Что его ждет дома? Все, наверное, уже возвратились. Милан не послушался отца, удрал, не вымыл посуду, не натер линолеум. Ох и достанется же ему… Может быть, отец возьмется за ремень и изобьет его?! Пускай, он выдержит. Мама начнет поддакивать: «Ну вот, дождались! Лилина — наша гордость, а ты? Позор семьи! Отец — директор, а сын будет всю жизнь возиться со скотиной! Погляди на Лилину — какие у нее планы!»

Он уже слышит все эти слова, да и Лилина тоже поддаст жару: будет злиться за невымытую посуду.

Но только Милан — не тряпка!

Еще у дверей он услыхал мамин плач. Но разобрать, в чем дело, не смог. Он тихонько снял в передней ботинки, повесил куртку на вешалку и вошел в кухню.

— Добрый веч… — Слова замерли у него на губах. Он ожидал, что все кинутся к нему с криком: «Наконец-то!» Отец набросится на него, и тут же, возле дверей, Милан сразит его своим сообщением.

Но его прихода никто и не заметил. Мама сидела у стола, в руках у нее был лист бумаги, она что-то неразборчиво читала вслух и плакала. Лилина всхлипывала, уткнувшись головой в подушку на диване. Отец длинными шагами мерил кухню, курил и все время повторял: «Не устраивай, пожалуйста, сцен…»

— Что случилось? — робко спросил Милан.

Мама подняла на него мокрые глаза.

— Лилина… — всхлипнула она. — Нашу Лилину не приняли в театральный институт!

И снова залилась слезами.

— Нет!.. Не может быть! — не мог поверить Милан.

Мать протянула ему листок бумаги, влажный от слез.

«Заказное».

Он поспешно пробежал листок глазами:

«Уважаемый товарищ, сообщаем Вам, что Вы не приняты в наше учебное заведение. Приемная комиссия не нашла оснований для вашего успешного обучения. О своем несогласии Вы можете заявить в течение двух недель».

И подпись. Милан возвратил письмо маме.

— Кто его принес? — спросил он.

— Кулганкова. Сказала, что почтальон утром забыл отдать, торопился…

Мать снова запричитала. Она все возвращалась к письму, словно не хотела поверить в решение комиссии. Милан сел на диван возле сестры.

Ему вдруг стало жаль Лилину. Он понял, что мечта, в которую она так верила, рухнула.

— А ты действительно хотела стать артисткой? — спросил он, быть может, и не совсем кстати.

Лилина кивнула головой. Он погладил ее по волосам.

— Не реви… На следующий год опять попробуешь!..

Тут вмешалась мать:

— Ведь мне все вокруг твердили, что Лилина — талант. Все были ею довольны, и председатель комиссии тоже… Это ужасно! Что нам теперь делать?

— Что? — Отец прервал свой марш по кухне. — А что мы должны делать? Ничего. Абсолютно ничего. Лилина для театра не подходит — тут сказано черным по белому!

Но мать воспротивилась. Она снова схватила письмо и прочла:

— «…О своем несогласии Вы можете заявить в течение двух недель». Ты слышишь, отец, мы можем заявить!

Но отец решительно и твердо произнес:

— Никаких заявлений! С меня хватит. У Лилины нет таланта. И мы это прекрасно знали. Но ты нас всех убедила, ты вообразила: «Моя доченька будет артисткой, все вокруг станут мне завидовать, наша Лилинка будет знаменита!» Так?

— Так!.. — взорвалась мать. — В конце концов я окажусь виноватой! Я! Хотя делала все, чтоб из девчонки что-то вышло. Кто бегал по всевозможным учреждениям и школам? Я! Ты детей годами не замечаешь. Мальчишка растет, как лопух при дороге…

Мать обрела второе дыхание. Запас ее упреков и перечень собственных заслуг были неисчерпаемы. Отец и не пытался обороняться. Он молчал. И лишь когда появилась надежда, что и у матери нет желания продолжать словесный турнир, он сухо заметил:

— О чем ты говоришь! Читай внимательно. Ты же слепа! Ты не можешь сознаться, что другие на экзаменах были лучше Лилины.

— Интересно знать, как ты это всем объяснишь?!

