Тогда я отдал ему решительно всех людей, без которых мог обойтись, и послал ему их, а сам заявил, что займусь его госпиталем и позабочусь о нем. Последнее чуть не погубило меня, так как нам самим не хватало провианта и приходилось питаться испорченной рыбой. Видя, что однако и после этого де Водрель все еще не уходит, я приказал собрать ему военный совет и через три дня сниматься с якоря. Ему пришлось таким образом уйти и он поспел соединиться с Эстенгом вовремя, так что еще участвовал в бою при Гренаде.

Я тогда, наконец, успокоился и с удовольствием стал изучать страну, столь отличную от Европы. Меня посетило несколько местных царей по соседству, с которыми я и заключил различные договоры. Я вскоре узнал о том, что взяты также Гамбия и несколько других фортов. И тотчас же я отправил во Францию одного из моих офицеров с донесением о моих столь легко давшихся победах, но я хотел остаться до тех пор, пока не укреплюсь окончательно в захваченной мною земле, мне это удалось настолько хорошо, что когда английский адмирал, направлявшийся в Индию, вздумал по дороге туда осадить мой форт, чтобы отобрать его у меня обратно, он после десятидневной безуспешной атаки должен был ехать дальше, ничего не добившись.

Когда, наконец, все было кончено, я начал вооружать одно купеческое судно, на котором я решил вернуться обратно в Европу вместе с своими пленниками. Но в это время мне пришлось пережить очень неприятные минуты. Дело в том, что я хотел оставить гарнизону денег на житье, но казна отпустила мне такую небольшую сумму, что у меня положительно ничего не оставалось; тогда мои пленники-англичане были настолько великодушны, что предложили мне располагать всем их наличным капиталом. И я уехал, напутствуемый самыми искренними сожалениями и добрыми пожеланиями всей нашей колонии. Я хотел сделать всем добро и мне удалось расположить к себе этих людей человечным обращением, к которому они не привыкли со стороны начальствующих лиц.

Переезд наш длился тридцать шесть дней, и мы во время прибыли наконец в Лориан, так как у нас не было больше ни провианта, ни воды. Меня приняли не особенно хорошо в Версале, когда я прибыл туда. Де-Морепа не ладил с Мартином, экспедиция моя в Сенегал очень понравилась королю, и это возбудило неудовольствие его министров, они дулись на меня; король под их влиянием тоже отнесся ко мне очень сухо и в первый день не говорил со мной. Мне не дали ни повышения, ни знаков отличия. Де-Сартин хотел мне выдать денежную награду, но я, конечно, отказался от нее. Многое переменилось за время моего отсутствия.

У Тернэ наконец было отнято звание главнокомандующего над войсками Индии, известие о взятии Пондишери на время заставило отложить всякую мысль о войне с Индией. Де-Сартин изменил данному слову и совершенно уничтожил мой полк, он рассеял его буквально по всему земному шару, и я не мог уже служить больше без своего полка. Он был очень смущен этим, не знал, как мне объяснить свой поступок, и всячески избегал встречаться со мной. Я подал в отставку, и не старался больше его видеть.

Двор находился в то время в Марли; моя жена состояла в самой тесной дружбе с графиней Жюль, она была окружена людьми, старавшимися всячески вредить мне. Трудно передать, как высокомерно обошлась со мной королева, а за ней, конечно, и все остальные. На меня едва смотрели, меня почти не замечали. Это, конечно, всеми было замечено, и я сделал глупость и на минуту был даже смущен таким приемом.

