Снова спустилась вниз, открыла дверь и выскочила на улицу. Достала из сумки пакет, наложила снега и плотно завязала. Потом увидела в окно Стаса, который сидел на ступеньках, разговаривал по телефону и наблюдал за моими действиями.

Я вернулась в школу и устремилась к нему, оставляя на паркете снежные следы.

– Почти лед, – улыбнулась я и приложила к месту предполагаемого перелома.

– Спасибо… Вроде легче… Папа сказал, что через пять минут будет. Он как раз где-то в нашем районе в одном из салонов связи.

– Пошли к выходу. Только на ногу не наступай!

– А как мне тогда идти?

– Сейчас подумаю.

Думала недолго – взяла и вновь нырнула под его руку, взвалила на свою хрупкую шею, поднатужилась и помогла ему подняться. Но сразу же стало ясно, что моих сил хватает только на это. Стасу нужно спуститься с лестницы, дойти до выхода, а потом и до дороги. Восемьдесят килограммов мышц я одна не утащу.

– Пожалуйста, помогите, мне тяжело одной, – обратилась я к классу.

Все растерянно смотрели друг на друга, и никто не решался к нам подойти.

Яна сделала шаг назад и затерялась в толпе.

– Ладно, папа сейчас приедет, поможет, – сказал Стас.

Но вдруг мы услышали Витю:

– Я помогу.

Он спустился и в нерешительности остановился возле Полянского, не зная, с чего начать.

Чтобы спуститься, парню нужно было обхватить Витю правой рукой за шею. Но как это сделать, если они в ссоре? Поэтому стояли (а я из последних сил держала Стаса, уже ноги подкашивались) и неловко друг на друга смотрели. После случившейся ссоры им было стыдно не то что притронуться, но даже смотреть друг другу в глаза.

На лице Петренко проступила робкая улыбка, как зеленая травка, которая весной пробивается из черной земли.

– Теперь уж точно все у твоих ног! – пряча глаза и несмело улыбаясь, выразительно вздохнул он и подставил шею.

Стасу тоже стало смешно. Разбираемый смехом, он ухватился за приятеля. Они с трудом спустились, а затем, понемногу привыкая к ходьбе, направились к выходу. Я шла рядом.

– Витек, пожалуйста, прости… – сцепив зубы от боли, проговорил Стас.

– Ты тоже прости, – пыхтя, ответил парень. – Это из-за меня ты упал.

– Из-за себя. Только из-за себя…

Так и шли – один тащил другого.

Стасу было больно и было плохо. Но глядя на ребят, я ощутила радость. Появилась надежда, что ПП воссоединятся. У Полянского сломалась нога, зато срослась дружба. Травма снова сплотила их. Только теперь они сплочены не потому, что один красивый и второму выгодно с ним общаться, а потому, что одному стало плохо и другой разделяет его беду. Вот это и есть настоящее проявление дружбы.

Когда мы шли по первому этажу, то увидели медсестру.

– Что с вами? – испугалась она.

– Он ногу сломал, кажется! – воскликнула я.

– Ногу?! – побледнела та. – Да что ж такое! То у девочки во втором классе приступ астмы, я сейчас оттуда, то Стас!

В этот момент мы увидели, как в школу забежал Роман Сергеевич.

– Стасик! – крикнул он.

Надо же, в последние годы я не слышала, чтобы кто-то называл звезду школы Стасиком. Для всех он Стас Полянский, и никак иначе. А тут… Это так тепло, так по-домашнему…

Мужчина перехватил ношу – взвалил на себя немаленького сына, и мы вчетвером направились к машине.

А по пути я забежала в гардероб и схватила наши куртки. В том числе и свою, которая сиротливо ждала меня с самой пятницы.

Роман Сергеевич вез нас в неотложку.

Витя сидел спереди, а мы со Стасом сзади.

Я смотрела вперед, на дорогу, но, бросив взгляд в зеркало заднего вида, заметила, что Полянский задумчиво на меня смотрит.

Я повернулась.

Он отвел взгляд.

Подумал немного и с чувством сказал:

– Если б ты знала, как мне стыдно…

Эту фразу можно было истолковать по-разному, ведь ему могло быть стыдно за многое, но почему-то я поняла, что парень имеет в виду нашу встречу в больнице тридцатого декабря.

