Донато схватил ее за руки и, толкнув на кровать, приказал:

– Молчи, истеричка! Или ты хочешь, чтобы тебя услышали слуги?

Он сделал такой жест, словно собирался ее ударить, и Марина, сжавшись в комок, вскрикнула:

– Не смей меня трогать!

– Не трону… все-таки ты ждешь ребенка, – хмуро сказал Донато и сел на скамью, тяжело переводя дыхание. – Но, по правде говоря, тебя бы следовало проучить. Хотя бы потому, что ты втайне от меня встречалась с Нероне Одерико.

– Кто тебе сказал?.. – пробормотала она внезапно охрипшим голосом.

– Нероне и сказал. Он даже привел доказательства вашей очень близкой встречи. И доказательства неоспоримые. Я-то думал, что этот содомит по-прежнему не интересуется женщинами, но, выходит, он переменился…

Марина поняла, что все ее усилия скрыть правду от Донато оказались напрасны. Она уже в который раз подумала о том, что совершила ошибку, действуя столь отчаянно и неосмотрительно.

– Да, Нероне был здесь! – Она тряхнула головой, с вызовом взглянув на Донато. – Но он приходил лишь затем, чтобы запугать меня и потребовать денег! Он разорвал на мне рубашку, забрал украшение, но не более того!

– Он был здесь, в этой спальне? – Донато наклонился к Марине. – И ты не позвала на помощь, никому ничего не сказала?

– Да, потому что он связал меня! Но после его ухода мне самой удалось высвободиться. Я никому ничего не сказала, чтобы не предать дело огласке, чтобы не было сплетен!

– Ты думаешь, я поверю, что все так и было?!

– Я клянусь! Могу побожиться!

Марина кинулась к иконе в углу комнаты, стала на колени и три раза перекрестилась. Донато, зная искренность ее веры, почувствовал одновременно и радость, и смущение. Он уже почти не сомневался, что жена ему не изменяла, но вместе с тем теперь не было никакого оправдания его собственному проступку, совершенному в пылу безумной ревности.

Марина поднялась с колен и, остановившись перед Донато, требовательно спросила:

– А ты можешь поклясться на распятии, что не был с Бандеккой?

Но Донато по-прежнему сидел на скамье и молчал, опустив голову.

– Не можешь? Не можешь!.. Я так и знала!..

Марина, обессиленная переживаниями, кинулась на кровать и заплакала, уткнувшись в подушку. Внезапно почувствовав прикосновение Донато, она подняла голову и увидела, что он стоит на коленях и прижимается губами к ее руке. Этот жест Донато означал не только просьбу о прощении, но и признание своей вины. Марина справилась со слезами и, немного помолчав, вздохнула:

– Значит, все-таки было… А я надеялась, что это неправда…

– Прости… Я ведь думал, что ты… Это была ярость, отчаяние… мне надо было их на кого-то излить.

– И подвернулась Бандекка. Я знаю, что вы с ней издавна были любовниками.

– Бандекка для меня ничего не значит, как и другие женщины! Я тебя люблю, только тебя!

Марина почувствовала, как сквозь горечь и боль проступает что-то похожее на облегчение. Но в то же время она понимала, что теперь их отношения с Донато уже не будут такими чистыми и безоблачными, как раньше.

– Зачем, зачем ты испачкал нашу любовь?.. – спросила она со стоном.

– Прости и забудь о моей ошибке. Мы смоем эту грязь. Но ты ведь и сама виновата, что сразу же не сообщила мне о Нероне. Почему ты не написала письмо или не приехала в Кафу?

– Я боялась…

– Кстати… – Донато на секунду задумался. – А кто рассказал тебе о Бандекке?

– Одна моя подруга, – пробормотала Марина, потупившись.

– Какая подруга? Там никого не было. – Донато взял Марину за плечи и заглянул в ее растерянные глаза. – Ну-ка, рассказывай правду, ничего не таи. Сдается мне, что за всем этим кроется какая-то опасная штука.

Марине и самой хотелось рассказать Донато всю правду, даже несмотря на еще свежую боль обиды на него. Но молодая женщина тут же вспомнила клятву, которой они обменялись с Зоей, и посчитала себя не вправе выдавать чужую тайну, а потому открыла лишь половину правды:

– Моя подруга Зоя сейчас живет у нас в поместье. Она попросила приюта, потому что скрывается от своего мужа-тирана. Я послала ее в Кафу под видом паломницы, чтобы она встретилась с Нероне… то есть с фра Бернардо, за которого он себя выдавал. Конечно, я не объясняла ей подробностей, лишь сказала, что это мой враг и он угрозами требует денег, каких я не могу ему дать. А Зоя пообещала заманить его в ловушку.

