«Глубокие натуры в часы переживают годы», — говорил Свердлов. Жизнь сложна и многообразна. Важно отбросить предвзятость в отношении к фактам жизни. Эти и другие советы, запечатленные в письмах Якова Михайловича, автобиографичны, идут от опыта, выношены автором.

Хорошо зная разъедающую силу сомнения, изнуряющий человека самоанализ, Свердлов пишет:

«Милая Кирочка! Попробуйте жить проще, без постоянного самоанализа. Последний — зло огромное, когда принимает большие размеры. Он лишает нас способности к непосредственным переживаниям. И думается мне, что по мере Ваших дальнейших занятий науками и скульптурой Вы придете к признанию „благости“, самоценности жизни». Яков Михайлович продолжал:

«Печальная штука не быть способным отдаваться непосредственным переживаниям. Самоанализ способен отравить самые лучшие, красивые переживания. Мучительная штука. Но борьба с такой штукой бесполезна, пока эта способность не придет сама собою. Жизнь столь многообразна, так много ярких моментов у каждого человека, что независимо от своего желания совершенно неожиданно будете захвачены целиком, без остатка, без единой мысли. И редок человек, не переживший такого момента.

Не ищите кумира, идеала в конкретном, живом человеке, в отдельной личности. Это грозит большими разочарованиями. „Не сотворите себе кумира“. В современной жизни не может быть совершенного человека, не таковы условия, чтобы он мог развиваться. Но уже в настоящее время у ряда людей можно найти отдельные черты, кот[орые] переживут современную антагонистическую жизнь. Будущий гармоничный человек как тип может быть провиден из этих черт отдельных людей. Изучение истории развития человечества порождает уверенность в пришествии царства этого человека. И не в самоусовершенствовании теперь дело, а в уничтожении условий, порождающих скверное, некрасивое в людях» (Письмо от 19 марта 1916 года).

Свердлов не был бы Свердловым, политическим деятелем, политическим бойцом, если б не связывал проблему восприятия и отношения к жизни даже в частном письме к юной корреспондентке с проблемами социальными, с российской действительностью и задачами революционной борьбы за переустройство общества.

«Мы родились в хорошую пору, — писал он Кире Бессер 17 января 1914 года. — В такой период человеческой истории, когда приближается последнее действие человеческой трагедии. Взгляните, как много страданий кругом. И не только в бедности дело. Важное значение имеет невозможность полного развития индивидуальности. Особенно в низах народных. Огромная потребность в культурной жизни, потребность пользоваться всеми ее дарами, храмами искусства, богатством литературы и т. д. Одновременно полное подавление личности, отсутствие элементарного уважения к чувству собственного достоинства у другого. И вот тут крайне знаменательно приобщение к широким запросам духовным у масс. Теперь лишь слепые могут не видеть или же те, кто умышленно не хочет видеть, как вырастает сила, которой предстоит играть главную роль в последнем действии трагедии. И так много прекрасного в росте этой силы, так много бодрости придает этот рост, что, право же, хорошо жить на свете».

И, словно бы отвечая на рвущийся за тысячи верст вопрос, Яков Михайлович спешит объяснить, дать единственно верное толкование своего постоянного оптимизма:

«Вы не раз удивлялись, милая Кирочка, моей жизнерадостности, даже сомневались в ее постоянстве. Видите ли, дело тут объясняется довольно просто. Бывают и у меня минуты тяжелых переживаний. Но все они вызваны лишь различными „житейскими мелочами“, не являющимися основой существования. Это, так сказать, временный налет. Основа же — жизнерадостное отношение к жизни, вытекающее из миросозерцания, дающего бодрость при самых тяжелых условиях. При моем миросозерцании уверенность в торжестве гармоничной жизни, свободной от всяческой скверны, не может исчезнуть. Не может поколебаться и уверенность в нарождении тогда чистых, красивых во всех отношениях людей. Пусть теперь много зла кругом. Понять его причины, выяснить их — значит понять его преходящее значение. Посему отдельные, тяжелые порой переживания тонут в общем бодром отношении к жизни. В этом весь секрет. Тут нет отказа от личной жизни. Наоборот, именно при таком отношении к жизни только и возможна полная личная жизнь, где люди сливаются в одно целое не только физически, но и духовно».

