловский прорыв» С.Н. Сергеева-Ценского и «Брусилов» Ю.Л. Слезкина, пьесы «Генерал Брусилов» И.Л. Сельвинского и «Русский генерал» И.В. Вахтерова и А.В. Разумовского…

Некоторое «охлаждение» к Брусилову наметилось в 1948 году, когда в Чехословакии была обнаружена вторая часть его мемуаров, вывезенная за рубеж вдовой генерала. Она содержала весьма нелицеприятные отзывы о советской власти и по предложению министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова была засекречена. Тогда же изъяли из открытых фондов библиотек и уже изданную ранее первую часть воспоминаний полководца. Однако несколько экспертиз, проведенных в конце 1940-х — начале 1960-х годов, пришли к выводу о том, что авторство второй части мемуаров принадлежит вдове Брусилова, а не ему самому. В записке Отдела административных органов ЦК КПСС от 6 июля 1962 года было признано, что «необоснованное изменение оценки роли Брусилова в истории первой мировой войны произошло в 1948 г. вследствие неправильной информации бывшего МВД СССР». После этого военачальника опять «помиловали» — появились журнальные публикации о нем, новое издание мемуаров, в 1964 году вышла первая посвященная ему научная монография, а в 1980-м именно Брусилов стал первым русским военачальником Первой мировой, которому была посвящена отдельная книга в серии «Жизнь замечательных людей» — «Брусилов» С.Н. Семанова. Впрочем, дальнейшие исследования рукописи воспоминаний полководца показали, что он является автором большей части текста своих мемуаров. В 1989 году в СССР были опубликованы первые «крамольные» фрагменты из второй части воспоминаний Брусилова, а самое полное на данный момент их издание вышло в 2004-м.

Деятельность полководца продолжала и продолжает вызывать крайне разноречивые оценки в исторической литературе, но в том, что А.А. Брусилов — в высшей степени интересная и характерная для своей эпохи фигура, один из крупнейших военачальников XX столетия, не сомневается никто. 1 декабря 2006 года в украинской Виннице была открыта мемориальная доска с изображением А.А. Брусилова, а 14 ноября 2007 года в Санкт-Петербурге в сквере на пересечении Шпалерной и Таврической улиц был открыт памятник генералу — первый в России. Имя прославленного полководца носят улицы в Москве, Воронеже, Краснодаре, Рубцовске, а с 2000 года в Йошкар-Оле действует кадетский корпус имени Брусилова.

Лавр Георгиевич Корнилов родился 18 августа 1870 года в два года как получившем статус города Усть-Каменогорске Семипалатинской области (ныне — на территории Казахстана). Его отец Георгий (Егор) Николаевич служил переводчиком при 7-м Сибирском казачьем полку, к 1862 году дослужился до хорунжего, однако затем вышел из казачьего сословия и, «переименовавшись» в коллежские регистраторы, поступил на должность письмоводителя в усть-каменогорскую полицию. Его женой была простая казашка Мариам, в 14 лет перешедшая в православие и принявшая имя Марии Ивановны, — волевая, умная женщина, глубоко преданная мужу и семье. Именно по материнской линии будущий генерал получил характерный «восточный» разрез глаз и тип лица.

В Усть-Каменогорске семья обзавелась небольшим домиком на берегу Иртыша, где и родился будущий Верховный главнокомандующий. Но в 1872-м Корниловы переехали в Каркаралинскую станицу (ныне город Каркаралинск, Казахстан), откуда был родом отец Г.Н. Корнилова, и детство Лавра прошло именно там. Поэтому в некоторых служебных документах место его рождения обозначено как «станица Каркаралинская».

В семье было 13 детей, причем по военной линии попробовали пойти шестеро братьев Корниловых, но успехов удалось добиться только Лавру. Он рано научился читать и после переезда семьи в 1882 году в город Зайсан (ныне в Казахстане) начал самостоятельно готовиться к поступлению в Сибирский кадетский корпус, расположенный в Омске. Хотя вступительный экзамен по французскому мальчику сдать не удалось (репетитора в провинциальной глуши взять было негде), его все же зачислили в корпус «приходящим», а через год перевели на «казенный кошт». Учился Лавр отлично. Его кадетская характеристика, подписанная директором корпуса генерал-майором С.А. Пороховщиковым, гласит: «Развит, способности хорошие, в классе внимателен и заботлив, очень прилежен. Любит чтение и музыку… Скромен, правдив, послушен, очень бережлив, в манерах угловат. К старшим почтителен, товарищами очень любим, с прислугою обходителен».