Давние времена проявляются в живом «разговоре» с временами нынешними («прошедшее в настоящем»). Но и здесь ощутима совершенно особенная, многомерная оптика Мусоргского. Начало петровских времен — «ковырнуло» Русь, и поначалу она «раздалась», задышала. Но унаследовала уже и то, чем ее ковырнули, орудие «постороннее»: силу петровской бюрократии. Народничество Мусорянина очевидное — пока народ не станет сам жить исторической жизнью, Россия будет топтаться на одном месте. Почти почвенничество. Только главный русский почвенник, Достоевский, взывал прислушаться к тому, чего народ жаждет. Мусоргский, крестьянолюбец, готовый восхищаться мужиком, с воодушевлением ждавший его подъема после реформы 1861 года, словно уже и не видит в крестьянстве желания к самостоятельной жизни.

«Ушли вперед!» — врешь, «там же»! Бумага, книга ушла — мы там же. Пока народ не может проверить воочию, что из него стряпают, пока не захочет сам, чтобы то или то с ним состряпалось, — там же! Всякие благодетели горазды прославиться, документами закрепить препрославлепие, а народ стонет, а чтобы не стонать, лих упивается и пуще стонет: там же!

Не то уверен, что народ — уже или пока — не способен к самостоянию, не то лишь ставит себе вопрос. Письмо — не трактат, оно всегда несет на себе впечатление минуты. А у него, столь переменчивого в настроениях, почти любая фраза — не столько мировоззрение, сколь мгновенное ощущение.

«Хованщина» рождалась отчасти из настоящего. Но ответ на вопрос нужно было искать в далеком прошлом.

«Царствование Феодора закатилось в тучах», — заметил один историк[129]. Но события года 1682-го, в которых теперь, сидя в Императорской Публичной библиотеке, «под крылом» Стасова, и делая выписки, принимал если не участие, то «соучастие» Мусоргский, вели к царствованию Алексея Михайловича[130]. Государь Российский был женат дважды. Первая его супруга, Марья Ильинична, урожденная Милославская, ушла из жизни в 1669 году. За спиной царя было четыре десятка прожитых лет, он был еще не стар и спустя два года женился вторично. Новая царица, Наталия Кирилловна, была из рода Нарышкиных. Так и образовались около престола две партии.

Из прежних царедворцев заметен был Иван Михайлович Милославский. Он умел вкрасться в доверенность, умел быть и преданным — до поры до времени. Пока была жива царица Марья Ильинична, родственные связи прочно держали его у престола. С приходом Нарышкиных все изменилось. Отец молодой царицы, Кирилл Полуектович, вознесся стремительно: стал боярином, был возведен в чин главного судьи в Приказе Большого Дворца, царскою милостью получил девять тысяч душ. Да и братья царицы обижены не были: сразу стали окольничими. К этой партии принадлежал и еще один, действительно заслуженный, уважаемый человек — Артамон Сергеевич Матвеев.

Он не был знатен. И возвысился не как Милославский, через интриги и угодливость. Это был военный, доблестный человек, в войске весьма уважаемый. По смерти знаменитого дипломата Ордына-Нащокина Матвееву был вверен Посольский Приказ. Честный служака, примерный христианин, человек премного образованный и преданный государю, он быстро завоевал симпатии Алексея Михайловича. Матвеев не имел близких связей со знатными боярами, по долгу службы много общался с иностранцами. Европейство в нем сочеталось с государственным усердием. И — с домашними нововведениями.

Артамон Сергеевич завел у себя оркестр из дворовых и собственный театр. Царь, уже как близкий друг, навещал дом Матвеева, его концерты и представления. Когда царица Марья Ильинична преставилась, он зачастил к Артамону Сергеевичу, просиживал в его доме часами, трапезничал, беседовал. Там-то он и встретил однажды Наталью Нарышкину. Потому-то с возвышением родственников царицы еще большей милости удостоился и любимец государя Матвеев, некогда думный дворянин, а теперь — боярин.