Эти слова написаны 20 января 1917 года. Меньше месяца оставалось до Февральской революции. Пройдут февраль, март, апрель, Свердлов встретится с Лениным, станет одним из ближайших его сподвижников.

Большое место в переписке Свердлова с Кирой Бессер занимали вопросы литературы и искусства. И не только потому, что корреспондентка Якова Михайловича готовилась стать профессиональным художником. Здесь и разговор о «месте поэта в рабочем строю», как бы сказали мы сейчас, и об искусстве для искусства — тема очень острая для той поры, — и споры о вкусах и пристрастиях.

Главное в том, что излагал Свердлов Кире Бессер, — связь искусства с жизнью. Без глубокой, основательной подпочвы реальной жизни нет искусства, в какие бы яркие одежды оно ни рядилось — таков лейтмотив рассуждений Якова Михайловича об искусстве.

Характерным в этом смысле является письмо от 4 декабря 1915 года:

«Милая Кирочка! Ваше письмо дошло до меня недели две тому назад, но лишь теперь собираюсь отвечать. Причин тому много. Главная — не такое количество свободного времени, как раньше. Вы ведь знаете, что живу не один, а с семьей, сиречь с женой и парой ребят в возрасте 2¹/₄ и 4¹/₂ лет. Помимо забот о пище, вообще о материальных условиях существования, много времени отнимает и возня с ребятками. Затем газеты, журналы, а изредка и книга займут пару-другую часов. Иной раз отнимут время и товарищи. Их здесь немного, меньше, чем было бы желательно, все же несколько человек бывает часто. Но не в этом лишь дело. На письмо, подобное Вашему, милая Кирочка, приходится отвечать с сугубой внимательностью и осторожностью. При разговорах неправильно понятое выражение возможно немедленно же исправить. Не то в письме, тем более при наличном расстоянии и путешествии писем в течение месяца в один конец. Вот потому-то и приходится выжидать соответствующего настроения. А если еще пропадет письмо, то и это действует соответствующим образом. Ваше письмо напомнило мне наши прежние разговоры. Вы еще не свободны от многого прежнего, хотя тон и изменился несколько. Я думаю, что более близкое знакомство с жизнью приведет Вас к иному отношению к людям и вообще к окружающей среде. Иначе и быть не может. Весь вопрос лишь в том, в какой мере и форме Вы будете знакомиться с ними. А тут еще и болезнь, не бросающая Вас полностью. Но понемногу силы восстановят ся, будем надеяться. Тогда можно и шире шагать. Пока же в интересах будущих возможностей не следует переутомляться. Я не думаю, чтобы имело смысл не заканчивать ученья, бросить его. Чтобы иметь в будущем свободный доступ в высшие учебные заведения, все же не обходима бумажка об окончании среднего. Последнее не даст Вам тех знаний, которые были бы наиболее интересны и желательны. В особенности при данной постановке среднего образования. Но ценна та же дисциплина, кот[орая] выносится из занятий в школе. Совмещение скульптуры с такой учебой вполне возможно. Время для творчества не уйдет. Если Вы считаете своим призванием скульптуру, творческая мысль, вдохновение не исчезнут. Молодость рождает много прекрасных образов, порождает сильные порывы и т. д. Но молодость измеряется далеко не одними годами. Человек и в полсотни лет может быть молод и в тридцать стар. Притом же период молодости находится еще в начальной стадии, пока не затронуты все фибры души, пока не пробуждены такие струны, о существовании которых юношеский возраст дает знать лишь в смутных, неясных формах. И чем полнее жизнь, тем ярче, смелее, богаче работает творческая мысль. С этой стороны нет опасности. Тем более что Вы скульптуру не забрасываете».