Меня удивляет другое. Ведь есть же умные аналитики на самом верху. Неужели они не понимают, как идет пропаганда интернационал-сионистских идей этими так называемыми русскими. Россия никогда не шаталась от ударов прямых врагов. Но она всегда очень страдала и расшатывалась от предательства своих же. Именно из-за их измены все трагедии России. А бороться с ними надо и прямо, и тайно, как они сами: пряча истинное лицо под лицом добродетели. Ведь каких истинных патриотов казнили, вешали, расстреливали — и ничего, все пережила Россия! А тут чего проще… Значит, я так думаю, есть перевертыши-оборотни и в сердце сегодняшней коммунистической России — в КГБ и Политбюро, и льют они воду на чужую мельницу.

Орлов-старший глубоко вздохнул и замолчал, проницательно вглядываясь в голубой дымок сигареты, как бы силясь в нем что-то разглядеть.

— Как же жить, отец? — спросил Саня.

Тот налил себе рюмку коньяка, выпил ее одним глотком, как воду.

— Сын, я знаю одну простую истину, с которой жить проще и яснее. Может, и тебе она пригодится: «Люби свою Родину, никогда не предавай ее, будь человеком всегда и со всеми и умрешь с чистой совестью». Этого достаточно. Ведь и я работаю не на советское правительство, не на КПСС, а для своей страны и для русских людей. И только с этим соизмеряю свои мысли и поступки. Правители и идеологии уходят и приходят, а Россия остается… Но ты не только об этом хотел меня спросить. Последнее время ты какой-то не такой.

Саня про себя удивился прозорливости отца.

— Это точно. Все хочу подробнее узнать о наших родственниках, потому что после школы думаю поступать в военное училище, а дальше — стать разведчиком. У нас же в стране не знаешь, как попасть в разведку.

Орлов-старший внимательно и удивленно поглядел на него, как будто видел впервые.

— Нет, сын, ничего не выйдет. Не надо строить иллюзий на этот счет. Во-первых, ты из дворян. А в КГБ об этом узнают просто из моего личного дела. Я никогда этого не скрывал. Тем более что твоего деда расстреляла ЧК. — Он затянулся сигаретой и взволнованно продолжал: — Во-вторых, многие наши родственники, дальние и близкие, были потенциальными врагами советской власти. Кто-то воевал против нее, кто-то в Гражданскую войну или после эмигрировал за границу. Даже то, что они просто живут за кордоном, хотя и не враги СССР, уже большой минус для тебя. И тебе не то что в разведку, в Болгарию визу не откроют. Но и это не самое главное препятствие для осуществления твоей мечты… Возможно, еще жив твой дядя — мой младший брат Илья.

— Как, у тебя есть брат?! Почему ты раньше о нем ничего не говорил? — Саша был ошарашен этим известием.

— Были причины и сейчас могут быть, — ответил отец и закурил следующую сигарету. — Только ты вряд ли его увидишь и узнаешь о нем больше, чем знаю я. Во все времена и у всех народов в сражениях и трагедиях первыми гибнут самые лучшие, самые храбрые и честные. Особенно ярко это видно из истории нашего Отечества.

Только после революции 1917 года твой дед разобрался, кто истинный враг России. Встав на путь предательства Родины, большевики-интернационалисты за деньги германского генштаба, преследуя свои цели, изнутри взорвали Российскую империю. Знаешь, что сказал Ленин о будущем России? «Дело не в России. На нее, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции!»[6] Не больше и не меньше. Большевики хотели произвести в России опыт, а затем, если удастся, поставить себя, «избранных», во главе всего мира. И им многое удалось.

Не секрет, что первое правительство первого социалистического государства состояло на 90 % из евреев. Мировой сионизм уже давно ведет тайную войну во всех странах. И как гигант среди них стоит Россия, которая обладает неслыханными богатствами, потому-то она — их главная цель. Одним из первых, кто увидел в сионизме врага человечества, был Гитлер, который решил расправиться с ним самым простым путем — уничтожением евреев. К концу своей жизни разобраться с сионистами хотел и Иосиф Сталин, но не устоял. И 17 марта 1953 года первые этапы сионистов не пошли на Русский Север, потому что 3 марта Джугашвили убрали… Нет, сказать, что каждый еврей — сионист, это так же глупо, как сказать: каждый немец — фашист. Есть русские по крови, но предатели России по натуре своей.