В этот вечер играли в фараон, я из приличия поставил несколько луидоров, стоя за де Фросанком. Рядом с ним сидела маркиза де Коаньи, дочь мадам де Конфлан. Я едва ее знал, но она заговорила вдруг со мной, и я, видимо, для всех обрадовался этому, как ребенок. Я находил, что она очень умна и мила и предупредил ее шепотом, что она очень повредит себе в глазах всего двора, в глазах своей семьи, если будет продолжать разговаривать со мной при всех, так как я в немилости. Она ответила на это, что прекрасно это знает. Мне это показалось так мило с ее стороны, что я совершенно увлекся ею и стал равнодушен ко всему другому. Она вернула мне мое самообладание, и я повеселел и стал опять шутить, заговорил с королевой, насмешил ее и, наконец, она так разговорилась со мной, что стала ко мне такой же, как была три года тому назад и таким образом этот вечер, начавшийся для меня так печально, кончился самым блестящим образом. Но, уезжая из Марли, я был очень грустен, так как уносил в своем сердце образ очаровательной мадам де Коаньи и не мог забыть ее милого обращения со мной, хотя и понимал, что надеяться мне здесь не на что.

Лозен в армии. — Проекты высадки десанта в Англию. — Борьба за независимость Америки.

Де-Сартин был очень смущен моей просьбой об отставке. Он не знал, как сообщить королю о том, что я бросил военную службу, что я сделал это не из каприза, а имел полное основание поступить так и всему виной был он сам. Он начал со мной переговоры по этому поводу через де Морепа, отношения с которым у него стали значительно лучше. Я ответил де Морепа, что вышел в отставку потому, что де Сартин торжественно обещал мне, что не тронет моего полка и даже, наоборот, пополнит его, а вместо того расформировал его и взял к себе корпус де Нассау, который до сих пор не считался королевским, как мой полк; что я не намерен жаловаться на это, но служить больше не желаю. В этот же вечер говорил со мной и сам король с большой добротой и очень чистосердечно. Он сказал, что отдаст нужные приказания де Сартину, чтобы тот обращался со мной так, как я этого заслуживаю.

В это время герцог Нассауский сделал было попытку овладеть Джерси, но она не удалась, он потратил на это огромную сумму денег и был почти разорен, так, что королю пришлось взять на себя уплату его долгов и позаботиться о его полке. В это время принц Монбарей, военный министр, со дня смерти де Сен-Жермена, предложил мне отдать в полную собственность королевский германский полк, бывший раньше под командой де Нассау, и сказал, что только при этом условии король уплатит его долги. Выбирать было не из чего, я прямо заявил, что скорее покончил бы с собой, чем стал бы пользоваться несчастием другого.

Де-Сартин опять затеял со мной переговоры, чтобы заставить меня поступить под его начальство. Я поставил тогда следующие условия, которые были одобрены де Сартином, но которые он, конечно, не выполнил. Я требовал, чтобы мне дали в полное мое владение легион, состоящий из 1800 чел. пехоты и 800 чел. кавалеристов, и, кроме того, чтобы мне была обеспечена первая вакансия, которая откроется в венгерской кавалерии. Покончив с этим вопросом, я отправился в Хот-Фонтен к мадам де Мартенвиль, которая продолжала ко мне относиться по-прежнему.

Горькие и вполне справедливые жалобы на то, как Франция обращается со своими военнопленными, которые во множестве умирали в тюрьмах, заставили меня обратиться к Сартину с просьбой назначить меня инспектором над всеми военнопленными без всякого содержания от правительства. Он, конечно, с радостью согласился на такое предложение с моей стороны и дал мне самые широкие полномочия.

Я начал приготовляться к этой новой для меня деятельности, как вдруг услышал, что готовятся сделать десант в Англию. Я просил де Монбарей назначить меня одним из участников в этом походе, но он ответил, что это невозможно. Де-Мартин тоже сказал, что хотя ему это очень неприятно, но он тут ничего не может поделать. Я был очень обижен этим, так как мне казалось, что я вовсе не заслужил, чтобы меня обходили и обо мне забыли. Я написал королю, он ответил, что я сделал очень умно, что обратился к нему; что я совершенно прав, желая участвовать в этом походе, и сказал, что я буду находиться в авангарде де Во. Полк мой очень отличился в этом деле, хотя де Сартин и на этот раз как всегда не сдержал своих обещаний, де Во тоже очутился не на высоте своего призвания и под видом строгого беспристрастного служаки, главным образом, покровительствовал тому, у кого была сильная протекция.