— Какая разница, — ответил я, поднимаясь из кресла. — Позволишь мне переодеться? Ты такая нарядная. Как-то не удобно сидеть перед тобой в этом дурацком халате.
Я с отвращением посмотрел на свои волосатые ноги. Она отмахнулась:
— Ерунда, Роберт, халат тебе очень к лицу, сиди.
Так не считая, я хотел возразить и уйти, но вдруг увидел разбросанные по ковру туфли Кристины и передумал. Совершенно очевидно, пока я буду переодеваться, Мария заметит туфли и парализует меня вопросами. Зная ее хватку, я поежился и предложил:
— Пойдем в столовую, покурим.
Она оторопела:
— Ты же не куришь.
— Уже начал.
— Ах, да, — согласилась она, — в твоем положение это простительно. Но тогда уж лучше пойдем в кухню: там вытяжка.
Мы отправились в кухню. Мария присела, достала из сумочки мундштук и спросила:
— Ну? Где твои сигареты?
Я растерялся:
— Их нет.
— Как — нет? А что же ты куришь?
— Все покурил.
Она сочувственно кивнула:
— Еще бы, в твоем положении. Но у меня тоже кончились. Видимо тебе придется сходить в магазин.
Такая перспектива не радовала. Оставлять Марию в квартире с трупом и Кристиной? Нет! Только не это!
Я вдруг вспомнил, что сигареты могут быть у сестры, и обрадовался:
— Погоди, похоже кое-что осталось в кабинете.
— Могу сходить, — предложила Мария.
— Нет-нет, — испугался я и опрометью кинулся вон из кухни.
В гостиной я подобрал туфли, спрятал их между диванными подушками и только тогда отправился в кабинет. Просунув голову в дверную щель, я обнаружил, что Кристина не спит: лежит и смотрит в потолок безжизненным взглядом.
— Кристя, — прошептал я, — у тебя есть сигареты?
Она прошелестела:
— В сумочке, а тебе зачем? Неужели ты куришь?
— Нет, для Марии.
Пришлось лезть в сейф…
— Пожалуйста, побыстрей, — протягивая Кристине сумочку, попросил я.
— Ты что так нервничаешь? — удивилась она.
Я разозлился:
— А то не знаешь? Вдруг Заславская увяжется за мной? Вдруг увидит тебя?
На самом деле я больше переживал, что она из женского любопытства забредет в спальню. Вообще-то это абсурд: Мария прекрасно воспитана. Но по закону подлости и не такие чудеса приключаются.
Кристина наконец нашла сигареты.
— Вы будете долго шептаться? — спросила она.
— Только покурим и разойдемся, — заверил я и, выхватив пачку, умчался.
Лишь в кухне рассмотрел, что взял: как я забыл? Кристина курит женские сигареты — очень редкие и дорогие. К моей досаде Мария это заметила.
— Женские? — удивилась она и, усмехаясь, добавила: — Решил начать с любимых сигарет Кристины?
С деланым равнодушием я отмахнулся:
— Какая разница.
— Хм. Считаешь, тебе это по карману?
— Не говори глупостей, я не беден. Во всяком случае уж на сигареты найду. На любые.
Она примирительно усмехнулась:
— Не нервничай, Роберт, я пошутила.
Глянув на часы, я смущенно промямлил:
— Прости, Мария, но у меня…
— Да-да, сейчас уйду, — заверила она, закидывая ногу на ногу и поудобней устраиваясь в кресле для продолжительной беседы.
За бесконечные годы дружбы я изучил все ее повадки. Впрочем, дальнейшее показало, что не все.
— Роберт, — сказала она, пристально глядя мне в глаза и прикуривая от изящной золотой зажигалки. — Роберт, это все очень подло. Такое не должно происходить с тобой: ты слишком хороший. Это жестоко. Это несправедливо.
Не зная, что сказать, я пожал плечами и присел к столу, глядя на клубы дыма. Они вытекали из ее сочных красивых губ и газовой пеленой скользили по бледной щеке, украшенной симпатичной бархатной родинкой. Эта родинка мне очень нравилась, как и рысьи глаза Марии.
— Роберт, когда я узнала…
Вдруг она осеклась и, уставившись на сигарету, которую я беспомощно крутил в руках, строго спросила:
— Ты почему не куришь?
— Нет огня. Куда-то пропала моя зажигался, — соврал я.
