— Кристя, — взмолился я, — сестренка, малышка, не делай глупостей, беги за Максом, верни мужа.

— Его я больше не люблю, — заявила Кристина, поднимая с пола свою драгоценную записку и возвращая ее к себе на грудь (за лифчик).

— Ну что ж, — с угрозой сказал я, — не хотел этого, да придется признаться. Вот что, сестричка, ты лучше присядь — новость будет не из приятных.

Она насторожилась:

— В чем дело, Роби?

— Присядь, малышка, присядь.

Кристина, не сводя с меня пытливых глаз, растерянно присела. Я собрался с духом, вытер со лба пот и решительно начал:

— Кристя, ты меня прости, хотел как лучше, хотел, чтобы ты не убивалась, но я же не подозревал, что ты так доверчива. И уж тем более не догадывался, что из-за каких-то глупых записок ты выставишь родного мужа. Пора развеять твои иллюзии. Знай, дорогая моя сестра, знай: ты прогнала мужа и осталась одна. На самом деле нет у тебя никакого поклонника.

Кристина побледнела, схватилась за сердце и охнула:

— Что с ним случилось?

— С ним не случилось ничего, потому что его нет и никогда не было. Это легенда. Миф. Сказочка про белого бычка. Считай, это я посылал записки. Под нашим балконом цветочный магазин. Оттуда тебе носят корзины, за которые заплатил я.

Сказав это, я вжал голову в плечи: думал она начнет колотить меня своими маленькими кулачками или (что еще хуже) расплачется. Но Кристина вздохнула с облегчением и рассмеялась:

— Фу-уу, Роби, как ты меня напугал.

— Именно это я и хотел сделать, — не понимая ее радости, сообщил я. — А теперь будь паинькой, беги, догони Макса и скажи, что ты его простила.

Кристина рассердилась и топнула ногой:

— Роби! Хватит! Не такая я дура, чтобы за ним бежать! И перестань болтать глупости! Как ты не поймешь? После того, что рассказала Соня, я Макса возненавидела. Роби, только представь: я столько лет лечилась, скиталась по больницам, мучалась, страдала и все из-за того, что он к врачу не хотел сходить. Эгоист. Боялся, видишь ли. А как он меня упрекал? Называл бесплодной! Негодяй! Нет, Роби, не проси. Это такая рана! Тебе не понять. Ты никогда не был женщиной.

— И слава богу! — ужаснулся и порадовался я.

— Ты никогда не был женщиной и поэтому не знаешь о чем просишь. К тому же, Роби, я хочу ребенка. Я счастлива, что так получилось. Оказывается, я могу рожать. Какая я дура, что не изменяла мужу. Раньше бы об этом узнала. Роби, представляешь, у меня уже был бы сын.

— А у меня племянник, — сник я, не отваживаясь и дальше переубеждать Кристину.

“Что ж, она еще молода и совсем недурна, — успокоил я себя. — Максим, конечно, богат, но жить с ним не сахар. Может Кристя и в самом деле найдет себе хорошего мужа. И ребенка родит… Племянник — это отлично. Вот бы скорей. Уж очень мальчишку хочется… Но что скажет Кристя, когда поймет как ее обманули? Мужа-то нет и пока не предвидится. Его еще поискать придется. А как разъярится мама, когда узнает, что Кристя бедна, словно церковная мышь?!! И во всем виноват я, ее сын!!!”

Эта мысль меня отрезвила. Какой новый муж? Какой племянник? Альтернативы нет: надо срочно возвращать Максима! Для этого надо было немедленно остановить поток корзин. Я помчался в цветочный магазин и категорически потребовал, чтобы корзин больше не приносили. И особенно любовных записок. Продавщица подивилась моей наивности.

— Ваших денег хватило всего на четыре корзины, — усмехнулась она.

Я опешил:

— Кто же заплатил за остальные?

— Та симпатичная женщина, которая с вами приходила…

Продавщица порылась в квитанциях и добавила:

— Софья Адамовна Мархалева. И записки сочиняла она сама.

Я был потрясен. Госпожа Мархалева?! Снова эта чертова Мархалева?! Рифмоплетка! Ну нет, уж здесь-то эта дамочка хороший получит отпор!

— Вот что, — строго сказал я продавщице, — вы долго еще собираетесь к нам корзины носить?

— Пока будут платить, а платят пока регулярно, — ответила она.

