Значит, «скорую помощь» вызвали из-за убийства Косого. Тогда понятно: ждут милицию и так далее.

Стоп, кажется, Валентин, у тебя крыша поехала. Что они – дураки, себя подставлять?

Так, что же делать? Зачем здесь «скорая помощь»? Вот, блин, узелочек.

Через несколько минут к уазику подъехал светлый джип. Чья машина? Вроде «Тойота Лэнд Крузер», как у Косого. Вот тебе и на, вылез из машины… кто это? сам Косой? и вроде… вместе с Земой… А ты думал, Валечка, Косого хлопнули. Значит, тебя водят за нос. Но, опять же… Что-то не может все встать на свои места. Косой был там, у «Мицубиси», а здесь – на «Лэнд Крузере» …

Погоди, погоди, так это же не Косой. Направив прицел карабина на джип и присмотревшись в окуляр, Валентин видит, что это действительно не Косой. А кто же это? Лицо знакомое, где же я его видел? А почему он в синем форменном костюме? Из прокуратуры, что ли? И зачем они здесь собрались?

Валентин нажал на предохранитель. Удивительно, он сработал, даже не щелкнув, значит, хорошо смазан.

Зачем же здесь «скорая помощь», прокуратура?

Зема смотрит на часы, о чем-то говорит мужику в синем костюме. Водитель «уазика» выходит из машины и вытаскивает за собою пластмассовую флягу, ставит ее на землю. На нее кладет перчатки, вроде бы резиновые. Точно, они. Что же написано на фляге? Блин, непонятно, мешает ветка… Стоп, это какой-то химикат.

– Клюнул все-таки, – чей-то громкий голос раздался за спиною Валентина. Да так неожиданно, что тот успел только вздрогнуть от испуга, и в то же мгновение что-то мощное внутри сдавило его грудь, голову, сковало дыхание, все тело…

Что-то тяжелое, холодное бьет в одну точку по виску. Валентин открывает глаза. Здоровенный мужик в черном балахоне, кузнец, что ли, поднимает молот и со всей своей мощью обрушивает его на голову: БАМ-М, БАМ-М, БАМ-М…

Валентин находит силы и закрывает рукою голову, но молот продолжает опускаться и сквозь ладони, кожу и череп обрушивается своей огромной силищей на мозг, а от него, словно молниями, болевые шоковые волны распространяются в лоб, затылок, под лопатки…

Валентин пытается оттолкнуть кузнеца. И опять покой…

Он видит, как его темная кровоточащая голова лежит на огромном поле, к ней подходит заново тот же черный кузнец, поднимает свой молот и снова обрушивает его на голову – раз, другой, третий… Но боль уже не та, она как эхо, хотя все еще задевает своими волнами затылок, лоб. Значит, это уже не моя голова, а ее двойник… Ой, или нет… И опять покой…

Где-то вдали появляется женщина в голубом халате и несет на плече кувшин. Движется плавно, медленно, размахивая левой рукою, проводя ладонью по растущим вокруг, серебрящимся в лучах солнца пшеничным колоскам. Вот она подходит к Валентиновой голове и из своего кувшина поливает голову, смывая с нее грязь, кровь. Боль куда-то уходит, успокаивается. Начинают волнами приходить силы, вливаются в кисти рук, в стопы ног, в грудь, в веки и, главное, в сознание… Глаза открываются, туман рассеивается, воздух становится прозрачным. Тело охватывает озноб. Холодно. Очень холодно. Валентин хочет поджать к животу колени, но они не слушаются, не повинуются ему, в груди появляется тяжесть, а с ней приходит покой, покой, покой. Веки тяжелеют…

…Вот над ним остановился на темном коне всадник в темном балахоне. Его лица не видно, выделяется темная борода с проседью:

– Мертв. Засыпьте его ветками, пусть здесь гниет… Хорошая пожива медведю.

– Лучше я его в болото сброшу, – кто-то хриплым голосом предлагает всаднику, – вот только жажду маленько утолю.

– Жажду… знаю я твою жажду. Если узнаю, что ты по-прежнему наркотиками балуешься, язык обрежу…

– Да все нормально, ты же меня знаешь, как сказал, так и сделаю.

– Тех, кто на даче, завтра передашь Сиплому. Он знает, что с ними делать. Только смотри мне, еще раз повторяю, если узнаю, что ты наркоман, тут же похороню. Смотри, Еж!

