Несмотря на это, я перепробовал все средства, чтобы развлечься, но ничего не помогало.

В это время как раз герцог Шоазель решил завладеть Корсикой и отправил туда маркиза де Шовелин с шестнадцатью батальонами. При мысли о том, что я могу, наконец, попасть в дело, я не выдержал и стал хлопотать, чтобы послали и меня, тем более, что мои родственники относились ко мне так холодно, что нисколько не дорожили моею жизнью. Меня сделали адъютантом де Шовелина.

Экспедиция эта была снаряжена с целью закрепить окончательно за Францией остров Корсику, который, по трактату от 1768 года был продан ей за деньги, но часть жителей не признавала над собой власти французов и продолжала вести ожесточенную борьбу с ними за свой родной остров. Начальником этой экспедиции был назначен де Шовелин.

Война с Корсикой; битва при Барбаджио. — Возвращение в Версаль; прием со стороны короля и ла-де Барри. — Герцог Шоазель в изгнании. — М-ль Одино — из оперы. — Бал у супруги дофина.

Я отправился в Корсику в июне месяце, в 1768 году. В Тулоне я встретился с г. Шардоном, управителем Корсики, который вез с собой свою жену, восемнадцатилетнюю женщину, очень красивую, которая сразу же показалась посланной мне с неба. Я сейчас же, конечно, стал оказывать ей всяческие услуги, однако, она принимала их очень холодно.

Мне отдан был приказ не ехать в Корсику без де Шовелина, которого я еще оставил в Париже. Но я слышал, что он останется там еще несколько времени и поэтому, недолго думая, сел на королевское судно и хотел отправиться в Сен-Флоран. Но г. Бомбюэ, командующий эскадрой, приказал мне немедленно высадиться на берег. Я, конечно, должен был исполнить это приказание и только одной мадам де Шардон открыл тайну, что провел ту ночь в рыбачьей лодке. Де-Шовелин приехал три недели после меня и первым долгом посадил меня под арест на несколько дней.

Я принимал самое деятельное и живое участие в этой войне, как человек, желающий отличиться на поле брани. Мои дела с мадам Шардон не подвинулись ни на одну йоту — она была со мной очень вежлива, но и только. Для моего полного счастья не доставало только любовницы, но я еще не терял надежды найти ее. Первые успехи де Шовелина были не вечны; пехота королевских легионов, гренадеры Лангедока и т.д. были все заперты в Борго, плохо укрепленном и осажденном, в продолжение уже тридцати пяти дней самыми опасными силами всей Корсики. Де-Шовелин решил придти на помощь осажденным, но с такими незначительными силами, что можно было предвидеть заранее ужасное поражение, которое нам пришлось испытать в этот день, и мне никогда в жизни не приходилось видеть такое смятение, такой ужас, какие царили в Бастии, когда мы покинули его; каждый считал, что настал его последний день и все только и думали об этом. Мадам Шардон подарила мне на память белое перо, которое я прикрепил к моему головному убору и, по всей вероятности, оно действительно принесло мне счастье, так как я не был убит, хотя благодаря этому перу, я служил прекрасной мишенью для выстрелов, направлявшихся в меня в огромном количестве. Все знают, конечно, как грустно окончился этот день при Борго для нашей маленькой армии. Сражение было потеряно. Де-Шовелин, теснимый со всех сторон, принужден был отступать с такой поспешностью, что снаряды попадали даже в полевой лазарет.