Царь Алексей Михайлович был многодетен. Но престол наследовать могли только сыновья. От первого брака их было двое — царевич Феодор и царевич Иоанн. От второго — Петр. Этот ребенок уже маленьким поражал всех своей смышленостью, бодростью и здоровьем. Старший царевич, Феодор, был разумен и добродетелен, но часто болел. О нем поговаривали: «недолговечен». Иоанн был и физически нездоров, и умом скорбен. Кровь Милославских дала не лучших чад для престолонаследия. Зато отыгралась в женской половине. Из пяти царевен, дочерей Алексея, одна проявила редкие способности. Ей, царевне Софье, и выпало сыграть в русской истории особую роль, по тем временам — почти невероятную.

…Бедные царевны Древней Руси! Замуж за простого не отдадут — он тебе «не ровня». За иностранного принца? Не так просто сыскать жениха. Да и как выдавать за неправославного? Вся жизнь — в тереме, как в тюрьме. День за днем — тишина, привычный круг людей: придворные боярыни да сенные девушки. Вышивание «шелком и золотом». Сплетни. И в церковь ходить по особой галерее, и на прогулку отправляться в плотно закрытых экипажах. Царевны почти недоступны мужскому взору. Стольников, что состояли при них, по достижении зрелости отчисляли в иную службу. Ни семьи, ни особых интересов. Жизнь, история — проходили рядом, за стенами терема, и — вдалеке от них.

Но уже носились в воздухе «предрассветные трепеты» русского Просвещения. Уже появлялись первые русские европейцы. Эти люди способны были иной раз и выйти за рамки старинных обычаев. И Ордын-Нащокин, и Артамон Матвеев, и Василий Голицын, и Симеон Полоцкий — во всех этих лицах ощутимо веяние нового времени. Полоцкий же сыграет свою роль и в воспитании наклонностей царевны Софьи.

Духовный писатель, астролог, оратор, поэт. Родом он был из Белой Руси. Образование получил в Киево-Могилянской коллегии. Принял монашество, жил в Полоцке, писал силлабические вирши. Царь Алексей Михайлович посетил Полоцк в 1656-м и получил из рук монаха Симеона стихотворное приветствие. В 1664-м Полоцкий уже в Москве, в Спасском монастыре за Иконным рядом, обучает молоденьких подьячих Тайного приказа. Бойкое перо, стихи на события в царском доме, ощутимое западное влияние… С 1667 года он — воспитатель царских детей. Пишет им «Вертоград Многоцветный», книгу для чтения, нравоучительные вирши:

Духовные лица косились на Полоцкого, подозревая латинскую ересь. Царь — любил и защищал. Через Симеона пылкая Софья пристрастится к чтению. В ее комнатах он будет представлять свои драматические опыты. Сведет царевну с интересными людьми. Среди них — Сильвестр Медведев. Писал вирши, позже — оставит записки о временах хованщины. Из окружения царевны — он единственный свидетель этой исторической драмы, оставивший документ.

Полоцкий, Медведев, домашний театр… Просвещение было доморощенное. Ни системы, ни даже малой последовательности в обретении знаний. Но всё же — просвещение. А значит — иной образ жизни.

Софья стала смелее переступать через законы терема. В ее покои были вхожи мужчины — родной ее дядя, Иван Милославский, иногда князь Василий Голицын, если он мог отлучиться со службы на украинской границе. Этот человек — слабость царевны Софьи. Ее радовало его присутствие. Она вслушивалась в речи мужчин — и жизнь Московского царства волновала ее. По смерти царя Алексея Михайловича воцарился его старший сын, Феодор Алексеевич. Человек болезненный, он не мог много времени уделять присмотру за сестрами. Царевны почуяли свободу. Софья, умная, энергичная, сумела сблизиться с братом Феодором. Она помогала ему в недугах и — день за днем, год за годом — приучила царедворцев к своему присутствию.

При Феодоре Иван Милославский снова возвысился. И сразу постарался изничтожить Артамона Матвеева, самого одаренного и потому — главного врага. Изворотливый мастер интриги сумел добиться своего: Матвеева признали чернокнижником, покусителем на царскую особу, сослали в Пустозерский острог. Все и дальше шло бы по-милославски, да у царя Феодора Алексеевича появился свой фаворит, Иван Максимович Языков. Он тоже был из людей неродовитых и деятельных. Возвысился быстро, получил боярский сан.