— Я никому ничего объяснять не стану. Лилина пойдет работать в лабораторию. На сахарном заводе будет набор. Останется жить дома, чем плохо?

— Ведь это… — попыталась еще раз возразить мать, но отец оборвал ее, твердо заявив, что ни о чем больше не желает слышать.

Милану пришло в голову, что именно сейчас самый подходящий момент, чтобы… Сейчас он всех поразит, он доставит им радость, если Лилина принесла огорчение.

— Папа… — начал он неуверенно.

Отец повернулся к нему:

— С тобой я еще поговорю. Как это ты посмел удрать?

Милан смог лишь робко улыбнуться.

— Я хотел тебе сказать, я хотел вам сказать, что пойду в химический!

Все смолкли. Даже Лилина в удивлении приподнялась с дивана и утерла платочком глаза. Мать улыбнулась:

— Правда, Милан?

Он подтвердил и протянул отцу анкету:

— Мы ее заполним, и ты подпишешь. Ладно, папа?

Отец посмотрел на него недоверчиво:

— Что это вдруг?

— Я передумал. Мне будет полезно изучить химию… Ты же говорил, что за химией будущее!

— Гм… — согласился отец, но браться за анкету не спешил.

Он снова посмотрел все ее пункты, несколько раз перевернул страницы с текстом и медленно положил ручку на стол.

— Знаешь, Милан, — сказал он, подумав. — Не торопись… Подождем до завтра.

Так и порешили. За ужином родители говорили о Лилине. В конце концов она согласилась пойти в лабораторию сахарного завода. Пока.

Но почему же отец не хочет подписать Милану анкету?

И почему его отослали пораньше спать?

По телевизору сегодня детективный фильм. Разве отец не будет смотреть?

Нет.

Отец с матерью закрылись в комнате. Милан понял, что они хотят поговорить без него. Он надел пижаму, постелил на диван простыню, положил одеяло и только было собрался спать, как вдруг вспомнил: Пузырек.

Как он мог забыть о нем! Ведь зверек целый день просидел в коробке. И в полдень не ел. Поскорей налить ему молока!

Милан вызволил свинку из коробки. Она кинулась прямо к миске с молоком. Видно, порядком изголодалась, бедняжка. Он почесал ее за ушками, она зажмурилась. Придется найти Пузырьку что-нибудь понадежнее, чем эта коробка. Как только прекратятся морозы, надо будет переселить его в сарай.

Милан вернулся в кухню. Забрался под одеяло и погасил лампочку. Из комнаты доносились голоса родителей. Он разобрал, что говорят о нем. Несколько раз он слышал: «мальчишка». Значит, о нем.

Иногда он улавливал целые фразы. Мама все время повторяла: «Что люди скажут. У тебя такое положение… а мальчишка?»

Голос отца был более спокойным и уравновешенным. И хотя Милан слышал не все, ему казалось, что слова отца подобны кирпичам, которые он обдуманно кладет один на другой, ряд за рядом. Как они все-таки решат?..

Он еще раз вспомнил Вендулу. Не попало ей за то, что она так поздно вернулась? Ну да ладно! До чего же здорово вместе ходить вдоль реки! Где бы он ночевал сегодня, если б не встретился с Вендулой?

— …Ты знаешь, кем бы он стал? Рабом восьми часов, галерником! — услыхал Милан голос отца.

Он навострил слух, ловя обрывки разговора. И снова голос отца:

— Я же сказал!

Потом наступила долгая тишина. Милан почувствовал, что устал от этого сумасшедшего дня, переполненного новостями, он повернулся на левый бок и через несколько секунд уже крепко спал.

Воскресное утро.

Милан поднялся раньше всех. Вошел в комнату. На столике увидал перо и анкету. Нагнулся — она была заполнена. И нигде, ни разу не было слов «химический техникум».

Наоборот, там стояло…

— У-у-у-у!.. — заорал Милан, когда под пунктом «Название школы» увидел несколько простых букв, воплотивших его мечту и страстное желание.

Издав воинственный клич индейца, он ворвался в спальню. Отец читал, лежа в постели. Ни слова не говоря, Милан навалился на него.

— Ты что, спятил, что ли? — крикнул отец, а мама, положив на ночной столик книжку, засмеялась.