– Этого не может быть! Она просто так выразилась!

– Почему это не может быть? Ты же испытываешь! А почему он не может? – подруга уже забыла про лавочку и вся фонтанировала эмоциями.

– Не знаю…

– Вот и не говори, раз не знаешь. Я вот тоже пять минут назад не знала, что ты по уши влюбилась. Бежала и думала: «Ну, журналистка! Ну, написала!», а оказывается, что есть, то и написала!

– Но когда я была на интервью, ничего такого еще не испытывала!

– А почему тогда вообще пришла на это интервью?

– Как – почему? – растерялась я. – Стас попросил. Когда позвонил, был такой искренний, что я поверила…

– Вот видишь. В том-то и дело, что тебе сердце подсказало. Сама подумай – ты сидишь в ледяном подъезде из-за него, тут он звонит, не берешь трубку, потом пишет эсэмэску, в которой называет тебя Катюшей, и резко все меняется! Ты таешь, как снежок на батарее, берешь-таки трубку, слушаешь его и, фактически раздетая, в мороз, мчишься на встречу. О чем это говорит? – спросила Рита и сама же ответила: – О том, что тебе было приятно, что он так тебя назвал. Сама сказала, что долго не брала трубку, а потом взяла. Проанализируй: значит, ласковое обращение понравилось. Ты мгновенно забыла, что мерзнешь из-за него в подъезде, и сломя голову побежала. Хоть на интервью и сидела надутая, но внутри-то уже что-то шевельнулось… Вот журналистка это и заметила… Доброе слово и кошке приятно. Но ты не кошка. А человек. Сердце и расцвело…

Рита так четко разложила взаимосвязь, что у меня в голове прояснилось и все стало на свои места. А ведь она права.

Когда Стас написал сообщение: «Катюша, пожалуйста, возьми трубку», именно после этого возникла мысль: «Ну а что случится, если возьму?», хотя до этого категорически отказывалась.

В тот момент не понимала, что в сердце произошли изменения. Просто ответила на звонок. Но теперь стало ясно – почему. Журналистка что-то заметила. Может, у меня появилось что-то во взгляде? Может, я как-то особенно смотрела?

– Ты права… – согласилась я. – Вот только какой смысл? У него уже есть подруга…

Вскоре мы попрощались, и я направилась к дому.

Пока болтали, успело намести сантиметров десять снега.

Со всех сторон слышалось шуршание лопат. Соседи чистили улицу.

«Если будет идти всю ночь, утром мама на работу не выберется, тоже нужно почистить», – подумала я и, открыв калитку, направилась за лопатой, которая стояла возле двери.

Я протянула руку и вспомнила, что вчера ее держал Стас.

Кажется, она до сих пор сохранила тепло его рук…

Но это только кажется.

На самом деле лопата ледяная.

Мне очень хочется верить, что она сберегла его тепло.

Я открыла дверь и крикнула:

– Я уже дома! Снег почищу и зайду!

Закрыла, покрепче взяла лопату и стала прочищать дорожку к калитке.

Все было как всегда – где-то вдалеке лаяли собаки, шумели машины, светились фонари, падал снег, соседи чистили тротуары и дворы… И вместе с тем все было по-другому. Я стала другой. Совсем. Настолько, что теперь меня согревает не куртка, а мысли о человеке. О Стасе.

И пусть он не со мной и думает не обо мне, но благодаря ему я стала испытывать новые чувства. Все вокруг словно изменилось. Хоть была зима, мир обесцветился, но мне он таковым не казался. Сегодня я впервые ощутила, что если в сердце живет нежное желание заботиться о каком-то человеке, благодаря этим чувствам весь мир становится ярким, даже если на самом деле засыпан белым снегом.

Я люблю близких и хочу заботиться о них, но забота о парне, о Стасе, – это что-то другое…

Полянский нравился всем девушкам, и вот очередь дошла до меня… Но казалось, что у меня какие-то особенные чувства, не такие, как у всех. Иногда, когда слушаешь какую-то песню, кажется: она как будто написана для меня. Слушают все, но только я нахожу в ней что-то особенное… И в этой ситуации казалось то же самое – он нравится всем, но мне особенно…

Но пока я одна. И держу в руке не руку Стаса, а лопату.