Мария дала мне прикурить от своей. Чтобы не разочаровывать ее, я затянулся и сильно закашлялся. Слезы брызнули из глаз, горло сдавило тисками…
А что еще могло со мной произойти? Курить я не умею. Мария вскочила и начала колотить меня по спине, окончательно лишая возможности сделать глоток воздуха.
Мне показалось, что смерть пришла: в глазах потемнело, я захрипел.
— Роберт! Роберт! — испугалась Мария. — Что с тобой, Роберт? Что с тобой?
В панике она полезла в холодильник, щедро оснащенный лекарствами. (Светлана не зря старалась, хоть я ее и ругал). Мария нашла пузырек с нашатырем и, не тратя время на ватки, против всех правил сунула мне его прямо под нос. Я дернулся, как ошпаренный, но задышал — нашатырь расплескался.
— Так можно выжечь глаза, — вместо благодарности, рассердился я.
— Фу-у, — с облегчением вздохнула Мария, вытирая с пола пролившийся нашатырный спирт своим кружевным платочком. — Как ты меня напугал. Тебе надо срочно менять положение. Нельзя жить одному. Без женщины ты пропадешь, — неожиданно заключила она.
Я был категорически не согласен: все зло от женщин. Если бы Светлана три дня не собирала меня в дорогу, я подготовился бы к конференции и не выглядел там таким ослом. Во всяком случае, изучил бы темы докладов, присланные мне из Парижа накануне. Если бы она не изводила меня всю ночь сексом, я эти темы (на худой конец) прочел бы в дороге и не полез бы на кафедру дураком. Но в дороге я спал, изнуренный Светланой. И в результате позор.
Ха! Я пропаду без женщин! А моя мать? Имей она каплю терпения, в моей спальне сейчас не лежал бы труп. Я остался бы дома, а у матери остался бы яд. Ей же захотелось поскорей получить подарки, и вот результат. Бедная Лидия! Впрочем, и она не лучше других. В голове сплошной ветер. Кто ее просил хватать мой бокал?
Теперь я жив, но бесплоден. В прах разбилась моя мечта…
Ха! Я пропаду без женщин! Сколько бед у меня от них! Взять хотя бы Кристю. Голова пухнет от проблем, которые ждут меня в связи с ее разводом…
Нет, к черту чужие проблемы! Завтра же уеду в деревню!
Но эти женщины и там достанут меня. Ха! Я, видите ли, без них пропаду! Так считает Мария. А чем мне она помогла? Пришла незваной, напугала, помешала, едва ли не силой заставила курить, а когда я, благодаря ее непоседливости, чуть не умер, сделала совершенно оскорбительное заключение: без женщин я пропаду. Взять бы да и высказать ей все, что думаю!
Разумеется, я промолчал. Говорила одна Мария.
— Роберт, зря хмуришься. Не сердись. Сердце кровью обливается, не могу смотреть как ты пропадаешь.
Что?! Я пропадаю? С чего это она взяла?! Да жил бы не тужил, когда бы меньше ко мне приставали.
— Роберт! Почему ты молчишь? Хочу знать, как ты относишься к моим словам. Надеюсь, ты понимаешь кто ты есть? — спросила Мария, ставя меня в тупик.
Слава богу она сама дала ответ на свой странный вопрос:
— Роберт, ты гений! Гений! Но, как все великие, абсолютно беспомощен в быту. Ты весь там, — она воздела руки и закатила глаза. — Ты в грандиозном, в высоком! Разве пристало тебе заниматься ничтожным? Ах, Роберт, дорогой, согласись, тебе нужна женская помощь, ласка, ненавязчивая забота.
“А она где-то как-то права!” — мысленно согласился я.
— Но брак для тебя хуже концлагеря. Хуже газовой камеры, Роберт!
Я оживился:
— Не могу с тобой не согласиться. В браке любой мужчина гибнет от удушья.
— Вот видишь, Роберт, — торжествовала Мария, — я одна знаю, что тебе нужно. Ты не создан для брака. Брак — это похороны твоего таланта…
“О, как она права!”
— Роберт, жена потребует внимания, отнимет все твое свободное время, измотает тебе все нервы. Наука осиротеет!
“Как сходятся наши мысли!” — поразился я.
— Да что наука, Роберт, осиротеет мир! Мир потеряет тебя! Ты запутаешься в женской юбке… Это будет конец. Я готова тебе помочь. Хочешь, буду к тебе приходить?
Я спустился с небес:
— Зачем?
Мария встала рядом, прижала мою голову к своему животу и, матерински чмокнув меня в макушку, воскликнула:
