«Товарищ полковник, — отвечаю, — мне бы желательно узнать три вещи: первое, что наверняка знают немцы о Жукове, второе, что они могут знать о нем, и третье, что они знать не могут и не узнают никогда».

Полковник усмехнулся:

«Я предвидел твои вопросы. На, читай, — он протянул мне пухлую папку. — Здесь все, что ты хочешь знать. И думай. Кстати, Жуков об этом не знает и не должен никогда узнать, но, если с него упадет хотя бы волос, с нас, снимут головы».

Стоял июнь 1944 года. За окном рассыпалась зелень деревьев, а я в прокуренном кабинете, специально выделенном мне, мерил и мерил шагами замкнутое пространство, обдумывая сложную задачу, отбрасывая вариант за вариантом. Прошел день, вечер. Ночью я так и не смог уснуть, все думал и думал, дымя папиросами до самого утра. Слишком большой была ответственность, тем более маршал Жуков из всех этих Мехлисов, Буденных и Ворошиловых был для меня военным авторитетом номер один, и я понимал, что немцы рассчитывали на то, что ликвидация этого военачальника может очень повлиять на исход войны.

Утром я был у полковника. Принес четкий и ясный план, только в разведке все просчитать до последнего штриха все равно нельзя.

«Ну что ж, вижу, вижу: есть у тебя что-то. Докладывай, Виктор», — пригласил меня к столу шеф.

«Первое: немцы знают, что там, где крупная заваруха, там Жуков. Второе: у наших, как и у немецких генералов, есть привычка после сражения осмотреть главные исторические здания, знаменательные сооружения. Особенно если они связаны с какой-либо интересной личностью или даже с личной судьбой. Третье: никто из наших, тем более из фрицев, не знает, где и когда появится Жуков. Информация из Ставки Верховного главнокомандующего или с аэродрома (допустим, что там есть предатель) о том, что Жуков вылетел, скажем, в Сталинград, ничего не даст, так как за несколько часов полномасштабную акцию не подготовить. И еще, товарищ полковник. Из моего последнего наблюдения. Судя по числу белорусов, болтающих по-бульбашски и отирающихся у нашей главной „конторы“, ребят этих будут забрасывать в Белоруссию. Значит, скоро хороший удар немцам нанесут именно там, а это значит, Минск, где Жуков командовал полком и бригадой, кажется, лет шесть. И об этом немцы, конечно, знают».

«Не шесть, а семь, — поправил шеф. — Так, Шаров, ты — Шелленберг. Твои действия?» — размышляя над моей информацией, торопил он меня.

«У немцев есть шанс провести акцию, и неплохой. С началом крупного наступления наших войск (допустим, они не знают, где это будет) забросить, а еще лучше оставить своего суперагента, желательно русского или немца, долго жившего в России, в крупном железнодорожном узле или большом городе, где будет острие сражения. Агент, конечно, должен знать самые важные для Жукова здания — как, например, минский Дом правительства, — у которых обязательно должен проехать „Гром“. Здания эти не взрывать перед отступлением, как обычно, сделав вид, что не успели. В какой-то момент ожидания агента у этих зданий появляется „Гром“, и все. Выстрел из снайперской винтовки из развалин или с чердака. Там укрыться агенту такого класса, как я, не составит труда».

«Ну-ну, не хвались. Война еще не кончилась, — усмехнулся шеф. — Дальше».

«А дальше нюансы бойца-одиночки. Типа посидишь сутки, двое, глотая галеты и писая себе под ноги в своей норе. Главное, дождаться, чтобы облава прошла, и в хорошем гриме под дедушку с аусвайсом[5] в кармане потихоньку делать ноги. Но стрелять надо в форме советского офицера — так, на всякий случай — и при этом приличного звания, что обычно шокирует наших солдат, желательно с удостоверением офицера Особого отдела в кармане».

«Значит, думаешь, группой диверсантов уничтожить „Гром“ сложнее?» — спросил полковник.

«Да, конечно. Группа может выдать себя. Ведь, например, в Белоруссии истинные хозяева лесов — партизаны. А тут — агент-одиночка, меняющий обличье, как хамелеон. Здесь он — старичок, а через час в другом месте — майор НКВД. И наоборот. Попробуй поймай его».

