Нет никаких упоминаний о военной угрозе с Востока и в самом плане «Барбароса». А задачи, стоящие перед вермахтом, Гитлер предельно четко сформулировал на совещании с высшим немецким генералитетом 30.03.41:
«Наши задачи в отношении России: разгромить ее вооруженные силы, разрушить ее государство».
2. Неадекватность представлений Генштаба РККА о характере начального периода войны
Катастрофа начального периода ВОВ была настолько огромной и привела к таким неисчислимым человеческим жертвам, что, естественно, возник вопрос: кто виноват, и что же можно было сделать для ее предотвращения.
Хрущев, не долго думая, в качестве главного виновника катастрофы 1941 года назначил Сталина, а причину ее объяснил тем, что Сталин якобы уверовал в свою гениальность и счел, что сам сможет предотвратить войну, и поэтому не позволял военным предпринять надлежащие контрмеры по организации отпора агрессору.
Тем не менее, есть все основания утверждать, что якобы имевшая место вера Сталина в свою способность предотвратить надвигающуюся нацистскую агрессию является не более чем идеологическим мифом, придуманным Хрущевым с целью укрепления своего весьма шаткого положения на вершине власти. Ведь Сталин не только публично заявлял на политбюро ВКПб о том, что Гитлер в любую минуту может напасть на СССР, но и активно предпринимал необходимые с его точки зрения меры для организации отпора грядущей нацистской агрессии.
Однако в предвоенных условиях наиглавнейшей задачей политики СССР Сталин видел в предотвращении вполне возможного на тот момент времени англо-германского сговора, поскольку возникновение военно-политического союза между Лондоном и Берлином означало бы, что СССР должен будет воевать без союзников и сразу против практически всех развитых стран мира. Выиграть такую войну Советский Союз не мог в принципе.
С другой стороны с чисто военной точки зрения проведение мобилизации в СССР, даже если бы она была проведена еще в начале мая 1941 года, было заведомо проигрышным делом. Ведь вермахт оставался в мобилизованном состоянии еще с окончания западной кампании, поэтому в ответ на начало советской мобилизации нацисты просто значительно ускорили бы переброску своих войск на восток, поскольку в этом случае им уже не нужно было соблюдать скрытность передвижения дивизий вермахта. Однако пропускная способность железных дорог к советской границе со стороны запада была в два-три раза выше пропускной способности дорог, ведущих к ней с востока. Так что в случае объявления всеобщей мобилизации мы все равно гарантированно отставали бы от немцев в развертывании армии не только с вполне ожидаемым печальным итогом, но еще и с клеймом агрессора.
Нужно отметить, что как отказ Сталина от заблаговременного проведения всеобщей мобилизации, так и целый ряд оборонительных мероприятий по подготовке СССР к ожидаемой нацистской агрессии в определенной степени основывались и на явно устаревшем положении советской военной доктрины, согласно которому война должна была начаться со сравнительно локальных приграничных сражений, во время которых и планировалось провести всеобщую мобилизацию.
Однако поскольку реальность была далека от ожидавшейся схемы развития событий, то следование явно устаревшему положению советской военной доктрины и явилось одной из основных причин, во многом определивших масштаб катастрофы 1941 года. При этом основная вина в допущенных просчетах ложится на советскую военную науку и Генеральный штаб РККА, что в своих мемуарах и был вынужден признать маршал Жуков:
«Хочу коснуться некоторых ошибок, допущенных руководством Наркомата обороны и Генерального штаба.
При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы, и условия были далеко не равными».
В предвоенных планах развертывания Красной армии все фазы военных операций отсчитывались от условного дня объявления мобилизации. Действительно, в соответствии с Гаагской конвенцией 1907 года военные действия
«не должны начинаться без предварительного и недвусмысленного предупреждения, которое будет иметь форму мотивированного объявления войны или форму ультиматума».
Гаагская конвенция реально действовала во время ПМВ: от формального повода войны — убийства эрцгерцога Фердинанда 28 июня 1914 года до предъявления австрийского ультиматума Сербии прошел почти месяц; частичная мобилизация была объявлена в России 25-го, в Германии — 27-го, в Австрии — 25 июля. Всеобщая мобилизация — 30 июля — 1 августа. Начало же боевых действий последовало еще позже.
Однако в 1939-40 годах гитлеровская Германия порвала с международным правом, нападая на свои жертвы без соблюдения всяких формальностей. В советских же документах стратегического планирования 1940-41 годов так остался отсчет времени от дня мобилизации, что сыграло трагическую роль в начальном периоде Великой Отечественной войны.
Тем не менее, в полном соответствии с этим явно устаревшим положением советской военной доктрины и были выстроены как военная, так и политическая стратегии подготовки СССР к войне с Германией. При этом предполагалось, что немцы начнут свое нападение ограниченными силами с приграничных сражений еще до окончания своего сосредоточения и развертывания. В это время армии прикрытия будут вести активную оборону, изматывая и обескровливая фашистов, одновременно в Советском Союзе начнется всеобщая мобилизация и развертывание Красной армии:
«Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков, ни руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».
Поскольку Генеральный штаб даже не предполагал такого характера удара немцев то, разумеется, и не подготовил к нему наши армии. В этом и заключалась значительная доля причин, породивших катастрофу начального периода войны. Вот что по этому поводу писал в своих мемуарах генерал Штеменко:
«Нельзя забывать и об ошибках в определении порядка действий и силы первоначальных ударов врага. Высшее советское командование предполагало, что противник не станет вводить сразу все силы на всем советско-германском фронте и это позволит сдержать агрессора, используя войска так называемого прикрытия. Но война развернулась не так: гитлеровские захватчики ринулись вперед ударными группировками войск на всем протяжении западной границы нашего государства. Отбить этот удар силами, расположенными в пограничной зоне, к тому же не вполне готовыми к немедленным действиям, мы не смогли».
Здесь нужно особо подчеркнуть, что речь идет именно о характере удара, нанесенного вермахтом, а не об ошибках наших разведданных относительно количества воинских соединений и военной техники, которые немцы сосредоточили у советских границ. Ведь хотя наша разведка существенно ошибалась в определении сил противника, но ошиблась она в сторону завышения этих сил.
Так, например, в мартовской 1941 года версии «Основ развертывания…» Генштаб строил планы развертывания РККА и ведения боевых действий исходя из того, что Германия и ее союзники развернут на Востоке 271 дивизию, 10 810 танков и 11 600 самолетов. На самом же деле 22 июня нам противостояли всего 190 дивизий, 4 477 танков и 4 739 самолетов. То есть вооруженные силы противника оказались заметно меньшими, чем те, на которые изначально рассчитывало советское военное руководство! И, несмотря на это, результат был катастрофическим.