Твои предки всегда воевали с врагами России. Деда за это расстреляли новые хозяева ее. Бабушка вслед за ним сгорела от чахотки. Я, воспитанный в христианской морали, которая к нам на Русь принесена тоже как коммунистическая идея, извне, огнем и мечом, не смог тогда этого понять и не захотел мстить врагам своей семьи, а значит, и Отечества. А вот твой дядя Илья все понял предельно просто: расстрелян отец-дворянин, офицер Русской армии. За то, что он — русский до мозга костей. Илья решил мстить. Он ушел из дома, пропал. И только в начале июля 1944 года я увидел его в последний раз в своей жизни.

— Как, ты видел его на войне, где?! — спросил Саня.

— Да. Последний раз я видел его в Минске, где был развернут наш армейский госпиталь. В эти дни шли очень тяжелые бои по всей Белоруссии. К нам нескончаемым потоком везли раненых. Мы по десять-двенадцать часов не разгибали спины. Выручал только крепкий чай с соленой рыбой. Этому способу борьбы со сном меня научил один солдат — бывший шофер с Севера.

Ну, так вот. Старшая медсестра мне как-то раз докладывает: «Доставлен капитан Новожилов. Без сознания, ранение в шею. Состояние тяжелое». Заносят капитана, и я узнаю в нем своего брата Илью. «Но почему Новожилов? — спрашиваю я себя. — Для чего сменил фамилию?» Провожу операцию. Рана действительно была опасна. Крови он много потерял. Но все обошлось. После операции я попросил сестру позвать меня, как только капитан придет в сознание. Да, я еще обратил внимание, что пуля-то была наша, советская, от пистолета ТТ. Спросил у сестры, как бы мимоходом, откуда, мол, доставили офицера? Сестра ответила, что привезли с какой-то улицы Минска и что нашли его уже без сознания наши солдаты.

Прошли почти сутки после операции этой, и тут ночью сестра растолкала меня и тихо так говорит: «Что, доктор, пойдете к капитану? Он вроде оклемался». Иду, захожу в палату, а там человек десять раненых лежат. Как разговаривать, ведь понимаю, что с братом что-то не то? Могут услышать, и загремим к особистам, а там разговор короткий: раз, два — и в штрафбат, а еще хуже — в лагерь.

В то время я уже, слава богу, был главным хирургом госпиталя. Разбудил санитаров, приказал перенести капитана в отдельную палату. Была такая для высших офицеров, она пустовала в тот момент. Захожу. Сажусь рядом. Смотрю — открыл глаза. Говорю:

«Ну, здравствуй, брат. Узнаешь меня?»

«Да, Володя, узнаю».

«Не понял я, что за Новожилов?»

Он усмехнулся и отвечает:

«Сейчас я тебе расскажу, а ты меня, полковник, сдашь в свой НКВД».

«Ты что, Илья? Нет, конечно».

«Не верю, у тебя вон какие звезды. А Гражданская война еще не кончилась».

«Да что ты, ей-богу? Слово офицера».

«Красного офицера».

«Нет, Илья, прежде всего русского офицера».

«Ладно. Все ж ты мне брат и Орлов, наконец. Кстати, ты не забыл, кто расстрелял твоего отца, Владимир?»

«Нет, конечно».

«И ты воюешь за них».

«Нет, Илья, я воюю не за них, а за Россию и русский народ. Я оперирую их так же, как оперировал тебя».

«Так знай, брат. Ты оперировал немецкого агента, который уже не одного краснопузого комиссара послал на тот свет. Это моя память об отце. А теперь, если хочешь, можешь идти к особистам. Я за отца не раз отомстил и теперь ни о чем не жалею».

«Ты мне брат, и я дал слово офицера».

«Что ж, похвально для потомка дворянского рода Орловых».

«Но как ты, Илья, можешь воевать за немцев?»

«Немцы помогли Ленину и его компании большевиков захватить власть в России, а теперь их уничтожают. Исправление ошибок, не более того».