«Ну ладно, Виктор, ты мне ликбез не преподавай. Я тоже полагался на этот вариант. Думаю, он самый предпочтительный для Шелленберга. Конечно, тот может потерять агента. Но, в конце концов, кто их считал, этих агентов, в отделе X? Гиммлер Кальтенбруннер?.. Никто. Зато все лавры — Вальтеру, в случае удачи. Значит, так. Наши рвутся в город, а они оставляют своего „Скорпиона“. Его снайперскую позицию рассчитать трудно. Тут вся ставка на твой опыт, интуицию. Ты ведь у нас тоже — „штучный экземпляр“. Кстати, кто это тебе шепнул, что много парней будут забрасывать в Белоруссию?»

«Разве я похож на стукача? Обижаете. Говорю, просто видел большую группу ребят, и все здорово молотили по-бульбашски — вот и вывод. Белорусы не полетят в Карпаты, правильно?.. Насчет снайперской позиции „Скорпиона“. Так вот, у меня будет только одна просьба к вам, товарищ полковник: после полного освобождения Минска на три-четыре часа под любым предлогом придержать „Грома“. Как, сможете?»

«Насчет стукача: о таком можешь говорить только со мной, — полковник испытующе поглядел мне в глаза, — с другими так не „шути“. Колыма всех примет. Не с таких, как ты, головы летели. Удержать „Грома“ я, конечно, не смогу, а вот попридержать по-хитрому — на это пойду. Придумаем что-нибудь, не впервой. Береги себя, Виктор, когда будешь с войсками врываться в город. Ну а пока отдыхай, готовься».

Генеральное наступление в Белоруссии началось 23 июня 1944 года войсками сразу четырех фронтов: Прибалтийским, Первым, Вторым и Третьим Белорусскими. В тылу врага партизанские отряды начали активные операции, заранее увязанные с действиями фронтов. При штабах фронтов действовали отделы по руководству партизанским движением. Партизанские отряды в белорусской операции развернули большую активность. Все штабы усилили разведывательную работу, с помощью которой можно определить замыслы фрицев.

Так, от минских подпольщиков разведотделы узнали, что в столице Белоруссии спешно минируются для уничтожения здание ЦК партии Белоруссии, Дом правительства и окружной Дом офицеров. Было принято решение, чтобы спасти эти объекты, ускорить движение на Минск танковых частей и послать вместе с ними отряды разминирования. Им была поставлена задача прорваться в город, не ввязываясь в бои на подступах и захватить эти правительственные здания. По тому, с какой легкостью эта задача была выполнена, мы с моим шефом догадались, что все было подогнано специально для агента СД «Скорпиона», для облегчения выполнения ему задания, ведь немцы — толковые вояки.

На рассвете 3 июля 1944 года танки ворвались в Минск с северо-востока. В одном из них сидел я. Уже к концу дня столица Белоруссии была полностью очищена от врага, и я начал свою охоту на «Скорпиона» в городских развалинах.

Одетый под партизана — ватник, сапоги, фуражка непонятного цвета с ППШ в руках и вещмешком за спиной, — я пробрался в центр города. Все кругом горело и дымилось. Искореженная техника намертво перекрыла проезд мимо Дома правительства и окружного Дома офицеров. Свободной для проезда оставалась только улица у здания ЦК партии Белоруссии.

Перекурив здесь минут пятнадцать, я прикинул около него две наиболее подходящие под снайперские огневые точки — чердак напротив стоявшего дома и подвал старинного особняка, выступавшего над проезжей частью улицы. Я, конечно, прикидывал эти позиции под себя, как будто мне дали задание уничтожить «Грома». Во-первых, стрелять надо наверняка, т. е. точно в голову, и во-вторых, надо уйти с этой огневой позиции как можно быстрее. Делать ставку на то, что облава пройдет и не обнаружит стрелка, было бы легкомысленно: в случае уничтожения «Грома» тут такое кольцо блокирования замастрячат — мышь не проскочит.

В общем, скинул я сапоги, надел для бесшумности тапочки на тонкой кожаной подошве, специально в Москве пошили на заказ для таких вот дел. Достал финский нож, мощный американский фонарик на батарейках и свой любимый пистолет ТТ. Вещмешок, автомат и сапоги спрятал в мусорной куче. Не наступая на стекла и разные обломки, как можно тише двинулся для начала проверить чердак. Я прекрасно понимал, что если «Скорпион» обнаружит меня первым, то мне — конец, поэтому настроился на всю катушку. И вот поднимаюсь я по лестничному маршу где-то уже на третьем этаже, как слышу сзади окрик такой командирский: