Конференция избрала Центральный Комитет партии. В условиях, когда с января 1910 года ЦК, избранный V съездом РСДРП, не собирался и фактически перестал существовать, это имело особо важное значение для партии. В члены ЦК были избраны видные большевики, прошедшие хорошую школу партийной работы в трудные годы столыпинской реакции, мужественные борцы, преданные революционеры. Возглавил ЦК вождь партии Ленин. В ходе Пражской конференции ЦК кооптировал в свой состав И. В. Сталина и утвердил кандидатами в члены ЦК на случай ареста кого-либо из членов ЦК — А. С. Бубнова, М. И. Калинина, Е. Д. Стасову и С. Г. Шаумяна. Несколько позже, на закрытом заседании ЦК после Краковского совещания, в конце 1912 года, в состав ЦК был введен Свердлов.

На Пражской конференции был создан нелегальный партийный центр для организации практической работы в России — Русское бюро ЦК. В его состав вошли Ф. И. Голощекин, Г. К. Орджоникидзе, С. С. Спандарян, И. В. Сталин и др. В состав Русского бюро ЦК впоследствии вошли также Г. И. Петровский и Я. М. Свердлов.

Для Свердлова Пражская конференция была событием, знаменательным вдвойне. Он приветствовал очищение партии от оппортунистов и в первую очередь от ликвидаторов. Решения конференции стали для него, как и для всей партии, программой практической работы.

И то, что после этой конференции избранный на ней ленинский Центральный Комитет партии ввел в состав ЦК его, Свердлова, имело для него огромное значение. Это решение подводило итог десятилетней напряженной революционной деятельности Свердлова, означало признание его заслуг перед партией. Свердлов принял на себя новые обязанности как выражение высшего доверия партии.

Где бы ни находился профессиональный революционер ленинской школы, прочными нитями связан он был с Владимиром Ильичем Лениным. Письма могли не доходить, их перехватывали, перлюстрировали жандармы, но связь эта поддерживалась. Она держалась не одними письмами — живым общением друг с другом, и кому из большевиков доводилось вырваться за границу к Ильичам, как в партийной среде называли Ленина и Крупскую, тот рассказывал обо всех, кого знал.

«Дорогой друг», «Дорогой товарищ» — так адресовал свои письма к этим людям Ленин. Он не называл имен, но знал всех поименно, заботился о товарищах, посылал на лечение, мирил, отчитывал, поправлял, советовал, сплачивал. И долго расспрашивал обо всем во время встреч.

Были среди ленинцев люди, которые увидели Владимира Ильича впервые после победы того дела, которому они отдали годы юности, всю свою жизнь до революции.

Можно сказать, что к числу таких замечательных большевиков принадлежал и Яков Михайлович Свердлов. Он впервые встретился с Лениным в апреле 1917 года на VII Апрельской конференции РСДРП. И Владимир Ильич знал к этому времени о Свердлове все. Товарищ «Андрей» был известен партии.

А пока Якова Михайловича ждал Нарым, дикий край, куда царизм ссылал революционеров.

Нарымский край до революции называли острогом без решеток. Сюда, в глухие селения, разбросанные в тайге на огромном пространстве к северу от Томска, царское самодержавие ссылало борцов за свободу. Нарымская ссылка особенно выросла после поражения первой русской революции.

Край этот для массовой политической ссылки был выбран не случайно, здесь было все, чтобы сделать жизнь ссыльных невыносимой: глухая тайга, бездорожье, отдаленность от центра, гиблый климат, насильственная изоляция ссыльных революционеров от промышленных центров, отсутствие регулярной почты, грубость полицейских властей.

«Сидим на щавеле с хлебом», «большинство голодает», «призрак голодной и холодной смерти преследует меня» — эти и им подобные фразы из писем ссыльных, опубликованных в журнале «Сибирские вопросы» в 1908 году, говорят сами за себя. Оставался один путь — в батраки к местным кулакам-богатеям, но и это не всем удавалось.

В годы столыпинской реакции в Нарымский край было сослано свыше двух тысяч революционеров. Среди них лучшие люди России — большевики. Ни тайга с ее бескрайними болотами и мошкарой, ни полуголодный режим, ни оторванность от партии и рабочего класса, ни глушь и бескультурье не сломили революционеров. Стойкость ссыльных большевиков, их выдержка, организованность, а главное — их высокая идейность, во имя которой они переносили любые, тяжкие лишения, сделали их ядром политической ссылки, ее душой. Многие меньшевики и эсеры опускались морально и физически, нередко открыто предавали свои идеалы, становясь местными торговцами и даже полицейскими (как это было с эсером Дребезовым). Ссыльные же большевики подавали наглядный пример человеческого достоинства, верности делу революции, преданности партии.