– Слово даю! Зема-а…

– Замени эти сосны, елки на свежие! – Голос у всадника грубый и знакомый. – А то уже совсем высохли, иголки опадают. Не видишь, что ли, как они отличаются от других деревьев? Лыдацюга! Контроль нужен за каждым вашим шагом!

– Да-да! – пищит, наверное, тот, которого Зема назвал Ежом.

Всадник удаляется. А Валентин чувствует, как какая-то неведомая сила тащит его за ноги, затылок с тупою тяжестью бьется то обо что-то мягкое, то обо что-то твердое…

Озноб охватывает живот, грудь. Валентин хочет натянуть на себя одежду, но – это ветка, отвратительно мокрая… Вода, льющаяся с нее, попадает ему в рот, в нос, хочется откашляться, но тут же он приходит в себя и понимает, что находится в воде – дышать нельзя. Он отталкивается от чего-то руками, чувствует, как его ладони, не находя опоры, вязнут в чем-то тягучем, как дрожжевое тесто.

Неожиданно кто-то начинает тащить его за собою, и что-то внутренне подсказывает ему, что этой силе не надо сопротивляться. Голос у нее какой-то знакомый:

– Валя, только молчи, ни слова, – шепчет ему эта сила. – Молчи! Это я, Михаил, замри. Все потом! Только ничего не говори. Могут услышать!

– А где же Еж? – разбитые в кровь губы Валентина едва шевелились. «Устал… как я устал… как хочется спать…»

…Телу так неприятно. Ветер сильный, с холодным дождем, и куст колючей веткою хлещет по щеке. Продолжает знобить. Что это за куст, шиповника или малины? Валентин открывает глаза. Над ним какой-то человек.

– Наконец-то… Валя, это я, Михаил… Молчи… – он закрывает ладонью губы Валентина, и шепчет:

– Ты ранен, легко, – видно, стреляли из патрона с контейнером. Пуля вскользь прошла по затылку и, срикошетив, ушла в сторону. Повезло тебе, дорогой.

– Кто ты? – с трудом воспринимая действительность, только и смог спросить Валентин. Но, рассмотрев лицо своего спасителя, освещенное лунным светом, как низковольтной лампочкой, висящей где-то вверху далеко за спиною, успокоился и как-то обмяк.

– Я здесь уже пятый день, – рассказал Михаил. – Косой пригласил меня на охоту, стрелял в меня, думал – убил. Так что и мне не меньше повезло. Вот так, дорогой. Если бы не топор, лежавший в рюкзаке, в который угодила пуля, то прошла бы насквозь…

– И… – невольно прошептал Валентин.

– …Что было дальше?.. – Михаил замолчал. – В километре отсюда у наших «благодетелей» есть двухуровневая, как дворец, дача. Она огорожена забором. Там у них все: и сауна с баней, и зоопарк – с медведицей, рысью, парой оленей… Есть, дорогой, и тюрьма, где такие же, как в зоопарке, клетки. Там сейчас все, кто претендовал на квартиры в доме по улице Козловской и заплатил за них деньги Земе. Теперь туда доставят и Костяна. Всех их там качают наркотой… Так думает Зема. На самом же деле Еж с Сиплым колют им в вены спирт или водку, точно не знаю, а «колеса» берегут для себя и своей бабы. Да, вот вчера ты, наверно, видел на дороге врачиху, так она не врачиха, а фельдшерица. Она смотрела их Джека, кавказскую овчарку, которую я отравил белкой, напичканной бледной поганкой. Поэтому все и знаю. Есть на даче и повар. Кто бы ты думал?

– Ну?

– Люся, твоя соседка по подъезду. Ты же ее знаешь, такая нимфочка…

– Так она же наркоманка… – чуть растягивая слова, проговорил Валентин.

– За «колесо» она сделает все, что хочешь. Как собака за кусочек мяса. А тот карабин, из которого ты целился, она где-то потеряла. Еж узнал его и по рации Сиплому передал, что карабин, мол, нашелся. А потом кому-то из своих сказал, чтобы Люська готовилась, и подмыться не забыла.

– Фу, меня бы от нее вывернуло.

– Короче, некоторых наших несостоявшихся соседей по дому завтра должны привести сюда. Может, и Костяна. Их должны кому-то продать в рабство. Понимаешь? В раб-ство! – Михаил двинул по кусту кулаком. – В рабство! Сволочи!

– В рабство?.. Миша, в какое рабство? – не очень понимая, о чем идет речь, перебил друга Валентин.