– Нероне – в ловушку? Это смешно.

– Зоя на все была готова, лишь бы я помогла… помогла ей расстаться с ненавистным мужем. Она… она хочет выхлопотать разрешение жить отдельно от него.

– Вот как… Должно быть, Зоя – та самая монашка, которая убежала от Нероне, когда я вошел?

– Да. Потом она вернулась в поместье и рассказала мне обо всем. Она следила за тобой и Бандеккой.

– Что?.. И она видела, как мы избавились от Нероне?

– Да, видела, что вы бросили его тело в ров.

Донато нахмурился.

– И где сейчас эта Зоя? По-прежнему у нас в поместье?

– Да, я поселила ее в пристройке для гостей. Но нам не стоит ее опасаться. Она бедное бесприютное создание, которое мечтает лишь избавиться от своего тирана. Делай вид, что ты не знаешь об ее участии в кафинских событиях. А Зоя обо всем будет молчать, я уверена.

– Возможно. Но мне неприятно будет само ее присутствие.

– Она тебе не помешает. Или, может… – глаза Марины сузились, – может, тебе совестно перед ней за свое распутство с Бандеккой?

– Но я ведь уже объяснил, как все было, попросил у тебя прощения! – воскликнул Донато. – Не упрекай меня, мне и так горько на душе…

– Уходи, оставь меня одну.

Понурив голову, он сделал шаг к двери, но потом оглянулся, окинул взглядом Марину. Она молча сидела на кровати и смотрела в темное окно. Пламя свечи играло на ее распущенных волосах, под тонкой сорочкой обозначались хрупкие плечи и взволнованно дышавшая грудь.

Донато не удержался и в каком-то безумном порыве кинулся к ней, к этой бесконечно желанной женщине, которую он еще несколько минут назад почти ненавидел, терзаемый ревностью. Марина не успела опомниться, как он опрокинул ее на кровать и, сжимая в объятиях, стал осыпать страстными поцелуями. Она вначале сопротивлялась, но это сопротивление постепенно становилось все слабее. Полетела на пол одежда, которую Донато наскоро сбросил с себя. Пламя свечи трепетало, колеблемое движениями сплетавшихся в любовном порыве тел. Вечер, начавшийся с горячей ссоры, перешел в не менее горячую близость.

Когда буря любви утихла, Донато привлек Марину себе на грудь привычным и таким дорогим ей покровительственным жестом. А она не знала, смеяться или плакать – так странно было то, что ей пришлось пережить за последние дни.

– Мы все исправим, любимая, – прошептал он, целуя завитки волос у ее уха.

Марина вздохнула и, закрыв глаза, стала постепенно погружаться в сон. Боль еще тлела в глубине ее души, но становилась все слабее, и молодая женщина чувствовала, что исцеление уже близко.

Утром Марина проснулась с ощущением легкого стыда и беспокойства о грядущем дне. Она немного досадовала на себя за проявленную слабость, за то, что так быстро простила Донато. Но, понимая, что надо поскорее пройти и забыть черную полосу в своей жизни, решила даже не подавать виду, что у них с мужем была размолвка.

Марина и Донато вместе вышли из спальни в зал, и тут распахнулась дверь детской комнаты и на Донато налетели с радостными криками Примавера и Роман. Вчера вечером они уже спали, когда отец вернулся, а потому утренняя встреча с ним была для них приятной новостью. Дети прыгали вокруг Донато, хохотали, визжали, когда он их подбрасывал вверх или катал на спине. Марина наблюдала за этой умилительной сценой со стороны и невольно улыбалась, готовая забыть все плохое ради добра и согласия в доме.

Услышав шаги за спиной, она оглянулась и встретилась глазами с Зоей. Подруга тихо вошла в зал и не без любопытства посматривала на хозяина дома, который был так увлечен игрой с детьми, что не заметил появления гостьи. Марина заранее договорилась с Донато, что он ничего не скажет Зое о событиях в Кафе, но теперь надо было и подругу удержать от лишних разговоров. Взяв Зою под руку, Марина быстро увела ее на веранду.