Режущий ухо визг показал: копье нашло свою цель! Что-то билось и визжало в глубине, у самого корневища, вывернув древко из рук охотника… А рядом поднималось еще одно существо, готовое – напасть? бежать? Но Мал уже отпрыгнул, металка и дротик уже были в его правой руке… Бросок! Лашии не успел даже выпрямиться в полный рост – бивневый церемониальный дротик (его Мал и взял-то «на счастье», не собираясь пускать в ход) вонзился в шею по самое кольцо, отделяющее усиленный кремневыми чешуйками ударный конец. Струей брызнула кровь. Второй дротик, деревянный, с треугольным кремневым наконечником и оперенным основанием, ударил уже заваливающееся навзничь тело под сердце. Враг был мертв. Стих и визг; конец брошенного копья, дважды дернувшись, замер. Готовый к любым неожиданностям, Мал взялся за древко, резким рывком выдернул оружие и тут же нанес еще два быстрых, коротких удара… Второй был явно излишним.

Перед глазами победителя лежали два трупа. Один – на спине, широко разметав руки и ноги; второй, скрюченный у еловых корней, все еще зажимал обеими руками (ЛАПАМИ!) смертельную рану. Так вот они какие, лашии ! Самцы (МУЖЧИНЫ?). Приземистые, коротконогие, почти сплошь покрытые рыжеватыми волосами и – сильные; достаточно взглянуть на плечи и руки, чтобы почувствовать их страшную силу… Ни одежды, ни украшений, ни Родовых знаков: лашии не имеют Закона! И все же…

Мал извлек дротики, бормоча традиционные слова о том, что «их убил чужой охотник, пришедший издалека»… Его собственные мысли тоже были далеко, очень далеко… Странные мысли!.. Лашии похожи на людей? Даже слишком похожи! Конечно, его собственное тело не так волосато; волосы на груди он выдергивает, как положено. Но он тоже сутуловат, его руки и плечи тоже сильны, – может быть, и не слабее, чем у этих… А лицо?! Мал вдруг вспомнил, как в детстве сверстники-мальчишки кричали ему: «Эй ты, лашии!» Обычная детская дразнилка, ничего больше; он и сам охотно наделял этим прозвищем кого ни попадя… Но сейчас почему-то казалось: это была не просто дразнилка!…

…И что значит: «лашии не имеют Закона»? Кажется, именно тогда он впервые подумал: а так ли это плохо? Разве не Закон, невесть кем придуманный, запрещает ему даже думать об Айрис как о жене, обрекает на мучения, на одиночество! В самом деле, кто придумал эти Законы?! Духи? Первопредки? Мал их не видел, не встречался ни с кем из них во время своих одиноких вылазок! Вождя, пекущегося о Законе, – да, видел и слышал; Колдуна, бормочущего о духах и предках, – да, и даже слишком! Самих духов и предков – нет! Разве что во время Посвящения? Но и тогда…

Видел он теперь и лашии, не имеющих Закона. Он понимал: после сегодняшней победы слава Мала – первого охотника будет неоспоримой, и не только в его родной общине! Никто из соседей не может похвастаться тем, что ему удалось предотвратить нападение лашии. Он должен был сейчас радоваться и гордиться собой гораздо больше, чем в тот день, когда он в одиночку одолел тигрольва. Мал и гордился, но почему-то не было захватывающей всю душу, пьянящей радости, как в тот день, когда голова хищника легла на утоптанную траву и Айрис – совсем еще малышка! – вскрикнула от испуга, а потом осторожно дотронулась детскими пальчиками до страшных клыков… и засмеялась…

А снизу, от стойбища детей Серой Совы, уже доносились голоса женщин и девушек, идущих по грибы. Урожай был хорош, и в осинник, принадлежащий детям Серой Совы, пригласили и дочерей Мамонта – вместе веселее. Разговоры, смех… Если бы не Мал, кто-то из них исчез бы навсегда. Жертвой могла стать и Айрис…

– Колдун, я… Мал хочет, чтобы хозяйкой его нового очага стала Айрис, дочь вождя детей Мамонта!

Если бы сейчас, в этот момент, с ясного вечернего неба сквозь дымовое отверстие прямо в очаг ударила громовая стрела, пожалуй, и тогда Колдун не был бы так поражен! Трудная просьба?! Колдун не сразу нашелся что ответить.

– Понимает ли Мал, о чем просит? Лучший охотник переоценил могущество Колдуна. Изменить Закон Рода, Закон крови не в его власти!