За выходные я слегка успокоилась и постаралась понять, что мы как были далеки, так и есть, а все чувства я придумала сама и сама же в них поверила. Как лавочка с парком были искусственными декорациями, так и сцена была просто искусственной декорацией.

Я честно пыталась все это внушить, но себя не обманешь… В душе все-таки горела надежда, что слова Риты могут оказаться правдой и Стас тоже может что-то ко мне испытывать.

В понедельник, как обычно, пошла в школу. Мне было интересно, как сложатся отношения после того, как одноклассники чуть не связали меня маминой кофтой.

Я подошла к школе, собралась подняться по ступенькам, но вдруг услышала:

– Фадеева!

Обернулась и увидела Яну. Она недоброжелательно на меня смотрела.

– Иди-ка сюда, – сказала она и кивнула куда-то в сторону, намекая, чтобы мы отошли.

Но я никуда не собиралась после того, как она показала себя в пятницу.

– Тебе надо, ты и подойди, – ответила я.

Чуть подумав, Клочкова все-таки подошла. От нее веяло раздражением.

Только сейчас я увидела в ее руках, одетых в леопардовые перчатки, свернутую в трубочку «Большую перемену».

Она так смотрела, что казалось, вот-вот сорвется и набросится.

– Что это значит? – спросила Яна и грубо ткнула журналом меня в грудь. – Это какое еще между вами «хорошее светлое чувство»?! Что молчишь?!

– Под статьей написано Рада Виноградова, позвони ей и задай все интересующие вопросы, – сказала я и, развернувшись, направилась к школе.

– Если тебя с ним увижу, будет плохо! – крикнула она вслед.

– Попытаешься связать меня еще одной кофтой? – усмехнулась я и продолжила путь.

Ответила смело, но, признаться, коленки дрожали.

Удивительно – Яна начала ревновать меня к Стасу!

Вошла в холл, и тут же глаза наткнулись на растяжку, висящую на самом видном месте: «13 января в 13.00 в актовом зале выступят кандидаты на должность президента школы!»

Точно! Это же сегодня!

Помню, в пятницу Клочкова объявляла, что в понедельник после уроков, то есть сегодня, нужно явиться в актовый зал и послушать предвыборную агитацию. Всего примут участие три кандидата, среди которых Яна. Остальные два – Зоя Васильева из 10 «А» и Олег Проскуряков из 11 «Б». Каждый представит программу, которую, если станет президентом, обещает реализовать, и будет уговаривать проголосовать именно за него.

У меня не было желания слушать Янины сладкие речи, но придется – явка в обязательном порядке.

Но это после – потом.

А сейчас нас ожидает первый урок. Я вошла в класс, с напряжением ожидая реакции на свое появление, но все вели себя как обычно, будто в пятницу между нами ничего не произошло.

Я увидела Стаса. Они с Витей сидели за своей партой. Петренко просто светился от счастья, что друг вернулся. Рядом стояла Яна и сверлила меня взглядом, намекая: «Не подходи!»

Стас увидел меня и доброжелательно кивнул:

– Привет!

– Привет, – стараясь не встречаться с ним взглядом, чтобы не влюбиться еще больше, ответила я и села.

Действительно, они вместе. А раньше я не замечала. Ну что ж, надо продолжать жить своей жизнью, а они пусть живут своей.

Я раскладывала учебники. Зазвонил телефон Полянского.

– Доброе утро, – поздоровался он с кем-то. Помолчал, слушая собеседника. И изменился в лице: – Что-о? Правда?! Конечно, приду! Вместе? Хорошо, я передам! Во сколько? В восемь в телецентре? Прямой эфир? Я не опоздаю! Ни в коем случае! Приду на час раньше! Хорошо, спасибо, до свидания!

– Кто звонил? – спросила Яна.

– С телевидения! – восторженно ответил он и, выскочив из-за парты, оказался рядом. – Катя! Нас позвали в программу «Молодежь»! Им позвонили из рекламного отдела «Сезона» и сообщили, что мы снялись в рекламе! Хотят с нами поговорить! И про это, и про фотографию. Прямой эфир, представляешь?

Глаза парня горели в предвкушении получения новой порции известности, а вот во мне возникло страшное нежелание куда-либо идти. Это совершенно лишнее! Перебор! Я хочу быть медиком, а не звездой экрана! К тому же, если пойду со Стасом, тем самым буду себя дразнить… дразнить тем, что он рядом…