Тут только заметили, что Марбеф, который был командирован в Корсику, во главе первой экспедиции, уже в 1755 году, с третьей частью своего войска оказался вдруг отрезанным от всякого общения с нами по ту сторону Голо и только вдоль берега моря оставалась узкая полоса земли, которую он мог занять своими гренадерами, чтобы поддерживать отношение с нами, но прежде надо было найти его, чтобы сообщить ему об этом, а для этого требовалось очень точное и подробное знакомство с краем, в котором мы находились. Кроме меня, никто не мог похвастать этим, я же уже был раз в Корсике, под командой Марбефа. Я предложил взять на себя эту миссию и выехал один, в сопровождении одного только гусара. Не проехали мы и пятидесяти шагов, как в меня уже несколько раз выстрелили, но я, конечно, не останавливался и погнал лошадь изо всех сил, но в скором времени меня встретили таким сильным ружейным огнем, что я догадался, что наткнулся на главные силы корсиканцев, и немедленно повернул назад с тем, чтобы добраться окольными путями до берега моря, но отряд де Шовелина, привлеченный выстрелами, выстроился в боевом порядке и тоже начал стрелять, так что я очутился между двумя огнями, в полном смысле этого слова. Невольно я подумал, что настал мой конец; однако мне удалось как-то добраться до своих, и как только они узнали меня, то немедленно прекратили огонь, а я счастливо и невредимо, как и хотел, окольными путями добрался до берега моря и там по утесам пробрался дальше к Марбефу, которого яростно преследовали корсиканцы; в ту минуту, как я говорил с ним, ранили его и двух его адъютантов, стоявших рядом. Я показал ему ближайшую дорогу, по которой он мог идти, чтобы соединиться с де Шовелином, что он и сделал, причем на этот раз все обошлось без всяких приключений. Де-Шовелин встретил меня с распростертыми объятиями и сказал, что собственные несчастья не мешают ему чувствовать ту важную услугу, которую я оказал ему, и что как только он очутится опять в Париже, он непременно выхлопочет мне орден Святого Людовика. Надо, однако, сказать правду, — потом он больше никогда не заикался об этом.

В главной квартире я нашел записочку от мадам Шардон. Она уже слышала о нашем поражении и писала мне с просьбой беречь меня для той, которая сумеет меня осчастливить, когда я вернусь к ней жив и невредим. Армия подвигалась медленно по направлению к Бастии, и я опередил ее на два часа, двигаясь одному мне известными окольными путями. Мадам Шардон отдалась мне, как и обещала, и при этом выказала столько нежности, что я никогда не мог забыть этого потом. Ее муж, уже давно ревновавший ее ко мне, захотел испытать ее и так как воображал, что я еду в арьергарде, сказал ей, тотчас же по своему приезду, что все потеряно, что армия разбита, что много знакомых убито и я между ними.

«В таком случае, я воскресила его из мертвых, — ответила, смеясь, молодая женщина, — так как он находится в соседней комнате, очень утомленный и усталый, но совершенно здоровый».

После несчастной битвы при Борго, мы испытали еще несколько неудач. Ружейные выстрелы раздавались даже под самыми стенами Бастии и подобный образ жизни приводил меня в восхищение: мне нравилось проводить дни на поле битвы, а вечера в обществе своей любовницы. Ревность ее мужа отравляла, однако, наше счастье. Мне от души было жаль бедную молодую женщину, которой приходилось многое терпеть от него, но ведь за каждую минуту счастья всегда приходится расплачиваться!

Когда уехал де Шовелин, меня взял к себе Марбеф, который выказывал мне всегда особенное внимание и дружбу. Был январь месяц, все кругом как бы утихло, я отпросился у него на два дня в лагерь корсиканцев, он дал свое разрешение. В мое отсутствие он вдруг узнал, что Клемент Паоли, главный предводитель мятежных корсиканцев, собирается пробраться сквозь его редуты и внезапно напасть на него со всех сторон. В ту минуту, как Марбеф узнал об этом, он тотчас же должен был приступить к действию: важно было занять Монтебелло, находившийся впереди Бастии. Он хотел послать меня туда с отрядом гренадер, но меня не было, а они должны были выступить в тот же день. Он спрашивал несколько раз мадам Шардон, не вернусь ли я в этот день. Она бросилась со слезами на глазах на шею Марбефа, который очень любил ее. «Вы ведь хорошо знаете Лозена, — говорила она, — и знаете, почему он мне так дорог, он никогда не простил бы мне, если бы, благодаря моей небрежности, он пропустил случай отличиться, хотя бы и рисковал при этом своей жизнью. Я пошлю к нему гонца, не говоря в чем дело, и по моей просьбе он немедленно вернется назад и будет здесь раньше, чем выступит отряд». Я, конечно, приехал, как только получил ее записку. «Не теряй времени, — сказала она мне, — отправляйся к Марбефу, он хочет поговорить с тобой. Он докажет тебе, что я люблю твою славу так же сильно, как самого тебя». Мне удалось, действительно, овладеть Монтебелло раньше, чем подошли корсиканцы. Я провел бы там целую ночь, дрожа от холода, если бы нам не пришлось отогреваться, отражая все время бешеные атаки. Рано утром в долине показался Марбеф; мы, с пиками наперевес, пробились сквозь толпу осаждавших нас корсиканцев и соединились с ним. Корсиканцы заперлись в небольшом городке Барбаджио, который мы и подвергли канонаде со всех сторон, в продолжении целого дня, но довольно безуспешно.