Я возмутился:

— И что же, мы никак не можем отказаться от этих чертовых услуг?

— Почему же, можете возвращать корзины обратно.

— Так считайте, что уже вернул. С этого дня нам корзин не носите. Можете Мархалевой сказать, что я выбрасываю их с балкона. Прямо в ту яму, которую вырыли под моим домом да никак не закопают.

Продавщица пожала плечами:

— Как вам угодно. Не хотите, носить не будем.

Из магазина я ушел удовлетворенный. Даже хорошо, что Мархалева и сюда свой длинный нос сунула. Вот теперь, если Максим не вернется к Кристине, виноват буду не я, а эта чокнутая Мархалева. Насколько она чокнутая, я в тот миг и не подозревал. Об этом чуть позже просветил меня Заславский — мы столкнулись с ним в лифте. На этот раз Заславский был при полном параде: в новом щегольском пиджаке цвета детской неожиданности, при модном галстуке, в каких-то несуразных туфлях — последний писк моды…

Я подивился: Заславский отличался хорошим вкусом, в одежде был консерватором. Что заставило его изменить привычке? Меня так и подмывало спросить: “Куда ты, дружище, так вырядился?” Но вид у Заславского был такой напыщенный и вместе с тем такой растерянный, что я сдержался. На мой этаж мы поднялись молча, когда же я открыл дверь квартиры, Заславский брякнул:

— Роб, я к тебе.

— А я думал, что ты к соседям, — пошутил я и на всякий случай предупредил, пропуская его вперед: — Вашу Варю давно не видел.

— Знаю, — усмехнулся Заславский, деловито проходя в гостиную и поскрипывая новыми туфлями, — она дома сидит, арестованная. Маша посадила ее под замок. Роб, я не только по этому делу. Пришел прощения у тебя просить. Маша мне рассказала…

Он присел на диван и смущенно поник головой. Сидел и сопел в новый галстук. Снова загадки? Одни загадки! Я упал в кресло и не знал что подумать, а потому рассердился:

— Виктор, не тяни резину, говори!

— Конечно, — воскликнул он, приходя в оживление, — за этим я и пожаловал. Маша рассказала мне про Кристину. Роб, я потрясен. Я болван и подлец. Но, поверь, не хотел этого.

— Да чего — этого? — теряя терпение, закричал я.

— Чтобы моя любовница и Макс интрижку затеяли, — закричал и Заславский.

Я испуганно покосился на дверь и зашипел:

— Тише ты, услышит Кристина.

— Пойми, Роб, я влетел очень круто, — переходя на шепот, признался Заславский. — Думал немного развлечься со студенточкой, а она охоту на меня объявила: взяла и забеременела.

— Шантажировала тебя, — догадался я.

— Еще как, вот и решил познакомить ее с Максом. Думал, Макс ей богатого жениха найдет. Друзей-то холостых у него много, а вышло все очень скверно. У них же крепкий брак был с Кристиной. Кто мог подумать, что кончится все так нелепо? Я виноват! Я виноват! — начал убиваться Заславский. Он был смешон в своем молодежном наряде: этакий мышиный жеребчик, пожилой волокита. Мне стало жалко его. “Чертова Мархалева, — разозлился я. — Точно чокнутая. Разве нормальный человек будет так мстить? И было бы из-за чего. Ну назвал ее Заславский пару раз дурой, так вроде как уже извинился. Нет же, начала ему мстить. И едва своего не добилась, чуть не посеяла между нами вражду. Каких страхов на меня нагнала, каких детективов накрутила, а ларчик просто открывался. Виктор оказался настоящим другом, пришел и во всем признался. А я уже плохо о нем подумал, чего и добивалась эта сумасшедшая. Будет мне наука. С такими людьми, как Мархалева, надо соблюдать предельную осторожность”, — решил я.

— Вот что, Роб, — прервал мои мысли Заславский, — сам я кашу заварил, сам ее и расхлебывать буду. Сейчас пойду к Максу и скажу, что будущий ребенок, которого он считает своим, не от него. Мой, скажу. Будь что будет. Все равно я бодро иду ко дну. Прямо расскажу как все было, признаюсь на что я рассчитывал и что в результате получилось. По-мужски посоветую скорей бежать к Кристине да хорошенько просить у нее прощения.

Я был растроган и снова подумал: “Чертова Мархалева, как хитроумно она манипулирует людьми. Очень опасная дамочка”.