26 июня 1911 года Свердлов прибыл в село Колпашево. Он проделал перед этим длинный путь в арестантском вагоне из Петербурга до Томска и оттуда на пароходе к месту ссылки. Прибыл Яков Михайлович в Колпашево несколько необычно. 18 июня его вместе с двумя другими ссыльными привезли из томской пересыльной тюрьмы на пристань и под конвоем двух специально приставленных к нему надзирателей препроводили на пароход «Колпашевец». Пароход отчалил, а Свердлова на нем не оказалось. Жандармы прозевали его. Побег совершился ночью. Многолюдье и суета на пристани содействовали беглецу. Но скрыться столь ловко мог лишь опытный революционер. Вскоре после этого томский уездный исправник получил от Свердлова письмо, в котором Яков Михайлович извещал его, что он «сошел за покупками, где задержался, и по возвращении парохода не застал», а посему отбывает в Нарым, чтобы явиться к властям.

Что же случилось?

Свердлова предали меньшевики. Они верховодили в томской организации ссыльных социал-демократов и испугались возможных полицейских преследований. А испугавшись, отказались помочь Свердлову двинуться дальше, настаивая, чтобы Яков Михайлович вернулся в ссылку. Смутило Свердлова и то обстоятельство, что один из ссыльных, пришедших на пароход, был арестован при попытке спрятать его вещи. Так появилось столь изумившее томского исправника письмо Свердлова о пресловутом опоздании на пароход…

В ту пору в Нарыме сложилась сильная партийная группа, тесно связанная с ЦК, с Москвой и Петербургом. Среди большевиков, сосланных в Нарым, были В. В. Куйбышев, И. Д. Чугурин, И. В. Присягин, М. И. Сычев (Франц Суховерхов). Они организовали школу, в которой изучали политэкономию, историю партии, профессионального движения, историю России, русской литературы. Был создан самодеятельный театр.

Однако к осени 1911 года царские власти последовательно, с ожесточением свели на нет одно за другим завоевания политических ссыльных, которых они добились благодаря инициативе и настойчивости большевиков. Была разгромлена Нарымская подпольная партийная организация, ее возглавлял Валериан Куйбышев. Были закрыты библиотеки, театр, столовые, пекарни. Томский губернатор Гран летом 1911 года специально приехал в Нарым, чтобы лично установить еще более жесткий режим ссылки. По его приказу было изменено и место ссылки Свердлова. Якову Михайловичу надлежало отправиться за 600 верст вверх по реке Кети, в село Максимкин Яр, бывшее тогда «остяцкой столицей».

Что это было за место, красноречиво свидетельствует Вл. Косарев, бывший со Свердловым в Нарыме: «Когда нам, бывало, грозили Максимкиным Яром, у каждого мороз пробегал по спине».

За немногие дни пребывания в селе Тогур Свердлов успел снестись с местными ссыльными большевиками.

Б. И. Краевский вспоминал, что Яков Михайлович передал им свои связи с Россией.

И вот наступил день, когда Якову Михайловичу пришлось сесть в лодку и в сопровождении двух вооруженных надзирателей отплыть в Максимкин Яр.

Свердлова поместили в доме плотника Кудрина. «Представь, — писал Яков Михайлович жене 13 октября 1911 года, — узкую комнату в 3 шага ширины и 7 длины, почти то же, что и камера в предварилке. По одну стену — два маленьких оконца, по другую — одно. К одной стене, выходящей на улицу, приделана кровать на манер одиночных нар из досок, далее сундук, столик и бок другого стола у другой стены, рядом с окошком, к другой стороне кот[орого] примыкает полочка, на ней лежат мои книги. Стену внутреннюю изображает деревянная перегородочка, не доходящая до потолка, и бок русской печки, затем крохотная дверь, ведущая в хозяйскую половину. Стол, за кот[орым] пишу, довольно удобный, покрыт клеенкой. Горит небольшая 7-линейная лампочка. Я уже привык к такому свету, кот[орый] раньше считал бы слишком скудным. Комната низкая, оклеенная мною снизу доверху газетами… Вот тебе моя обстановка».