– Не переживай, все нормально, – ответила я. И действительно считала, что уже все нормально, не держала на него обиды. – Знаешь… если бы не та встреча, не было бы того, что есть сегодня.

– А что есть сегодня?..

– Сегодня я тебя узнала.

Стас помолчал, обдумывая услышанное и, внимательно глядя мне в глаза, сказал:

– А я тебя.

Закончился январь. К концу подходил февраль. Зима выдалась необычайно холодной и снежной, всю зиму я провела с лопатой в руках, но все-таки последние дни зимы истекали, и душа ликовала в ожидании весны.

Но она наступит через неделю, а сейчас все еще зима, и снова выпал снег.

Я чистила тротуар возле нашего двора. Стас сидел у калитки на стуле. Рядом стояли костыли, которые последний месяц помогали ему передвигаться.

Тогда, в школе, я поставила диагноз правильно, и у парня действительно оказался перелом лодыжки, сломался сустав. Ему до самого колена наложили гипс, который напоминал громоздкий тяжелый сапог, и сказали, что снимут месяца через три, ближе к концу апреля. Я, кстати, никогда не думала, что гипс такой тяжелый. Он весил килограммов пять. Полянский еле ногу таскал.

– Кать, ну так неправильно! Я сижу, а ты работаешь! Дай лопату! Я буду чистить сидя!

– Не надо, просто сиди и отдыхай, – весело ответила я, энергично сбрасывая снег на обочину.

– Не могу! Мне не сидится. Я уже месяц сижу. Тело просит физической работы! Я в качалке с середины января не был!

На эту фразу я отреагировала спокойно, потому что за последнее время у Стаса кардинально изменилось отношение к занятиям.

– Каким же дураком я был, – поделился он, наблюдая, как я орудую лопатой. – Раньше казалось, что мышцы нужны для того, чтобы просто быть красивым, а теперь понял, что нужны для того, чтобы делать полезные дела. Поэтому давай лопату, и я буду делать полезные дела!

– Нам в саду надо спилить два сухих дерева. Вот ими и займемся, когда снимешь гипс и восстановится нога, а пока что отдыхай.

– Скорей бы весна! Скорей бы конец апреля! Скорей бы сняли гипс, – мечтательно вздохнул Стас. Затем достал мобильный и открыл календарь. – Я гипс ношу уже пять недель и три дня.

Я с жалостью на него посмотрела. Теперь у Полянского разговоры только о ноге. Он говорит о ней целыми днями, потому что сейчас это то, что его волнует. Раньше, до того переломного – и в прямом, и в переносном смысле слова – дня, он говорил только о своей красоте, а сейчас про это совершенно забыл. Благодаря перелому тема вытеснилась из его сознания, он все переосмыслил. Сейчас, вместо того чтобы посещать тренажерный зал, становиться на весы и считать, сколько удалось еще набрать мышечной массы, он высчитывает дни, когда должны снять гипс. И кажется, что когда его снимут, он уже не будет возвращаться к прежним взглядам на жизнь.

Раньше парень был активным, а в последний месяц оказался практически полностью обездвиженным. Не посещал тренажерный зал, много времени проводил дома, и благодаря этому появилась возможность все переоценить, что он с успехом и сделал. Когда у человека сломана нога, он оказывается в узких рамках. Если раньше что-то не ценил или даже не задумывался над ценностью чего-либо, то во время болезни начинает ценить. Взять хотя бы простую, с первого взгляда, вещь – сходить в магазин. Здоровому человеку это кажется элементарным, а при переломе ноги это очень трудно. Нужно на костылях спуститься с лестницы, что само по себе очень сложная задача, выйти из дома, а уж потом доковылять до магазина. Здоровому человеку просто – прыг-скок, и ты в магазине. Но как это сделать на костылях, если кругом сугробы и лед? Практически никак. Поэтому Стас особо никуда и не ходил, чтобы еще раз где-нибудь не упасть. А про тренажерный зал я вообще молчу. Не будешь же заниматься с неподъемным гипсом. Вот он после школы и сидит целыми днями дома. То у себя, то у меня.

Да, у меня. Он стал часто приходить. Вернее, приезжать. Его привозит то отец, то мать, которая тоже водит машину. Полянский говорит, что ему очень нравится, что у нас так людно, шумно и весело. Говорит, что дом живой. А у себя ему скучно, потому что он у родителей один, да и к тому же папа целыми днями на работе, контролирует салоны.