– Старый, мой дар скромен, но…

– Дар охотника очень щедр, но даже если бы твердая смола и дальние раковины заполнили все это жилище, ответ был бы прежним: Колдун не властен отменить Закон крови и выдать сестру замуж за брата!

– Сестру!.. – Казалось, Мал усмехнулся. – Сестра Мала лежит под полом его жилища вместе с их матерью! Колдун должен помнить: он оказался не в силах спасти их от хонки, когда Мал был в Потаенном доме!

О да! Колдун помнил. Хонка обрушилась в тот год на стойбище и не ушла без добычи! Десять жизней она взяла с собой, пять было спасено, но… кто же помнит победу? Во всяком случае, не те, в чье жилище пришло горе.

– Мал должен знать: даже Колдун не всесилен!

– Мал ни в чем не винит Колдуна. Мал лишь напоминает: его настоящая сестра мертва! И хочет знать: кто создал Закон, запрещающий лучшему охотнику трех Родов взять в жены ту, кого он любит больше всего на свете?

– Колдун полагает, что Мал прошел Посвящение…

– Да. Прошел. Мал знает все, что должен знать охотник о Первопредках Рода и о духах. Мал знает и то, что Колдун к ним близок, общается с ними. Колдун сам говорит об этом. Мал знает: Колдун велик и могуч! Мал просит: пусть могучий, говорящий с Первопредками, повелевающий духами, поднесет им скромные дары охотника. Пусть скажет: Мал, охотник, выследил и убил лашии, не знающих Закона. Мал спас Айрис – так пусть Айрис станет хозяйкой его очага! Сам вождь не воспротивится воле Первопредков. Мал принесет и больший дар; Мал любит Айрис и не пожалеет ничего!

(Опять о дарах! Неужели Мал думает, что за них можно получить все, что он хочет? А ведь свой самый лучший, самый дорогой дар Колдун получил давным-давно. И дар этот оказался напрасным.)

Много лет назад, когда не только Мала, и родителей его не было на свете, Колдун, еще совсем молодой, еще не Безымянный, возвращался в свое жилище с очередным сбором весенних трав. Тропа сворачивала вверх по склону от хижины, где жила Кора, совсем молоденькая, почти девчонка. И сейчас она о чем-то весело болтала с подругой, дочерью Серой Совы. А подруга… Колдун уже прошел мимо, уже поднимался вверх по склону, как вдруг остановился, оглянулся… Девушка в платье до колен, подпоясанном узким ремешком, стояла к нему спиной, и ее золотистые волосы, не собранные ни в косу, ни в узел, покрывали, как плащ, плечи и спину, играли, переливались на солнце. Их скрепляла не налобная повязка, не костяной обруч, а венок из желтянок – тех цветов, что потом, превратившись в пуховники, разлетаются по ветру. Босиком, – так в теплое время ходят почти все женщины и дети… Как же ее имя?

Девушка что-то показывала Коре, потом приложила это к ее голове… Кожаный налобник, расшитый костяными бусами! И в этот момент, то ли заметив взгляд Коры, то ли почувствовав его собственный взгляд, – обернулась!

Уже потом, у себя дома, Колдун, переполненный нежностью, снова и снова вспоминал каждую черточку этого лица, вдруг ставшего бесконечно дорогим, бесконечно любимым: чуть припухлые губы с маленькой родинкой в левом углу, слегка вздернутый носик, весь в золотистых пятнышках, ямочку на подбородке… А тогда, в первый миг, он, казалось, весь растворился в ее глазах – голубых, смеющихся, как будто излучающих солнечный свет… Как же ее имя? И ведь нужно что-то сказать!

– Майа, твой венок очень красив!

(Вспомнил все-таки! А вот о приветствии – забыл!)

– Майа, Серая Сова, дочь Орма, приветствует Колдуна, ученика великого Хорру! Неужели мудрому Колдуну нужны простые желтянки?

– Да. Нужны.

(Бот так ответ! Мудрый Колдун, ты стал ползунчиком!)

– Так пусть мудрый сын Мамонта примет дар от дочери Серой Совы!

И вот она совсем рядом! Кажется, даже дыхание можно почувствовать! И вдруг – ее руки взлетают, касаются его висков, и голову юного «мудреца» венчает венок из желтянок! А Майа весело смеется и убегает назад, к подруге… Кажется, он все же пробормотал какую-то благодарность!